Беби-боксы в России начали внедрять только пять лет назад, всего в стране их не больше двадцати штук, за все это время в этих «окнах жизни» было оставлено около сорока детей, некоторые из них потом вернулись в свои семьи. Таких детей было бы гораздо больше, если бы о существовании беби-боксов знало больше людей. Но внедрение этой практики в России совпало с разворотом страны в консерватизм.
Против беби-боксов активно выступал бывший омбудсмен Павел Астахов. Елена Мизулина подготовила законопроект об их запрете, хотя еще в 2011 году сама же пыталась законодательно их легализовать. Теперь сенатор считает, что «государство не должно поощрять отказы от новорожденных», наличие беби-боксов «значительно повышает риски торговли детьми и иных сделок с ними», и при этом «нарушается право ребенка на идентичность». Оставленный в беби-боксе ребенок не знает своих родителей, на что имеет право согласно Конвенции ООН по правам ребенка.
В общем, беби-боксы оказались более привлекательной мишенью для законодателей, чем проблема инфантицида — каждый год в России от рук матерей погибает около ста младенцев, которых находят то в мусоропроводах, то на помойках, то на вокзалах. Считается, что наличие беби-бокса при больнице или роддоме, где можно анонимно оставить ребенка, зачастую способно предотвратить убийство. По словам экспертов, стереотип «наркоманка, алкоголичка, маргиналка — детоубийца» практикой не подтверждается, на убийство идут внешне здоровые женщины, встроенные в социум, но оказавшиеся в сложной для них жизненной ситуации. Проблема инфантицида требует сложных решений, денег и времени. Запрет двадцати беби-боксов в стране — дело одного росчерка ручкой. Право ребенка знать своих родителей парадоксально оказывается важнее права ребенка на жизнь.
Поборники запрета абортов, напротив, отстаивают право на жизнь, но при этом почему-то считают права эмбрионов важнее прав родившихся детей и их матерей.
Патриарх и муфтий пока не призывают запретить аборты полностью, как в соседней Польше, но подписали требование вывести аборт из услуг бесплатной медицинской помощи. Эта идея уже давно циркулирует в Думе, в частности, в качестве законопроекта в 2015 году ее предлагала та же Мизулина. В новом созыве законопроект, видимо, хотят лоббировать с помощью сил общественников и церкви.
По подсчетам экспертов, на аборты в год из средств ОМС тратится около 6 млрд руб., при том что по медицинским показаниям их делается всего 4–6%, остальные — по желанию женщины или настойчивой просьбе ее партнера.
Россия здесь мировой лидер, каждый год в стране делается больше миллиона абортов.
Искусственное прерывание беременности до сих пор остается в России одной из ведущих форм «контрацепции» просто потому, что настоящими контрацептивами люди у нас пользоваться так и не научились. В том числе и потому, что сексуальное просвещение в школах под нажимом той же церкви практически свернуто.
Аборты, конечно, никак нельзя назвать полезной и безопасной для здоровья женщины операцией. Но забирать у женщин это право очень опасно. Собственно, такой опыт в нашей стране уже был — аборты были запрещены в 1936 году. Тогда их стали делать подпольно. По статистике, только в одном 1940 году по этой причине умерло более 2 тыс. женщин. Запрет действовал с 1936 по 1955 год.
Сегодня предлагают запретить бесплатные аборты, что ударит по самым незащищенным женщинам, которые просто не могут позволить себе ребенка или прерывание беременности в коммерческой клинике.
Церковь и Дума, видимо, рассчитывают на демографический взрыв, полагая, что платный аборт эти женщины делать не будут. Но если у них нет денег на платный аборт, как тогда они смогут вынашивать и содержать ребенка? Скорее всего, опять возникнут подпольные более дешевые абортарии. Увеличится количество сирот и погибших от рук матерей младенцев.
И, в конце концов, неужели мы правда мечтаем о демографическом приросте, состоящем из несчастных, брошенных и попросту нежеланных детей?
Кроме вывода абортов из системы ОМС общественники хотят запретить «противозачаточные средства с абортивным действием» и даже экстракорпоральное оплодотворение, к которому прибегают бесплодные пары. Церковь не устраивает жестокое отношение к тем эмбрионам, которые не пригодились для оплодотворения.
Логика безупречная: если не хочешь рожать, но можешь — рожай, если хочешь, но сама не можешь — не рожай.
И в случае с запретом беби-боксов, и в случае с запретом бесплатных абортов мы имеем дело с опасным формализмом, обернутым в разговоры о морали. Государство сегодня не хочет от своего лица звать женщин оставлять детей в детдомах и делать аборты за счет налогоплательщиков. Это выглядит непатриотично, не соответствует моде на скрепы и традиции.
Сегодня у государства нет ни желания, ни ресурсов на просвещение масс, зато есть желание и возможности пересматривать уже существующие общественные консенсусы в поисках какого-то особенного национального пути. Поднимать рождаемость запретом абортов, лечить СПИД молитвами и пропагандой семейной верности, считать презервативы символом сексуальной распущенности. Но запреты не облегчают жизнь людей, они лишь выталкивают своих граждан в серую зону с выброшенными в помойку младенцами и абортариями на дому.