Цивилизация
Хорошо известно, что протест заразителен.
Мятеж американских колонистов против английского господства вдохновил деятелей Великой Французской революции. Свержение Луи-Филиппа и провозглашение Второй республики во Франции привело к повсеместным антимонархическим восстаниям 1848 года. После нашей Октябрьской революции под лозунгом «Сделаем так, как в России» выступили пролетарии Германии, Венгрии, Словакии, Италии и Ирландии.
Массовые протесты поляков, случившиеся в Познани летом 1956-го, стали примером для организаторов Венгерской революции осени того же года.
В 1968-м студенческие бунты, сотрясавшие американские и французские университетские кампусы, спровоцировали молодежный протест по всему миру — от Японии и Мексики до Польши и Югославии.
В разгар «пражской весны» впечатленные ее успехами польские студенты вышли на улицы с транспарантами «Польша ждет своего Дубчека». Падение в 1989 году коммунистического правительства в Польше привело к эффекту «снежного кома», в результате которого в течение трех месяцев рухнули восточноевропейские режимы, существовавшие до этого десятилетиями.
В 1986 году в результате «желтой революции» на Филиппинах был свергнут правивший до этого более двадцати лет диктатор Фердинанд Маркос. Как вспоминают американские политконсультанты, участвовавшие в организации кампании лидера протеста Корасон Акино, через месяц после победы им позвонили из Южной Кореи. Разговор начался с фразы: «У нас в Корее есть своя Корасон Акино». Речь шла о лидере оппозиции Ким Дэ Чжуне, который вскоре станет президентом во многом именно благодаря грамотному подражанию своей филиппинской предшественнице.
«Арабская весна» тоже разворачивалась по принципу домино — пример восставших в одной стране стимулировал выступления в соседних, а акт самосожжения тунисского торговца фруктами Мохаммеда Буазизи, с которого все началось, был многократно повторен в Алжире, Египте и Йемене.
Успехи протестующих арабов вдохновили недовольных и за пределами исламского мира: выступления против навязанной Евросоюзом политики финансовой дисциплины в Греции, протесты граждан Израиля против растущих цен на жилье и жителей Боливии, недовольных дороговизной продуктов питания, движения «Indignados» в Испании и «Occupy Wall Street» в США, Болотная в России, неудавшаяся «жасминовая революция» в Китае, а также десятки протестных движений в остальном мире — все они в той или иной степени испытали влияние «арабской весны».
Именно подражанием Хантингтон объяснял свою теорию «волн демократизации». Демократизация не ходит в одиночку.
В отличие от элитных механизмов захвата власти, таких, например, как военный переворот, она набрасывается на авторитаризм стаей. Причем последняя — третья — волна отличается от двух первых именно более высокой ролью демонстрационного эффекта, связанного с глобализацией и развитием информационных технологий.
Помимо демонстрации самого факта того, что массовый протест способен привести к падению ненавистного правительства, важное значение имеет и указание на то, как именно этого нужно добиваться. Люди имитируют формы протеста, вкладывая при этом в них свое собственное содержание.
Официальная коммунистическая пресса в Польше с удовольствием рассказывала о сидячих забастовках, которые практиковали протестующие против расовой сегрегации американские студенты. Это привело к тому, что когда их польские коллеги начали антиправительственные выступления по совершенно другому поводу — они требовали политических свобод, — то стали использовать те же самые сидячие забастовки. Как вспоминал один из организаторов студенческих протестов в Париже Ален Кривин,
«многое из тактики студентов, использованной в 1968 году, разучивалось годом раньше в Берлине и Брюсселе в ходе антивоенных демонстраций… Немцы были пионерами в вопросах тактики…»
Стоило участникам «Движения за свободу слова», созданного студентами Университета Беркли в 1964 году, заявить о том, что у них нет лидеров, поскольку это противоречило бы принципам демократии, за которую они борются, как вслед за ними тезис о «leaderless resistance» взяли на вооружение участники молодежных протестов по всему миру. Когда в 1969-м чешский студент Ян Палах в знак протеста против оккупации Чехословакии советскими войсками совершил акт публичного самосожжения, он запустил целую волну: всего попыток самосожжения было зарегистрировано 26, семь из них — со смертельным исходом.
