Цивилизация
Назначение Ольги Васильевой вместо Дмитрия Ливанова министром образования государственники и представители Русской православной церкви встретили одобрительно. А «недобитые либералы», так называемая прогрессивная общественность, — с оторопью. Они спешно стали даже покидать общественный совет при Минобре. Мол, всякого ожидали, но чтоб такого… Назначение состоялось в день 25-й годовщины путча, которая была встречена молчанием властей и государственных телеканалов. Что-то в этом совпадении есть, конечно.
Первый же прогноз критиков: нужно ожидать введения курса Закона Божьего в средней школе с 1-го и по 11-й класс. Вполне может быть. И что будет тут удивительного по нынешним временам? Разве что то, что такого курса нет до сих пор, «Основы православной культуры» пока не охватили весь учащийся состав.
В Имперской России, до 1917 года, бывали времена, когда должность министра просвещения занимали проходные фигуры. Они не задавали, как теперь говорят, тренд. Но были и другие министры. Которые этот самый «тренд» задавали. Время советской власти тут не показатель: руководящая и направляющая роль партии не оставляла никакой возможности для самостоятельности у работников просвещения. Но можно было расти в узкопрофессиональном плане, идеология до определенной степени тут не была помехой.
Запомнился разве что Луначарский, в дореволюционную пору критикуемый Лениным как «богостроитель» (мол, культ коммунизма заменит традиционную религию). Но критиковать Луначарского по этой части, как оказалось, следовало бы разве что за излишнюю откровенность. Коммунистическую религию в массы внедрили.
С момента учреждения должности министра народного просвещения и до 1917 года лишь три человека занимали ее более 10 лет. Сергей Уваров (с 1834 по 1849 год), Дмитрий Толстой (с 1866-го по 1882-й) и Иван Делянов (с 1882-го по 1897-й). Все трое были убежденными охранителями, если не сказать реакционерами.
И так получилось, что именно консерваторы и внесли самый весомый «индивидуальный» вклад в российское дореволюционное образование.
Все трое были по-своему людьми выдающимися, профессионально подготовленными. Брожения в массах, распространение «бунтарских идей», а затем и революции, впрочем, это не предотвратило. Консервировали-консервировали весь ХIХ век фактически, но так законсервировать страну и не удалось.
Назначение Уварова было созвучно духу николаевского реакционного «застоя». Николай I, чье восшествие на престол было омрачено восстанием декабристов (московская Болотная площадь 2012 года в этом смысле — жалкая пародия на Дворцовую 1825-го), на протяжении всего правления неустанно боролся со смутой и революционной заразой внутри страны и по всей Европе. Уваров с его «православием, самодержавием и народностью» сделал немало для идейного окормления режима. По его убеждению, система образования должна была готовить прежде всего толковых и грамотных исполнителей, а от всех этих «западных штучек» с критическим и аналитическим мышлением одно только зло.
Однако ж именно при Уварове началось становление реального образования в стране. Правда, университеты были поставлены под плотный государственный контроль, но именно при Уварове они, да еще классические гимназии выходят на практически европейский уровень образования. Более того, была возобновлена практика отправки на учебу за границу.
Как ни странно, граф и академик Уваров в результате сам был уволен за «свободомыслие». В разгар революционного брожения в Европе он зачем-то выступил в защиту университетов. А все потому, что «умище-то куда девать».
И был заменен совершеннейшим уж реакционером Ширинским-Шихматовым. Потому что телега, катящаяся по пути реакции, как правило, не имеет тормозов. Ее тогда только Крымская война (поражение в ней) остановила.
Дмитрий Толстой, еще один «министр-долгожитель», пришедший с должности обер-прокурора Святейшего синода, начал работу на ниве просвещения в пору либеральных реформ Александра II. Но они ему не были по душе. Он выступал тогда скорее «технократом». И открыл целый ряд высших учебных заведений. Главное, провел масштабную и успешную реформу среднего образования в стране в 1871 году. В учебные программы были введены большие объемы математики, латыни и греческого языка. А все зачем? Замысел был в том, чтобы улучшать отечественное образование, с тем чтобы неповадно было ездить учиться в Европу, рискуя нахвататься вредных революционных идей. В том числе и поэтому по части оснащения лабораторий и вообще «материально-технической базы» российские университеты при Толстом прибавили значительно.
Поступать, правда, туда могли только выпускники классических гимназий, простолюдинов (выпускников реальных училищ) от университетов отсекли. Властям никогда не нужно было слишком много «шибко умных», особенно социально чуждых.
Идейным вдохновителем образовательной реформы был талантливый, надо признать, консервативный публицист Катков (аналогов ему нынче в консервативно-патриотической части общества не сыскать). Толстой же, будучи назначенным затем министром внутренних дел и шефом жандармов (что символично), порекомендовал в преемники Ивана Делянова (кандидатуру поддержали тот же Катков и идейный вдохновитель «контрреформ» Александра III Константин Победоносцев).
