Цивилизация
«Я мог быть на его месте 35 лет назад», — сказал Барак Обама о чернокожем 17-летнем подростке Трейвоне Мартине, убитом во флоридском городке Сэнфорд в феврале 2012 года «дружинником» (волонтером, работающим помощником полиции по программе Neighborhood Watch) Джорджем Циммерманом. Вообще-то мог бы легко – если бы так же набросился на окликнувшего его «дружинника», сломал ему нос, бил головой об асфальт и так далее. Но в свои 17 лет Обама благополучно закончил колледж, а затем отправился в Гарвард. И хотя он сейчас вспоминает, как ему неприятно было, когда при виде его, черного, в супермаркете за ним начинали пристально следить, не украдет ли он что-то, а белые дамы, окажись с ними чернокожий в лифте, судорожно хватались за сумочки, сам он сумел преодолеть зловещий алгоритм. Не пошел по наклонной. Стал респектабельным политиком, тем более что сумел вовремя порвать со своим радикальным чикагским проповедником – и даже забыть его.
«Если бы на месте Трейвона был белый подросток, то все могло бы обернуться иначе», — добавляет Обама, балансируя, на мой взгляд, на грани «черного расизма».
В общем, да. Если верить статистике, которая в этой части не очень распространяется по соображениям политкорректности (она в Америке уже давно превратилась в своего рода цензуру), в крупных американских городах более 80% всех вооруженных нападений совершают черные, хотя, например, в Нью-Йорке они составляют лишь четверть населения. Вместе с испаноязычными – 98% нападений. Чернокожие также и основные жертвы убийств. Никакому Ку-клукс-клану никогда не удавалось столько убить негров (как еще в XIX – начале ХХ века называли афроамериканцев даже в речах президентов), сколько они сами себя убивают сейчас. По данным ФБР, черные совершают примерно в 7–8 раз больше насильственных преступлений в отношении белых, чем наоборот. Так, статистика практически не фиксирует случаев сексуального насилия белых в отношении чернокожей женщины. Сам же чернокожий мужчина рискует в 40 раз чаще стать жертвой нападения или ограбления, нежели белый.
Циммерман, заметив подозрительного подростка в капюшоне, позвонил в полицию, а потом Мартина в схватке, обороняясь, застрелил. На прошлой неделе он был единогласно оправдан судом присяжных. Присяжных было шесть (по законам Флориды, 12 нужны только для рассмотрения дел, по которым возможна смертная казнь), все они были женщины, пять из них – белые. Сам Циммерман наполовину перуанец. Национальный состав жюри присяжных, по законам того же штата, должен соответствовать национальному составу данного округа. В округе Сэнфорд почти 80% — белые. Суд признал, что Циммерман действовал в пределах необходимой обороны: во Флориде действует узаконенное правило «stand your ground», по которому атакуемый имеет право обороняться с применением силы и оружия, даже если он, теоретически, имеет возможность убежать. На мой взгляд, правило хорошее, хотя сейчас и генеральный прокурор Эрик Холдер (темнокожий), и Обама намекают, что надо бы, мол, посмотреть, не слишком ли такие правила жестоки. Говорить они могут сколько угодно, но пересмотреть, не нарушая принципов американского федерализма, – это вряд ли.
Уже неделю вся черная Америка ходит ходуном и буквально бунтует на митингах, собирающих сотни тысяч возмущенных. В основном черных, конечно. Стиви Уандер так и вообще объявил Флориде бойкот – пока не отменит пресловутое правило. Другие активисты призывают к бойкоту апельсинового сока (из Флориды) и Диснейленда (в Орландо). И вот теперь Обама, которого правые республиканцы давно уже подозревают в том, что он латентный «черный расист», ассоциировал себя с убиенным, который, надо признать по изучении деталей его биографии, был на верном пути к криминалу: наркотики, какие-то явно краденые драгоценности, найденные у него в рюкзаке, образ жизни на грани асоциального.
Случай Циммермана показал, что идеальных судебных систем нет нигде на свете. Всегда найдется дело, решение по которому существенной части общества покажется спорным.
