Цивилизация
Обыски, проходящие в «Гоголь-центре» и у его руководителя Кирилла Серебренникова, предсказуемо взбудоражили далеко не только театральную общественность. Творчество режиссера и работа его театра все последние годы для многих служили пространством внутренней эмиграции, бегства от все более навязчивых массовых культурных трендов с их упором на слепое государственничество, «духовные скрепы», где духа гораздо меньше, чем официоза.
Для кого-то это служило и одним из аргументов против эмиграции реальной: мол, именно здесь, в Москве, существует театр мирового уровня, софиты которого светят тем ярче, чем темнее все происходящее за его стенами. Гремит творческий коллектив, который в короткое время превратил в культовую площадку забытый богом нафталиновый театр на задворках Курского вокзала. Не без покровительства, конечно, лояльных чиновников, но, выходит, тем лучше. Значит, и у всего государства есть шансы, пока на него работают люди, разбирающиеся в культуре.
И вот теперь уголовное дело, которое создает совсем другую картину: «культурные партизаны» попали в окружение, прорыв из которого пока выглядит чудом.
Состояние растерянности от новости об обысках быстро сменилось выражением цеховой солидарности со стороны многочисленных коллег. Хаматова и Миронов зачитали письмо в поддержку Серебренникова. Солидарность, в свою очередь, стремительно приобрела политическое звучание: многочисленные публицисты и общественные деятели напрямую связали расследование с гражданской позицией режиссера, которую трудно назвать лояльной властям. Это обернулось стихийным сбором вокруг здания «Гоголь-центра», и выглядит оно уже не просто высказыванием, а квазиполитическим действием.
Звучит пугающее слово «война».
Конечно, нетрудно посмотреть на дело и с другой точки зрения. В стране уже минимум год как началась довольно мощная антикоррупционная кампания, затронувшая губернаторов, силовиков и некоторых федеральных чиновников. И странно было бы требовать, чтобы она обошла стороной кого-то по принципу его вклада в российскую и мировую культуру. Следователи, мол, не критики, у них работа другая — разобраться в «споре хозяйствующих субъектов», и все тут.
Доказательная база дела такова, что проверить ее вроде бы нетрудно. Действительно ли был только один субподрядчик, с которым «Гоголь-центр» заключал контракты? Действительно ли он аффилирован с самим Серебренниковым? Были ли проведены мероприятия, на которые выделялись миллионы бюджетных рублей? Никакой политики, обычная оперативная работа.
Проблема в том, что слишком много понятных гражданам аргументов заставляет их в этом сомневаться. К сожалению, власти не делают почти ничего для того, чтобы доказать, что остаются «над схваткой».
Во-первых, играет свою роль то, что Серебренников действительно не стесняется в выражении своих политических оценок, его критическая позиция довольно очевидна. И пусть его трудно назвать диссидентом, но легко — человеком, который многих может не устраивать.
Сразу хочется вспомнить, когда в последний раз аналогичному преследованию подвергался человек из сферы культуры, сидящий на государственных контрактах и имеющий государственнические взгляды, — но не получается.
Также появилась версия, что уголовное дело, в рамках которого прошли обыски в «Гоголь-центре» и дома у режиссера, было возбуждено по итогам прокурорской проверки, начатой после жалоб на «нецензурную брань, пропаганду аморального поведения и порнографию» в театральных постановках.
Связь антикоррупционного расследования и банальной цензуры выглядит вполне правдоподобной.
Разумеется, все эти аргументы — в отличие от потенциальной доказательной базы следствия — пока скорее эмоционального свойства. Но проблема как раз в том, что в открытой общественной дискуссии за последние годы только эмоции и остались, и власти многими своими решениями этому способствовали.
В искусстве есть понятия «текста» и «контекста», причем нередко последний существенно важнее первого. Это значит, говоря простыми словами, что нельзя на русском языке просто написать книгу о войне и мире — она всегда будет иметь некоторое отношение к «Войне и миру». Нечто похожее имеет место и в нашей сегодняшней общественной жизни. Все, или почти все, что происходит, увы, обречено на то, чтобы получить оценку с точки зрения конфликта между властью и ее противниками.
Получается, что, с точки зрения общества, больше не может быть неполитического «театрального дела». Как не может быть и «неполитического» митинга против реновации.
Любой конфликт воспринимается сквозь призму политики, а не обсуждается по существу. В стране крайне мало легитимных возможностей повлиять на действия властей, а значит, недовольные будут использовать любой повод, чтобы выразить свое недовольство. Безусловно, плохо растрачивать бюджетные деньги. Но для противников власти гораздо хуже — годами выстраивать абсолютно непрозрачную систему управления, в том числе финансовыми потоками.
Конкретно для культуры в стране все это чревато печальным, даже трагическим выбором. Крупные деньги в России есть только у государства, но сотрудничество с ним для деятелей культуры выглядит все более рискованным. А это значит, что постепенное исчезновение значимых явлений и маргинализация независимого художественного творчества становятся все более вероятными.
