Цивилизация
Своего непосредственного начальника и автора фразы «Денег нет, но вы держитесь» Козаку, конечно, не превзойти, но с коллегой по вице-премьерскому цеху Игорем Шуваловым он вполне может посоревноваться — фразу «смешно, но люди покупают» про квартиры по 20 квадратных метров тоже многие еще помнят.
Справедливости ради надо сказать, что, как часто случается с мемами, слова Козака (впрочем, как ранее и Шувалова), по большому счету, вырвали из контекста.
Смысл речи чиновника сводился к старинной и вполне уважаемой формуле: «Ваша свобода размахивать кулаками заканчивается там, где начинается свобода носа».
Потому что сложность с эксплуатацией многоквартирных домов в том и состоит, что в них есть сугубо частное пространство, то есть собственно квартиры, но есть также общая площадь и общие коммуникации, за которые отвечают все жители сразу, а в случае наличия в доме муниципального жилья еще и государство. То есть на практике в российских условиях зачастую никто. Это создает массу проблем, знакомых всякому, кто пытался, например, общими усилиями отремонтировать протекшую крышу или установить шлагбаум при въезде во двор.
В случае с реновацией это означает, что от позиции одних собственников зависит судьба других. И это данность, созданная бесплатной приватизацией жилых помещений в начале 90-х годов, которая отличалась, например, от эстонского варианта. Там даже у многоквартирного дома один собственник, который и решает, как им распоряжаться, а жители квартир — простые наниматели. Вроде бы и прав у них меньше, но и рисков тоже, основную часть которых несет только собственник. Развалится дом — хозяин лишится источника дохода, а арендаторы просто сменят место жительства. У нас в таком случае пострадают все.
И иного способа решать проблемы, кроме как меньшинству подчиняться решению большинства, вроде как не остается. В противном случае, как выразился Козак, «все вообще будет парализовано».
Конечно, можно сказать, что большой процент собственников жилья — это вообще наследство социалистических форм хозяйствования. В России он достигает 90% граждан, а в странах Западной Европы колеблется вокруг 50%, и нет ничего зазорного в том, чтобы всю жизнь пробыть в статусе арендатора. Но это сравнение трудно назвать релевантным, учитывая, что именно право собственности на жилье долгое время казалось у нас чуть ли не единственным гарантированным.
Кажется, именно поэтому активная публика зацепилась за слова вице-премьера о праве собственности.
Ведь это принципиальный вопрос — существует ли в России собственность вообще и как она защищена.
Вопрос тем более мучительный, что именно в этом году наша страна отмечает столетие революции, ключевым сюжетом которой был как раз вопрос о собственности — тогда на землю.
Когда массовая жилищная приватизация начиналась, одним из ее лозунгов было создание класса свободных собственников, которые должны были составить политическую основу новорожденного российского капитализма.
На практике пока получилось другое. Есть правящая верхушка, которая требует отношения к себе, как «в лучших домах Лондона и Парижа»: уважения к частной жизни, неприкосновенности собственности и пр. Есть группа граждан, которые благодаря проекту расселения вдруг вспомнили, что действительно являются собственниками и хотели бы уважения к этому статусу. И есть те, кто, очевидно, исходит из того, что хуже все равно не будет — почему бы не попробовать? То есть собственниками себя не особо сознают, но, вероятно, считают «не халявщиками, а партнерами», как в известной рекламе МММ. Двум последним группам первая, по сути, и предлагает выяснять отношения между собой.
Кстати, самые богатые граждане, судя по всему, давно осознали, как обстоят дела с абсолютным характером их собственности — начиная с «дела ЮКОСа».
А потому диверсифицируют — либо бизнес на тот случай, если какой-то будет отнят, либо капитал, переводя его на заграничные счета или на родственников. Ну а кто-то просто откладывает «на тюрьму».
У обладателей мелкой собственности, подобной той же квартире в хрущевке, таких возможностей просто нет. И потому для них рассуждения о том, что их права «не абсолютны», звучат как явная заявка на революцию. Вызванную, в отличие от ситуации столетней давности, не тем, что терять, кроме своих цепей, нечего, а как раз наоборот — терять есть что. И если уж серьезно затевать пересмотр итогов приватизации, которую многие в стране считают несправедливой, то, прямо скажем, начинать надо не с собственников квартир, которые небезосновательно считают свои приватизированные квадратные метры лишь крохами того пирога, который был разделен в начале девяностых.
Тех, кто рассчитывает благодаря инициативам властей добиться улучшения качества жизни, понять, конечно, можно. В конце концов, когда государство строило пятиэтажки, оно обещало в дальнейшем коммунизм или как минимум более качественное жилье — почему бы наконец не выполнить хотя бы одно из этих обещаний. Но тут стоит вспомнить, что за несколько лет до все той же революции тогдашний премьер Петр Столыпин, отвечая на вопрос, почему бы в принудительном порядке не отнять землю у помещиков и раздать нуждающимся, заметил: если отнять сегодня у одних, то какие гарантии завтра будут иметь другие, в том числе новые владельцы?
К сожалению, пока не видно, что российское государство стремится раз и навсегда зафиксировать право собственности.
И потому волей-неволей формирует у людей гражданскую солидарность: чем более свободно ведут себя чиновники с чужой собственностью, тем больше люди осознают, что противостоять этому могут только вместе. Гражданское общество развивается, но пока вопреки, а не благодаря власти.
