Цивилизация
Для тех, кто и впрямь в политике, она не увлечение. А дело. Грязное или чистое — зависит от человека. А для многих дело — это жизнь. И ясно: чем больше мы знаем о таком человеке и его жизни, тем больше оснований ему доверять. А что мы знаем о российских политиках? А почти ничего. И не потому что не интересно. Наоборот.
Во второй половине 1980-х самоцензурные канаты ослабли и в моду вошел такой как бы народный стишок — «Сон Горбачева».
Советская фантазия на тему Страшного суда. А как иначе? Предчувствие конца СССР само собой сопряглось с концом света. И вот он — сон: Сталин, Хрущев, Брежнев стоят смирно перед Лениным. А он их судит. И карает. А ему дает наказ. И в том числе велит:
…И Раису как царицу
не вози по заграницам…
Вот такой очень консервативный, очень советский стишок. В нем нет архаики — тоски по дням Царя-гороха или имперской поре. Как раз тогда-то царственные супруги нередко вместе ездили за рубеж.
В 1894 году Николай II и Александра Федоровна впервые после коронации поехали в Европу. Сперва во Вроцлав и Герлиц, где царь встретился с Вильгельмом II и наблюдал маневры его армии. А после – в Данию и Британию.
А вот в 1896 году президент Франции Феликс Фор встречает их в порту Шербур. Париж в восторге. Продают мыло «Le Tsar». Жуют шоколад с двуглавым орлом. Сажают Николая и Фора кузнецами в игрушку «мужик и медведь». Мол, зададут они жару тевтонам. Раздают портреты царя с рекламой сапожных и перчаточных мастерских. «Журналь де Деба» предлагает: а давайте называть девочек, рожденных в октябре, Ольгами. В честь первой дочки августейшей четы.
Осенью 1901 года они вновь во Франции. А в 1910 году — в Германии. И речи нет, что жене быть рядом с государем неудобно.
И это не по нраву авторам стишка. В нем сапожно-лапотная советская эпоха спорит с мундирно-эполетной эрой империи. Цариц, мол: да — возили. А нашим вождям своих жен — не положено. Их место у плиты. Зря что ли Виктория Петровна Брежнева нигде не «светится», а учит кремлевских поварих варить мужу борщ.
Впрочем, знали об этом немногие. Личную жизнь первых лиц и чиновников прятали. Как и их жен. Кто знал их имена и лица? Здесь советские нравы были поархаичней царских.
Вдовец Сталин — ясное дело — ездил в Тегеран или Потсдам один. Вояжи Хрущева и Нины Петровны людям не нравились. Кому — тем, что в 1959 году в Штатах она предстала в нарядах, «снятых» кремлевскими портными с британской королевы. Кому — тем, что в 1961 году вышла к элегантным Кеннеди в костюме доярки.
И вообще, как это — вождь страны где все равны ездит по миру с женой? А жители сидят дома. Так что народ ценил, что Брежнев ездит один. И Андропов. А Черненко — вообще не ездит.
И тут — Горбачев с Раисой Максимовной. И в Союзе, и в Америке. И везде.
Запад это оценил. Пара отвечала образу современного лидера с супругой. Тогда там просто не знали, как по-разному выглядит современность с разных сторон «железного занавеса». Раиса Горбачева была ну прямо «первая леди». Славно смотрелась рядом с Нэнси Рейган и Маргарет Тэтчер. Стильно одевалась. Ярко улыбалась. То есть символизировала вступление страны в эру не только «нового мышления», но и нового поведения.
Издания искали способ сделать с ней интервью, печатали на обложках. Популярный журнал «Woman's Own» назвал ее женщиной 1987 года. Она порвала привычный (в том числе и дома) шаблон — миф о том, что Россия — страна бояр, прячущих жен в горницах.
