Мы еще протрезвеем

«Пока мертвый не был сожжен, русы предавались беспробудному пьянству. Они... пьют ночью и днем, некоторые умирают, не выпуская кубка из руки», — писал арабский путешественник Ахмед ибн Фадлан, побывавший на Руси в начале Х века и увидевший поминки представителя знати. То есть иностранцы издавна подпитывали мифологию о «беспробудном русском пьянстве».

В связи с 30-летием начала антиалкогольной кампании Горбачева можно, конечно, впасть в ностальгические реминисценции. Вспомнить, как упали доходы казны и вырубались виноградники, а «перегибы на местах» доходили до абсурда. Помню, как в одном захудалом волжском городишке в 14.00, в момент открытия винно-водочного, скопившаяся жаждавшая опохмела толпа выбивала дверь головой какого-то тщедушного мужичонки, точно осажденную крепость стенобитной машиной.

С другой стороны, тогда резко сократилась смертность от алкоголизма, потребление алкоголя снизилось на треть, а продажи — наполовину, выросла продолжительность жизни. Но умер Советский Союз под незабвенное от Жванецкого «не надо было водку трогать».

Где мы сейчас в борьбе и любви одновременно с «зеленым змием»? Статистика, как всегда, подтверждает истину, что она есть наука лукавая. По данным Роспотребнадзора, алкоголиков в России более 5 млн (из которых на учете стоит лишь 1,7%), или 3,4% населения. Данные Минздрава иные: зарегистрировано 2,5 млн алкоголиков, на 100 тыс. населения приходится 2,5 тыс. страдающих этой болезнью. Оба ведомства сходятся в том, что на российскую душу в год приходится около 14 л чистого спирта, и это большой прогресс по отношению к 2009 году. Тогда было 18 л.

То есть потребление, видимо, снижается (даже с учетом роста потребления контрафакта в условиях фиксации минимальных цен на водку).

Подтверждая эту тенденцию в последние годы, ВОЗ, однако, дает другие цифры, ставя Россию по подушевому потреблению на четвертое место в мире с 15,76 л (на первом Молдавия — 18,2, затем Чехия — 16,42, Венгрия — 16,27, за нами Украина и Эстония с 15,6 л).

Страшной тенденцией последних лет стал юношеский алкоголизм: средний (!) возраст начала потребления алкоголя в России снизился до 13 лет, появились юные алкоголики (пик массового потребления алкоголя сместился в возрастную группу 14–15 лет). Этим мы выделяемся на общемировом фоне.

Исторически же мы во многом повторяем общеевропейские тенденции (с поправкой на национальную специфику), проходя примерно такие же волны алкоголизации и «абстиненции», какие проходили другие, но с опозданием. Некоторые дерзко утверждают, что Европа, мол, свой пик алкоголизма прошла пару веков назад и в результате предрасположенные к алкоголизму семейства просто вымерли, «сошли с дистанции эволюции». Намек на то, что и у нас сойдут, но самотеком это вряд ли случится, слишком все запущено.

Научное изучение алкоголизма началось в ХIХ веке — и в Европе, и у нас. Хорошо известны психологические, культурологические, социальные факторы, ему способствующие. Не будем повторяться. Но на сегодня большинство экспертов сходятся в том (это не очень популяризируемая у нас теория), что

не менее чем наполовину алкоголизм предопределен генетикой.

Генетически к нему предрасположены (у разных народов по-разному, не берем азиатов, у которых вообще особая реакция на алкоголь: они генетически не вырабатывают достаточно фермента алкогольдегидрогеназа) от 10 до 20% представителей европеоидной расы. Причем 80–90% «вылеченных» алкоголиков склонны к рецидивам. А остальные не сопьются никогда. Ну почти.

История России знает немало случаев, когда пьянство влияло на ее ход. Так, напившееся вареного меда (тогда это был основный алкогольный напиток) княжеское ополчение проиграло битву на реке Пьяной численно уступавшему войску татарского царевича Арапши (1377). Успешное взятие Тохтамышем Москвы в 1382 году тоже во многом объясняется пьянством в осажденном городе: пьяные защитники, раздухарившись, сами открыли ворота татарам. Средневековая Русь «подсела» на вареный мед, чем не особо отличалась от других европейских народов в тех же широтах (германцы, скандинавы, литовцы). По мере истощения запасов пчелиного меда обратились к ржаному зерну — и квасу. А вот дистилляция, перегонка (и соответственно, водка) пришли в Россию позже, чем она была завезена арабами в Европу, где перегонные кубы появляются уже в ХI — ХII веках. Первыми спирт в Россию завезли генуэзцы в конце ХIV века. Но известный наш кулинар Вильям Похлебкин считает, что к изготовлению водки чуть позже русские пришли самостоятельно и во многом случайно.