Подражая своим коллегам из Египта, участники арабских восстаний переименовывали центральные площади своих городов в «Тахрир» и называли отдельные дни недели «Днем гнева», «Днем упорства» и т.д. Специалисты, исследовавшие восстание в Египте, отмечали, что задача вывода людей на улицы в 2011-м была значительно облегчена благодаря тому опыту, который жители страны получили, протестуя по совершенно другим поводам — в 2000 году в знак солидарности с палестинской интифадой и в 2003-м в качестве протеста против американского вторжения в Ирак. Когда в подражание Тунису не мудрствующие лукаво китайские оппозиционеры попытались использовать раскрученный бренд и тоже назвали свою революцию «жасминовой», китайские власти запретили продажу в Пекине цветов жасмина и отменили проводившийся до того ежегодно Международный культурный жасминовый фестиваль.
При запросе слова «жасмин» интернет-поисковики тогда вообще перестали выдавать варианты.
Кроме того, властители Поднебесной принялись беспощадно удалять из интернета записи популярной народной песни «Цветок жасмина», не пощадив даже ролик с участием тогдашнего председателя Ху Цзиньтао, в котором он напевает эту песню вместе с африканскими студентами, изучающими китайский язык, во время своего визита в Кению.
Трамп — не просто президент. Он — лидер протеста.
Его победа на выборах в США является результатом протестного голосования в чистом виде. Это классический сценарий, когда собственную кампанию оппозиционер строит исключительно на критике системы, а свой запредельный антирейтинг компенсирует высокой явкой недовольных избирателей, для которых желание что-то поменять оказывается более сильным мотивом, чем проблемный имидж оппозиционного кандидата. На фоне низкой явки сторонников власти этого оказывается достаточно для победы.
Так это было в 2013-м у Навального, так это случилось в прошлом году у Трампа.
Когда отечественные лоялисты восторгаются по поводу того, что «Трамп опрокинул все прогнозы социологов», то им точно так же восторгающимся по поводу пресловутых 86% поддержки нашего президента — не радоваться надо, а переживать. Потому что Трамп в очередной раз подтвердил, что протестные настроения могут оказаться сильнее, чем это фиксируют опросы.
Новый американский президент может симпатизировать Путину, отменить санкции, признать Крым российской территорией, согласиться с нашей позицией по Сирии и сделать массу других приятных вещей, но это не отменит того факта, что его успех на выборах стал еще одним прецедентом победы политика, опрокидывающего статус-кво.
Российские СМИ так долго рассказывали о том, как «хороший» Трамп ведет неравный бой с финансово-бюрократической машиной, управляющей Америкой, что его победа была воспринята именно в качестве победы «кандидата от народа» над «кандидатом от истеблишмента».
Если кто-то из оппонентов власти захочет воодушевить своих сторонников этим примером, он, безусловно, найдет в их душах эмоциональный отклик. Дело в том, что Америка — это не Филиппины, не Португалия и не Украина. Это та страна, которой, несмотря на всю нелюбовь, мы постоянно подражаем. Именно ее мы хотим «догнать и перегнать». Именно ее считаем великой и хотим быть такими же. Не случайно главный аргумент, который используют наши «патриоты», оправдывая неблаговидные поступки властей, звучит так: «Америке можно, а нам нельзя, что ли?»
После «арабской весны» отечественные массмедиа потратили массу усилий, демонстрируя, что ситуация в постреволюционном исламском мире значительно ухудшилась. Падение уровня жизни, нестабильность, ностальгия по утраченным благословенным временам — эти темы не сходили с экранов наших телевизоров. Возможно, именно это мы узнаем в наступившем году про трамповскую Америку. Нельзя приучать избирателя к мысли о том, что протест может привести к чему-то хорошему.
