В действительности спор о подвиге 28 панфиловцев не стоит выеденного яйца. Что бы ни говорил министр Мединский и его единомышленники по «охранительному» лагерю, никто из серьезных исследователей, которых он позволил себе назвать «мразями», никогда не подвергал сомнению героизм красноармейцев, защищавших Москву в 1941 году. Речь всегда шла о нормальном ремесле историка — исследовании источников, уточнении реальных деталей трагических событий и о реконструкции того, почему в школьных учебниках и в памяти потомков они остались в таком виде, а не в каком-то другом.
Ведь сегодня даже самые рьяные верующие в массе своей не возражают, когда историки дают научные комментарии к библейскому тексту, исходя из данных археологии или через сопоставление с другими источниками того времени. Работы ученых не могут поколебать их веру. А вот веру в подвиг советских воинов, видимо, могут. Как же надо не уважать, недооценивать подлинный подвиг наших солдат в годы войны, чтобы его постоянно ретушировать и лакировать!
К сожалению, имя таким, кто в нашем обществе рассуждает подобно министру культуры, — легион. Тех, кому свойственна та же историческая неуверенность в себе и в своих предках. И это по-настоящему тревожит.
История не может и не должна отменять миф, но и миф не должен отменять научную историю.
У них свои равно значимые функции и большой общий смысл — активировать те рецепторы человека и общества, которые отвечают за сопереживание и чувство единения. Просто миф воздействует на эмоциональный центр личности, а наука — на интеллектуальный. Миф дает идеальный образ, научное исследование — объемную картину. Одно без другого попросту вредно.
Наши сегодняшние «охранители» по привычке грешат на перестройку и «лихие девяностые». Мол, тогда либеральная общественность так увлеклась разоблачением советского прошлого, что нынешний откат назад просто неизбежен. Это, конечно, преувеличение.
Да, в то время было немало спекуляций, а порой и политически ангажированных трудов. Но историки в массе своей занимались своей непосредственной работой: получив доступ к архивам, закрытым десятилетиями, жадно принялись за их изучение и популяризацию. Иногда допускали ошибки, иногда поддавались эмоциям — а попробуй не поддайся, впервые прикасаясь, скажем, к теме ГУЛАГа или расстрелов на Бутовском полигоне, но занимались своим делом.
В отличие от того времени сейчас большого объема новых источников в оборот не вводится, и сегодняшние мейнстримные «историки» заняты исключительно фантазированием на темы многовекового сдерживания России внешними силами; такой же вековой «пятой колонны» внутри страны; попыток, якобы предпринимаемых либералами, обесчестить историю России.
К пиару и публицистике это имеет самое непосредственное отношение, к научной истории — никакого, и именно поэтому здесь слово «историк» взято в кавычки. Но проблема в том, что слишком многим захотелось бы взять в кавычки и словосочетание научная история.
Все дело в том, что в нашей стране катастрофически девальвирована ценность гуманитарного знания. В интернете ходит популярная шутка о том, что для гуманитариев стоило бы устроить Паралимпиаду по математике.
Но подобного рода «соревнования» по истории происходят в социальных сетях чуть ли не ежедневно: тысячам людей кажется, что достаточно простого здравого смысла, чтобы рассуждать на темы истории.
Не случайно министр, отбиваясь от упреков в научной несостоятельности собственной диссертации, привлек к пиар-кампании в свою защиту актеров, музыкантов, художников (характерно, что все они, так или иначе, проходят по его ведомству). Для них историк — это любой, кто пишет книги о прошлом. И неважно, какого качества — знает год Куликовской битвы, уже хорошо. А если и не знает, но увлекательно объясняет, почему она была на пару веков раньше или позже, или не было ее вовсе — тоже молодец.
Критерий в сознании только один: если соответствует то или иное событие, явление или оценка «национальным интересам» — берем в расчет, если нет — не берем. А как же правда? Десятилетия советской власти приучили, что вот она точно бывает только названием газеты и всегда в кавычках.
На самом деле любой современный историк, озабоченный вопросами теории этой науки, скажет вам, что история не ставит перед собой задачу установить истину. Только выяснить максимально возможное на данный момент. Это нормальная исследовательская скромность, но в нашей стране она обернулась пугающим цинизмом.
Конечно, виновато и государство, скрывавшее документы и поставившее гуманитарные науки на свою идеологическую службу. Конечно, доля ответственности лежит и на самих историках, соглашавшихся играть по этим правилам.
Но страдает в итоге все общество, которое живет во все более выдуманном мире и не желает выйти из этой матрицы.
Теперь, объявив «иностранным агентом», принуждают к фактическому закрытию общество «Мемориал», которое четверть века занимается сохранением памяти о сталинских репрессиях. То есть выводит страну из зоны исторического комфорта и заставляет отвечать на мучительные вопросы, без которых просто невозможно дальнейшее развитие. Оправдывают ли государственные цели бесчеловечные средства? Существует ли коллективная ответственность? Как научиться видеть в одной исторической эпохе и страшные репрессии, и великую победу?
Одной важной структурой, задающей эти вопросы, взятые не из фантазий, а из реальных исторических практик, может стать меньше. Страна еще больше погрузится в собственные представления о самой себе и будет еще больше удивляться, почему же ее не понимают все вокруг.
Но всякий раз, когда мы будем сетовать на собственную техническую отсталость и неудачи нашего государственного строительства, нужно будет помнить, что это прямой результат неразвитости гуманитарной области знания.
Потому что уже давно и технический, и социальный прогресс напрямую зависят от способности воспринимать новое, общаться и перенимать опыт. Это все то, что воспитывают в людях гуманитарные науки.
В среду на встрече с учителями Владимир Путин предложил подумать о введении в школах курса духовно-нравственного воспитания. Пожалуй, лучше бы президент делал упор на современном качественном обучении гуманитарным наукам — тогда, возможно, с духовностью и нравственностью проблем было бы меньше и не понадобился школе особый предмет. Как минимум высокопоставленные чиновники научились бы обходиться в своей речи без матерно-тюремной лексики. А пресс-секретарю президента не пришлось бы прибегать к эвфемизмам («министр культуры в совершенстве владеет русским языком, который весьма многогранен»), комментируя их заявления.