За последнее время шоу талантов «Минута славы» умудрилось прогреметь дважды. Героем первого скандала стала восьмилетняя Вика Старикова, исполнившая песню Земфиры «Жить в твоей голове». Владимир Познер заметил, что родителям не стоило выбирать ребенку такую «взрослую» песню — для ее исполнения необходима чувственность, до которой дети еще не доросли. Рената Литвинова осведомилась, какие еще песни Земфиры знает исполнительница. Выяснилось, что других девочка не знает, и даже крупные слезы на глазах ребенка не смягчили судью: Литвинова нажала на красную кнопку.
В следующей программе эксперты оценивали выступление уже взрослого участника — Евгения Смирнова из Краснодарского края, исполнившего вместе со своей партнершей Аленой Щеневой парный танец. Евгений в прошлом — чемпион России по брейк-дансу. В 2012 году он попал в автоаварию и в результате халатности врачей (перелом голени медики умудрились превратить в гангрену) потерял ногу выше колена. Но не сдался — не только сам вернулся к танцам, но и открыл инклюзивную танцевальную школу, в которой дети-инвалиды учатся вместе со своими сверстниками без физических ограничений.
На сцену «Минуты славы» Евгений вышел без протеза — и станцевал без всяких скидок на инвалидность.
Тем не менее он, как и Вика Старикова программой раньше, удостоился от Владимира Познера замечания о «запрещенном приеме». А от Ренаты Литвиновой вопроса — почему «ампутант» не «пристегнул вторую ногу», то есть протез, «чтобы ее отсутствие было не настолько очевидно». «В танце она мне просто мешает», — с усмешкой отреагировал Смирнов.
На Познера и Литвинову ожидаемо обрушился град упреков в бесчувственности. Что понятно.
Дети всегда вызывают всплеск эмоций у взрослых, а уж слезинка ребенка — тем более.
Тут уж не до рефлексий на тему, стоит ли вообще использовать детей во взрослых шоу, чем грешат многие родители, вольно или невольно эксплуатируя своего ребенка — кто ради славы, а кто и ради денег.
С темой инвалидов — еще сложнее. Советская власть десятилетиями не задумывалась ни о пандусах и других элементах безбарьерной среды, ни об инклюзивном образовании, ни о достойной работе для людей с ограничениями по здоровью. Даже инвалидов Великой Отечественной сначала свозили доживать на Валаам с глаз долой, а потом стали просто держать дома, чтобы не смущали своим «уродством» других людей.
Да и до сих пор в российском обществе на полном серьезе спорят, может ли человек с физическими или умственными ограничениями наравне со здоровыми людьми жить, учиться и работать.
Будь в обществе по этому поводу полный консенсус, не было бы многочисленных скандалов про то, как ребенка с синдромом Дауна выгнали из кафе или как родители здоровых детей протестуют против открытия в школах инклюзивных классов, и многих других довольно стыдных историй. И у властей, и у многих граждан в России отношение к инвалидам сегодня скорее лицемерное: на словах — всячески поддерживаем, на деле — пандусы кривые, на работу не устроиться и «почему мой ребенок должен сидеть за одной партой с дауном?».
Литвинову и Познера сразу поставили в тот же ксенофобский ряд. Дескать, следуя их логике, дети должны ходить в школу, а не на телешоу, инвалидам не стоит смущать полноценных зрителей ампутированной конечностью, ну и так далее в духе доморощенного консерватизма: женщина должна сидеть дома-рожать детей, а также одеваться скромно и ответственно, чтобы, не дай бог, не провоцировать короткой юбкой потенциальных насильников.
Но в данном случае, кажется, не все так однозначно. Тем, кто делает лишь первые шаги по пути толерантности, действительно трудно согласиться с таким пониманием равноправия, когда отличия не должны становиться ни поводом для ущемления прав, ни поводом для форы.
Когда феминистки бьются за право женщин получать за одну и ту же работу одинаковую с мужчинами оплату — это одно, но когда они требуют, чтобы женщины получали больше мужчин, потому что им труднее выполнять эту работу, — это уже не кажется таким же справедливым.
Паралимпийские игры — однозначное благо, сила духа и воли людей, преодолевающих не только спортивные, но и личные физические преграды, достойна восхищения и всяческой поддержки. Но вряд ли обычные олимпийцы согласятся участвовать на равных в соревнованиях с инвалидами, которые получат фору за то, что у них нет ноги или руки. Это просто обессмыслит достижения большого спорта.
Вопрос — как найти грань между ущемлением прав «иных» и эксплуатацией этих особенностей.
Причем не только особенностей здоровья, но и пола, и возраста, и веры, и сексуального выбора, и многих других. Это — очень серьезный и сложный разговор. Сейчас он идет в Европе и США, где безудержная толерантность привела к тому, что люди без особенностей стали зачастую чувствовать себя ограниченными в правах. В России до этого, конечно, еще очень далеко — но хорошо, что разговор о полноценном равноправии у нас в принципе начался и вызывает горячие споры не только в среде интеллектуалов.
Однозначно плохо, что, как и многие другие дискуссии в нашем обществе, разговор о правах «иных» идет сегодня без уважения друг к другу. Многие из сочувствующих Вике Стариковой и Евгению Смирнову, думается, были оскорблены не столько точкой зрения судей на выступления участников, сколько их слишком грубыми комментариями в адрес исполнителей. Обижать людей просто потому, что тебе их выбор, мнение или поведение кажется неправильным или неоднозначным, — точно не самый лучший способ донести до них свою точку зрения. И чем тогда по большому счету «продвинутые» Литвинова и Познер отличаются от «православных активистов», громящих непонятные им выставки.
Так что для начала всем нам нужно научиться толерантности высказываний, а уж потом, шаг за шагом, идти дальше. Так, может, и придем в такую страну, где пандусы не упираются в стену, где женщины не должны доказывать, что они «тоже люди», а оценки выставкам и спектаклям дают в рецензиях, а не на уличных акциях.