В монархических обществах прошлого венценосная семья — это символ мощи и непрерывности династии. Ныне в конституционных монархиях она гарант свобод и прав подданных. В открытом и динамичном обществе, устремленном к развитию, публичность жены или мужа государственных деятелей и политиков — норма. С поправкой на местные обычаи народы привыкли видеть их вместе. Имеющий семью кандидат на выборный пост в США — от школьного совета до президента — вплетает в предвыборную стратегию свою семью. Ибо семья и семейные ценности высоко стоят в списке приоритетов его избирателей.
Когда-то Джон Кеннеди женился в том числе и потому, что быть холостым было опасно для репутации 36-летнего политика. В этом возрасте холостой сенатор — а он уже был в Сенате и метил в Белый дом — вызывает вопросы о здоровье и ответственности. И не зря со дня свадьбы он старался фотографироваться и появляться на людях с детьми и женой. Не потому, что он и Джеки и впрямь были молодой красивой парой (Рональд и Нэнси Рейган пришли в белый дом в 70 и 60 лет), а потому, что политика в окружении семьи более внятным, близким, своим видит народ. А это влияет на его решения, когда он спрашивает себя: может ли человек, не умеющий отвечать за свою семью, отвечать за большую — за нас?
Конечно, это не значит, что у Кеннеди и других политиков не было или нет семейных тайн — что называется «скелетов в шкафу». И были, и есть.
Но открытость и общительность этих людей привлекает внимание публики к другим вещам: например — к элегантности жены; или — к умению мужа тонко общаться с коллегами и журналистами. Во время визита во Францию Кеннеди так ни о чем толком не договорился с Де Голлем. Но люди в обеих странах обсуждали не это, а восторг парижан американскими гостями.
Во многом открытость личной жизни современных политиков объясняет и то, что несмотря на разницу в имущественном положении между ними и большинством избирателей она не катастрофически велика и не вызывает аллергии. Они знают: по статусу президент Французской республики живет в роскоши Елисейского дворца. Но она временна. Скоро он вернется в квартиру или дом, что не слишком отличается от жилища обычного гражданина.
Подчеркнутая отдельность от тех, кого называют «простыми людьми» – атрибут архаичных и качественно ветшающих систем. Когда-то эту грибоедовскую «дистанцию огромного размера» проложили практики тоталитаризма. На основе так называемого «принципа вождя», который ставил во главе и над обществом лидера — воплощение государства. При этом взаимосвязь между ним и гражданином виделись им как отношения господства и подчиненности. Как в военном лагере, противостоящем миру.
Отсюда — твердые челюсти, стальные взгляды, скульптурные позы и PR-операции по созданию образов уникальных одиноких героев, порой покидающих замки, чтобы потолковать с молодежью, похлопать по щечке подростка и приголубить малютку. В обществах, переживших лагерный комплекс, СМИ входят во дворцы.
Яркость пар Макрон и Трамп во время визита Дональда и Мелании в Париж в 2017 году сработала на их бренды. Как и эпизоды, когда они казались трогательными.
А то и забавными. Ведь такими их видят общества, частью коих они стали, временно исполняя доверенные им обязанности.
Там, где отношения между государством и гражданами основаны на партнерстве, рациональней максимально сокращать расстояния. Не городить вокруг себя, семьи и имущества пятиметровый забор. «Мой дом — моя крепость» — великий принцип. И никто не вправе заставить человека выставлять напоказ личную жизнь. Открытость диктует не долг, не обязанность, а здравый смысл. Она снимает подозрения в злоупотреблениях, домыслы и слухи о несметных богатствах. Которые, как мы знаем от Остапа Бендера, могут быть обретены только нечестным путем.
Да, личную жизнь избирателей и политиков стережет закон. Но мудро ли делать его помехой в проявлении журналистами нормального профессионального интереса к работе и жизни политиков и государственных деятелей? Или, к примеру — членов царствующих династий в странах, где сохранились монархии? Они же так интересны массовому читателю, слушателю и зрителю, который так любит красивые и увлекательные истории из жизни тех, кто в чем-то его опередил. И при разумном применении рождают теплые и добрые чувства. Что, как мы знаем, полезно политикам.