При Делянове достигнут большой прогресс в российском техническом образовании, был открыт целый ряд университетов и институтов высокого уровня подготовки. Но именно при нем начальное образование для простых людей (церковно-приходские школы) было передано в введение Святейшему синоду. При нем выходит печально знаменитый указ «о кухаркиных детях»: незнатных людей было запрещено принимать в гимназии и университеты. Еще более была ограничена университетская автономия...
К чему же все эти исторические реминисценции? К тому, что, как мне кажется, назначение Васильевой — это не только «проявление тренда», притом долгосрочного, и не только закрепление курса на охранительство и отгораживание от проникновения «вредных идей извне» (думаю, антизападничество станет для Минобраза теперь одним из главных, притом «воинствующих» принципов работы). Но помимо этого в ее управлении мы, думаю, увидим многослойное сочетание попыток насаждения в системе образования чисто идеологических консервативных идеологем (особенно в гуманитарной области), умноженных на усиленное «патриотическое воспитание», со стремлением вывести все же образование на более высокий уровень в профессиональном плане.
Мы, скорее всего, будем периодически улавливать (с поправками на время, конечно) ассоциации то со временами Уварова, то Толстого и Делянова одновременно.
Внимательный взгляд на статьи и выступления Ольги Васильевой, изучение ее карьеры не оставляет никаких сомнений в том, что по взглядам она убежденный консерватор. Причем религиозный. Что само по себе не может считаться катастрофой. В Америке вон «неоконы» то сами у власти, то хотят к ней вернуться.
В конце концов, должен же министр просвещения наконец-то соответствовать (а в чем-то превосходить) по своим взглядам большинству учительского корпуса страны. Эти люди по большей части — отнюдь не «прогрессисты», а как раз самые что ни на есть консерваторы, причем — отчасти из-за своей материальной бедности и ограниченных возможностей идти в ногу со временем — консерваторы косные, порой до реакционности и архаики.
Система, построенная на тотальном бюрократическом контроле и отчетности за каждым чихом, приучила их к конформизму и покорности. А работа во всяких избирательных комиссиях с их «чуровскими методами» эти конформистские качества закрепила.
Чем «консервативнее» будет руководитель этих людей, тем его лучше примут.
В одной из статей в 2014 году Васильева писала: «Консерватизм во всех его формах — правовой, религиозной, политической — актуален сегодня более, чем в XIX веке. Нам есть что сохранять, и мы должны это сделать. Консервативная позиция должна присутствовать в нашем общественном сознании, в нашей жизни…». Проблема разве что в том, что вопрос «что сохранять?» явно относится к временам существования тех двух русских государств, которых уж нет на карте.
Всю свою научную карьеру Васильева занималась историей отношений Русской православной церкви и государства. В мировоззренческих симпатиях, во взглядах на общественное развитие, воспитание и т.д. она, без сомнения, на стороне церкви. Написав кандидатскую на тему «Советское государство и деятельность Русской православной церкви в годы Великой Отечественной войны», она затем и докторскую защитила по этой же теме. Написала 10 монографий и более двух сотен статей. Это вам не наукообразная тарабарщина про какой-нибудь нооскоп.
Работая уже в должности завкафедрой государственно-конфессиональных отношений в Российской академии госслужбы, она вошла в так называемый сретенский кружок людей, близких настоятелю Сретенского монастыря архимандриту Тихону. Это авторитетный человек, как известно. Ныне уже архиерей. А в будущем, как знать, сможет претендовать и на роль патриарха. Я бы совершенно не удивился этому.
Васильева читала лекции по истории церкви в Сретенской семинарии. Она — член диссертационного совета по теологии, которая теперь у нас признана вполне себе наукой. В ее лице мы вообще имеем дело с серьезным ученым, ее статьи и монографии выполнены на высоком профессиональном уровне. Да и обе диссертации, кажется, будет бесполезно проверять на плагиат, в отличие от трудов ее предшественника.
Настоящий профессионал обычно более нетерпим к проявлениям непрофессионализма у других, тем более подчиненных, чем обычный бюрократ-технократ. Причем профессионализм в данном случае может иметь внеидеологический характер.
Профессионально подготовленный консерватор лучше безграмотного крикуна-либерала. И наоборот, конечно, тоже.
Можно надеяться, что Васильева будет последовательно бороться против любых проявлений профанации в образовании, всех этих псевдоуниверситетов, руководимых полуграмотными самозванцами от науки, большая часть которых были пойманы на плагиате.
От нее, конечно же, не стоит ждать никакой такой модернизации нашего образования. Впрочем, все доселе проводившиеся «модернизации» под предлогом «свободы мысли и творчества» и заимствования чужого опыта никаких успехов ему не принесли. Нужно говорить о развале и деградации.
Возможно ли выправление ситуации, стоя на прочной основе национал-консерватизма, да еще и при мощной «духовной» составляющей? Хороший вопрос. Теоретически, как ни странно, возможно. Но для этого нужны деньги. Они тоже носят «внеидеологический характер». Доля расходов на образование в России — около 4% ВВП, это самый низкий показатель по сравнению со всеми странами ОЭСР (в среднем 6,3%). Сейчас власти настроены урезать эти расходы и дальше. И тогда нашей школе не поможет уже никакой, даже самый патриотический консерватизм. Останется только молиться.
