Цивилизация
Перформанс Pussy Riot (который был направлен не столько против церкви, сколько против слияния церкви с властью) расколол общество на «православную» и светскую части. Тогда, по сути, впервые эти группы стали такими выраженными, а их конфликт оказался столь непримиримым.
Призывы к патриарху проявить милосердие и не доводить дело до реального тюремного срока услышаны не были: три участницы группы получили свою «двушечку», а все общество чуть позже — новый уголовный закон о защите чувств верующих и все более активное вмешательство церкви в светскую жизнь. По тому же принципу «зуб за зуб», как в свое время ответом на «болотные» протесты стали новые поправки в законодательство о митингах и дальнейшее политическое «закручивание гаек».
Закон оказался, как и предупреждали юристы, миной замедленного действия.
Новая уголовная статья вдохновила православных активистов на многочисленные акции протеста против выставок, спектаклей, фильмов, которые, по их мнению, оскорбляют чувства верующих. Некоторые «оскорбления» доходили до вполне реальных уголовных дел, большинство которых эксперты называют спорными и «притянутыми за уши». На днях в суд передали нашумевшее дело блогера Соколовского, игравшего в Pokemon Go в мемориальном храме на месте расстрела царской семьи. За время следствия в этом уголовном деле, помимо ролика с ловлей покемонов, появилось еще девять эпизодов — следователи внимательно изучили творчество блогера и нашли в нем много поводов для уголовного преследования.
Почему именно решение о передаче Исаакиевского собора в управление РПЦ вызвало активный гражданский протест, написано немало.
Но одной из главных причин, как представляется, стало то, что называется эффектом «последней капли».
Когда чувства и представления о справедливости одной части общества долгое время не учитывались другой; когда диалог церкви с обществом за последние годы превратился практически в монолог; когда власти перестали делать вид, что хотят найти компромисс в светско-церковных конфликтах, гражданам, по сути, оставалось только выйти на улицы. Что они и сделали, уже не особо обращая внимание, разрешена эта акция протеста или нет. Не случайно одним из лозунгов противостояния был «Нам нечего терять, кроме Исаакия».
И это первый протест за долгие годы, в котором борьба «светских сил», по крайней мере, выглядит не такой уж бесперспективной. Люди в Санкт-Петербурге продолжают выходить на площади, петиция против передачи собора церкви продолжает собирать подписи (на сегодняшний день там больше 213 тысяч), в соцсетях начался флешмоб, где одни пользователи зачитывают стихотворение музыканта Шнурова, посвященное Исаакию и позднее удаленное из инстаграма по жалобам других пользователей.
На фоне всего происходящего «источники в Кремле» вдруг сообщают, что президент был не в курсе решения о передаче Исаакия церкви (это «не в курсе» в нашей политической системе значит немало), губернатор Полтавченко неожиданно не подписывает закон о запрете встреч депутатов с избирателями (именно в этом формате проходили в Петербурге акции против передачи собора) и уходит в отпуск, депутаты Толстой и Милонов, скорее под влиянием старших товарищей, извиняются за свои антисемитские намеки в адрес протестующих...
Что случилось? То ли власти в данном случае решили дистанцироваться от набирающего силу светско-религиозного конфликта, выступить независимым арбитром, то ли внутри самой властной вертикали отношение к церкви сложилось сегодня, мягко говоря, неоднозначное. Претензии РПЦ на все большие материальные ресурсы и на все большее влияние в государстве не могут не настораживать людей во власти.
Понятно, что сторонники передачи храма в ведение церкви отступать не собираются, но впервые за эти пять лет наметился обратный тренд — не жесткого диктата, а поиска компромисса.
В РПЦ сегодня называют возможным вариант с «церковно-государственной» принадлежностью Исаакия, процесс передачи храма обещают растянуть минимум на шесть лет, подробно прописав в договоре права и обязанности музейщиков и священников, а патриарх предлагает считать передачу собора «актом примирения»
«Когда-то разрушение храмов, массовые убийства верующих стали ужаснейшей страницей национального разделения, теперь мир вокруг возвращенных церквей должен стать олицетворением согласия и взаимного прощения — белых с красными, верующих с неверующими, богатых с бедными», — сказал он на заседании Высшего церковного совета РПЦ в храме Христа Спасителя.
Жаль, патриарх не сказал, почему разделение между «верующими и неверующими» в последние годы достигло такого накала, и не объяснил, почему именно передача собора, а не, скажем, ходатайство церкви об отмене уголовной статьи за оскорбление чувств верующих могло бы стать «символом примирения».
Именно распространение Уголовного кодекса на такую субъективную вещь, как человеческие чувства, во многом повлияло на создание такой нервной обстановки в обществе. Государство в конфликтных ситуациях до последнего времени довольно часто вставало на сторону церкви и православной общественности и даже дало в руки этой привилегированной части репрессивный механизм. А если в руках есть такой «убедительный аргумент», то зачем вступать в дискуссии?
Казус Исаакия напомнил, что никакие «аргументы» не могут заменить полноценный уважительный диалог — ведь многих верующих возмутил не столько сам факт передачи собора в пользование РПЦ, сколько то, в какой безапелляционной манере это решение было доведено до граждан. Общество в очередной раз убедилось, что только солидарные и сплоченные акции заставляют власти прислушиваться к мнению народа. А сам Исаакиевский собор стал не столько символом примирения (до этого, кажется, еще очень далеко), сколько символом надежды на то, что такое примирение в принципе возможно.