По мере обострения религиозных, расовых и культурологических конфликтов в условиях глобализации число таких случаев будет лишь возрастать. Однако даже это – лишь меньшее зло по сравнению с той ситуацией, когда тот или иной правитель, власть начинают рулить правосудием, исходя из целесообразности текущего политического момента. То, что кажется «целесообразным» (более того, даже является таковым), исходя из краткосрочных целей, обстоятельств и тенденций может обернуться общенациональной катастрофой в долгосрочном и даже среднесрочном плане.
И вот даже Обама, которому оправдательный приговор по делу Циммермана явно не нравится, признает: раз жюри присяжных сказало свое слово, то делать нечего, надо уважать закон. Это еще один из многочисленных случаев, когда в спорных процессах именно институт присяжных встает невидимым, но мощным заслоном между возмущенной частью общественного мнения и властью. Даже в возбужденных афроамериканских головах, даже в самых малообразованных, вряд ли созреет мысль осуждать, требуя к ответу перед толпой и улицей, власть как таковую за какой-то не понравившийся приговор. Никому и в голову не придет ставить под сомнение то обстоятельство, что и члены жюри, и судья действовали не по подсказке сверху, и уже тем более не по указке прокуратуры, переписывая приговор из текста обвинительного заключения, а руководствуясь собственной совестью и законом, даже если он кажется кому-то несовершенным, а совесть конкретного присяжного – не идеально чистой.
У нас нашего «Циммермана», скорее всего, укатали бы (ведь подросток был не вооружен), даже если нападавший на, скажем, русского был бы по национальности «аналогом» чернокожих в Америке. Суды по-прежнему слишком часто трактуют случаи самообороны либо как превышение пределов, либо как убийство. Для начала стоило бы как минимум сделать обязательной нормой рассмотрение всех таких случаев – когда защита ставит вопрос о самообороне — судами присяжных. При всем своем несовершенстве, и даже учитывая многонациональный характер нашей страны, это куда лучше для общества, для самой власти, нежели получать бунты наподобие пугачевского.
Спорных случаев решений присяжных избежать, конечно, не удастся, как и возмущений по этому поводу, но тогда опять же не власть будет «крайней».
К тому же даже спорные с точки зрения той или иной части общества случаи могут лишь укрепить веру в независимость правосудия, что куда важнее, нежели настаивать на обвинительном уклоне судебной системы, которая в нынешней России по жестокости превзошла даже сталинские «тройки» (там процент оправданий был до 15%, у нас – ниже 1%).
Ровно так же, на мой взгляд, должно обстоять дело и с судами по экономическим преступлениям. Мне кажется, что даже при всей обывательской нелюбви к коммерсантам, даже 12 разгневанных квачковых не смогли бы вынести обвинительный приговор в случаях, когда налицо вопиющая несправедливость и явные попытки обвинения состряпать дело на ровном месте, не утруждая себя сбором доказательств, а то и с корыстными целями рейдерского захвата. И тогда очередной процесс над очередным Навальным не превращался бы в противостояние по типу «блогер против президента Российской Федерации», когда проигрыш власти считается самой властью политически недозволительным и крайне опасным, и это высшее мнение, увы, давит на все российские суды от низшей инстанции до верховной. А у существенной части общества не возникало бы ощущения несправедливости и грязной политической игры вокруг, в сущности, невеликого по масштабам дела.
Все это, правда, возможно, только если допустить существование в России независимого суда. Пока власти под теми или иными предлогами лишь сужают сферу применения суда присяжных, а реформа судебной системы, объявленная было в начале 2000-х, благополучно захлебнулась в административном произволе. Независимого суда в России нет. Это обстоятельство на сегодня, на мой взгляд, самое опасное и дестабилизирующее. Не только для экономики (в части так называемого инвестиционного климата, который вот-вот, похоже, превратят в «арктический»), но и для политической стабильности страны. Это куда опаснее даже разнузданных массовых волнений. Не говоря уже о том, что нарастание числа явно несправедливых приговоров может именно к ним, в конечном счете, и привести. Потому что у все большей части общества будет создаваться опасное впечатление, что раз то или иное дело заведомо невозможно по справедливости и законно решить в судах, то его надо решать на улицах.
