Блогера обвиняют в 18 преступлениях по двум, возможно, самым спорным статьям УК — 282 (возбуждение ненависти по религиозному и национальному признакам) и 148 (оскорбление чувств верующих).
Если внимательно посмотреть на все эпизоды, которые легли в основу обвинения, складывается ощущение, что сам этот судебный процесс похож на какое-то новое, самое причудливое произведение видеоблогера.
Вплоть до истории с найденной у Соколовского ручкой со встроенной видеокамерой, которая по российским законам считается «спецсредством». А поскольку Соколовский не Джеймс Бонд и не сотрудник ФСБ, к тому же сам путался в показаниях о происхождении этой ручки, она стала дополнительным основанием для того, чтобы считать видеоблогера опасным преступником.
Международная организация Amnesty International назвала Соколовского «узником совести». И такую оценку можно понять.
Его ролики, конечно, можно посчитать оскорблением, но с точки зрения современных представлений о праве трудно считать преступными деяниями.
По версии следствия, своими видеороликами Соколовский оскорбил православных и лично патриарха, мусульман, отдельно чеченцев и даже феминисток. Самое известное «творческое достижение» Соколовского, благодаря которому его дело получило всероссийский резонанс, — ролик «Ловим покемонов в церкви». Ролик снят в храме Спаса на Крови в Екатеринбурге. По мнению экспертов, привлеченных следствием, верующих оскорбило, что Иисуса Христа блогер называет «редким покемоном», а один из фрагментов видео сопровождается нецензурной песней, стилизованной под православное песнопение.
В цивилизованных светских государствах такое в принципе неподсудно. В России это было тоже неподсудно еще совсем недавно — все изменило дело Pussy Riot, посмевших в балаклавах и экстравагантных нарядах в храме Христа Спасителя 21 февраля 2012 года устроить «панк-молебен». После этого дела и «реальной двушечки», которую получили участницы группы, в нашей стране и появилась уголовная статья «оскорбление чувств верующих». При этом сами верующие, неоднократно громившие светские выставки, музеи, срывавшие театральные спектакли, никаких реальных сроков почему-то пока так и не получили.
Разумеется, видеороликам Соколовского вполне можно предъявлять богословские и моральные претензии.
Кто-то в социальной сети довольно точно написал, что, по сути, человека судят за плохой вкус.
Статьи УК, по которым судят Соколовского, опасны тем, что допускают крайне расплывчатое и расширительное толкование. При этом вряд ли в роликах Соколовского есть что-то, что способно поколебать веру верующих или феминизм феминисток. Он просто не слишком корректно и довольно эпатажно выражает свои атеистические взгляды. Но свобода совести и слова закреплена в нашей Конституции.
Процесс над Соколовским трудно назвать и судом за «мыслепреступления» — ничего преступного блогер явно не замышляет.
Ругать людей бранными словами, независимо от их социального или политического статуса, у нас пока вроде бы тоже не запрещается — стоит включить телевизор на любом политическом шоу, чтобы в этом убедиться. Это плохо, но не преступно.
Дискредитирует уголовное преследование Соколовского и сам характер судебного процесса. Экзальтированные показания оскорбленных православных. Прокурор, который говорит подсудимому, что нельзя противопоставлять себя обществу. Никакими законами не определяется, как человек должен относиться к обществу. Есть конкретные действия, которые могут быть признаны судом общественно опасными. Но видеоролики без призывов к насилию вряд ли являются таковыми.
Сам Соколовский на суде заявил: «Я не экстремист. Может быть, я идиот, но я не террорист!» Его действительно судят как экстремиста. Хотя единственное насилие, которое он совершил, — это «пощечина общественному вкусу».
Подобные судебные процессы дискредитируют не только нашу судебную систему. Они выходят боком самой церкви. Непонятно, почему представители религии, которая по идее должна учить любви к ближнему, прощению, терпимости и миролюбию, так легко впадают в ненависть по самому незначительному поводу.
Тот же процесс над Pussy Riot сделал участниц группы известными на весь мир. Вряд ли именно этого хотели инициаторы процесса. Но там хотя бы прослеживался явный политический мотив. В видеороликах Соколовского нет политики, так что у судей, прокуроров и самой РПЦ не было никакого «государственного» резона превращать эту историю в судебный процесс. Таким резоном стало наличие той самой статьи в УК об оскорблении чувств верующих и общее направление нашей политики.
«Смягчающим обстоятельством» могла бы стать и личная судьба Руслана. Он потерял отца, когда учился во втором классе. Потом умер старший брат. Больна его мама. Для Соколовского, жителя небольшого городка Шадринск в Свердловской области, видеоблогерство стало чуть ли не единственно возможным способом заработка. Церковь могла бы помочь ему, а не пытаться засадить за решетку на три года.
Ролики Соколовского кто-то может счесть грубыми и даже «бесчеловечными», но разве более человечно в этом процессе выглядят прокуроры или церковь? Головы православных фундаменталистов, всюду видящих подрыв основ, для самого государства гораздо опаснее, чем любые ролики блогеров и даже ловля покемонов в храме. Потому что реальной власти у этих людей сегодня в России гораздо больше, чем у видеоблогера, которого до судебного процесса почти никто и не знал.