Цивилизация
Эти три дня в августе для нас, вчерашних школьников, промчались как одно мгновение — строгие голоса советских дикторов по ТВ, трясущиеся руки вице-президента СССР Геннадия Янаева, Ельцин на танке, Хасбулатов с неизменной трубкой, Руцкой с короткоствольным автоматом на плече, президент Горбачев, спускающийся по трапу самолета, дочь Горбачева, укрытая пледом.
Мои симпатии тогда были на стороне противников ГКЧП. Мощный кряжистый Борис Ельцин с прядью на лбу, он олицетворял собой победу демократии. Члены ГКЧП, большая половина из которых были серыми советскими партаппаратчиками, симпатии не вызывали. Само название «ГКЧП» было каким-то неприятным, как огромный паук, а «Лебединое озеро» по телевизору вызывало омерзение.
При этом в моей собственной семье произошел своеобразный раскол: симпатии мамы были на стороне Ельцина, симпатии отчима-разведчика не на стороне ГКЧП, но и не на стороне «демократов». Плюнув на все, он просто уехал на дачу, однако, оценив обстановку, сказал, что «стрелять не будут».
К счастью, он оказался прав. Произошедшее назвали путчем, и поначалу подобное определение даже казалось смешным, потому что слово «путч» — это откуда-то из Чили, где был Пиночет и где его противников расстреливали на стадионе.
Номинальный глава ГКЧП Янаев, бывший комсомольский работник, премьер Валентин Павлов с ежиком, слегший с гипертоническим кризом, и даже глава КГБ Крючков, которого собственные сотрудники за глаза звали Бухгалтером, были совсем непохожи на настоящих путчистов.
Несмотря на то что среди руководителей путча были тогдашние силовики, все они оказались «слабовиками».
Их действия, на счастье сторонников президента РСФСР Бориса Ельцина, были непродуманными, они так никого и не арестовали, и вскоре часть военных даже перешла на сторону защитников Белого дома.
Они ввели танки в Москву скорее для устрашения, чем для реальных действий. Во время событий погибло трое ребят, пытавшихся остановить танки, их безумно жаль, однако не думаю, что кто-то из участников ГКЧП радовался их гибели.
Трое погибших были награждены звездами Героев Советского Союза — российских наград тогда еще не было, и в этом тоже есть символизм.
Спасая Россию, они спасали, желая того или не желая, СССР, который пытался спасти Горбачев и который пытались спасти участники ГКЧП.
При этом я, как и многие тогда, считал, что мы защищаем Россию и одновременно СССР, олицетворением которого и был союзный президент Горбачев. CCCР — и все хорошее, и все плохое, что было в нем, — оказался похоронен после этих трех дней в августе. Я и многие тинейджеры того времени не то что радовались этому, но воспринимали это как данность.
Наш «враг» — маршал Сергей Ахромеев и глава МВД СССР Борис Пуго — воспринял это как собственную смерть. Оба оставили предсмертные записки, и записка Ахромеева особенно пронзительна: «Не могу жить, когда гибнет мое отечество…»
Честный, порядочный человек, он оказался в буквальном смысле на другой стороне баррикад, где стояли защитники Белого дома и «мы нижеподписавшиеся» под их лозунгами. Для нас провал путча был победой свободы, для него — гибелью страны, которой он служил.
При этом Ахромеева нельзя было назвать каким-то твердолобым солдафоном — он поддерживал разумные военные реформы и политику перемен. Лучше всех о нем сказал американский генерал, тогдашний глава Объединенного комитета начальников штабов адмирал Вильям Кроу: «Его самоубийство — это трагедия, отражающая конвульсии, которые сотрясают Советский Союз».
И тогда, и сейчас мне было жаль Ахромеева, хотя я никогда не жалел, что тогда был на стороне демократов, в которых во многом тоже впоследствии разочаровался. Моим единственным спасением было то, что именно они тогда были на законной стороне истории.
Но только спустя несколько лет я пришел к ответу, почему тогдашний путч не удался.
Наверно, потому, что ни Ахромеев, ни генерал Валентин Варенников, ни даже глава Минобороны СССР Язов, которого мы, молодые студенты, не любили, не стали бы открывать огонь по людям, которые собрались возле Белого дома.
Несмотря на то что они жили отжившими идеалами и догмами, они были фронтовиками и понимали, что такое война. Возможно, это их удержало от кровавого сценария, несмотря на то что в обществе были те, кто этого очень хотел.
Через два года, когда между вчерашними защитниками Белого дома произошел раскол, и с той и с другой стороны, не задумываясь, открыли огонь. Россия снова была на пороге гражданской войны.
Иногда я думаю, что, повторись подобные события сегодня, «путчисты 2.0» действовали бы гораздо решительнее.
Конечно, это были бы уже совсем не седые старики, а вполне моложавые люди, которые легко говорят про то, как сотрут кого-нибудь в «ядерную пыль». Потом, в отличие от старого маршала Ахромеева, им действительно было бы что защищать: роскошные дома и дворцы — это посерьезнее, чем абстрактные представления о стране и офицерской чести.
А если бы их путч провалился, они вряд ли бы оставили предсмертную записку о «гибели отечества». Однако слова сочувствия в их адрес из уст их бывших противников, наверное, тоже никогда бы не прозвучали.