Что касается использования алкоголя в качестве источника пополнения казны (этот тезис часто приводят в качестве доказательства «спаивания народа» правительством), то Россия ни в чем не отличается от европейских стран. До второй половины ХХ века, когда там от акцента на такие источники уже отказались, а у нас, напротив, на них налегли. Пошлины с производства меда, вина, а позже водки начали собирать еще при Иване III (конец ХV века). В ХVI веке появляется «царев кабак», на столетия превратившийся в неотъемлемую черту русского быта. Страна начала потихоньку спиваться (заметим, синхронно с Центральной и Северной Европой). Но кабаки все же черта городского быта (кстати, урбанизированная Европа тогда и спивалась быстрее), сельское же население России пило по праздникам. Хотя такая периодичность и способствовала буйной неумеренности в отличие от Южной Европы, где потребление алкоголя (вина) было рутинной пищевой привычкой, а не сезонным «фестивалем буйства».

Немецкий дипломат Адам Олеарий, посетивший Россию в начале ХVII века, писал именно о городах: «Порок пьянство распространен в русском народе одинаково во всех состояниях, между духовными и светскими, высшими и низшими сословиями, между мужчинами и женщинами, старыми и малыми, до такой степени, что если видишь по улицам там и сям пьяных, валяющихся в грязи, то не обращаешь на них и внимания, как на явление самое обычное… Русские никогда не пропускают случая выпить или опохмелиться чем бы то ни было, но большей частью просто водкой».

А что же Европа тех времен? Дистилляция сделала там алкоголь массовым продуктом к концу ХVI — началу ХVII века. Тому помог и начавшийся импорт сахара с Карибских островов. Определяются две основные модели потребления — винная на юге и «виски-водочно-пивная» в центре и на севере континента. В Англии в конце ХVII века с подачи правительства, кстати, преследовавшего те же фискальные цели, начинается «эпидемия джина». Годовое потребление на душу населения только этого напитка выросло до 10,5 л. Причем сельское население налегало еще на эль, пиво и сидр. Другие европейские страны показывали еще более рекордные примеры. Так, в ХVI веке в испанском городе Вальядолиде среднедушевое потребление чистого алкоголя составляло 100 л в год.

Польские крестьяне выпивали до 3 л пива каждый день. В Дании обычной нормой для взрослого был ежедневный галлон (3,8 л) пива. Обычной среднедушевой нормой для английского Ковентри были 8 л неделю, тогда как сейчас — 1,5 л. В средневековой Швеции душевое потребление пива было в 40 раз выше, чем сегодня.

Пик алкоголизации Европы приходится на начало ХIХ века. На заре викторианской эры в Англии потребляли в среднем на душу 43 л алкоголя в пересчете на чистый спирт в год, в Швеции — больше 20 л. Но уже к концу века под воздействием социальных, фискальных и иных факторов, а прежде всего развития индустриализации потребление алкоголя в Британии, Ирландии, а также в Дании падает в четыре раза. Сказалась и тут и антиалкогольная работа церкви. Европу охватило антиалкогольное движение.

В XIX веке максимальный уровень проданных алкогольных напитков — «жалкие» по сравнению с Европой 5 л на душу населения — отмечался в России лишь на рубеже 1860–1870 годов, когда казна нуждалась в пополнении после Крымской войны и отмены крепостного права (для выкупа земель у помещиков). Такой же уровень был достигнут затем лишь к началу 60-х годов ХХ века (после чего неуклонно рос до 1980-х). К началу же ХХ века эти объемы резко снижаются. Введение Николаем Вторым «сухого закона» в августе 1914 года было в общем тренде. Такие же законы примерно в то же время (не только в связи с войной) были приняты в Венгрии, Норвегии, Финляндии, Исландии, США и Канаде.

Известно, например, число алкоголиков в Санкт-Петербурге в конце ХIХ века (а города давали в разы более высокий уровень). Для разных сословий оно резко разнилось. Для крестьян, рабочих, ремесленников и «финляндцев» оно было наивысшим, составляя от 220 до 290 человек на 100 тыс. населения (сегодня, напомним, по Минздраву, уровень по стране — 2,5 тыс.).

В 1914 году в России на душу приходилось 4,7 л чистого алкоголя. «Сухой закон» с небольшими послаблениями продержался до 1925 года, снизив эту цифру примерно до 1 л (хотя самогон оставался неучтенным, конечно). В 1940 году в СССР употребляли уже 1,9 л на душу в год. Примерно в это же время во Франции — 18,9 л, в Бельгии 11,2, в Англии — 3,2 л.

Резкий скачок алкоголизации в СССР начинается в 60-х годах ХХ века, и это идет уже против мировых трендов.

К 1984 году потребление чистого алкоголя возрастает в СССР до 14 л (в США тогда было 8,4, в Швеции — 5,2, в Финляндии — 6,6, в Великобритании — 7,2 л).

Наметившаяся в последние годы тенденция к сокращению потребления алкоголя может быть развита не только за счет государственных ограничений (вроде фиксации минимальной цены на водку), хотя тут на фоне кризиса наметились отступления. Рост качества жизни, изменение условий труда тоже могут помочь как снизить объемы, так и изменить структуру потребления алкоголя. Происходит (хотя медленно) увеличение доли вина и снижение доли водки, например. Хотя эксперты расходятся в оценках по поводу того, дорогой у нас алкоголь (относительно зарплат в ЕС он дороже в пять-шесть раз, что вроде толкает к потреблению суррогатов) или дешевый — относительно наших других товаров (что делает его доступнее).

Однако в целом шанс вернуться к европейским тенденциям и нормам в этой сфере у нас сохраняется. Важно его не пропить.