Цивилизация
Именно поэтому официальные Ташкент и Астана, где после распада СССР власти приложили все усилия, чтобы повысить национальное самосознание, отныне всегда будут смотреть на Россию как на своего бывшего колонизатора, не оставляющего свои попытки прибрать к рукам природные богатства республик и лишить их права принимать самостоятельные решения во внешней политике.
В июле этого года исполнилось сто лет с начала Среднеазиатского восстания — крупнейшего выступления жителей национальных окраин против властей Российской империи.
Восстания, сравнимого по масштабам с польскими волнениями 1863 года или войной на Кавказе, длившейся не один десяток лет. Для людей, воспитанных на советских учебниках истории, особенно позднего периода, насаждавших мнение о том, будто бы вся Средняя Азия и Казахстан вошли в состав России по большей части добровольно, станет, возможно, откровением то, что овладение регионом стало возможным лишь после ряда кровопролитных колониальных войн.
И как следствие, российская политика в этом направлении мало чем отличалась от той, которую вели другие колониальные державы на территориях Азии и Африки.
Утвердившееся в советской историографии мнение о том, что подавляющее большинство народов Казахстана и Средней Азии более чем лояльно встречало царские войска, превалирует и в современной России. Так, в школьных учебниках заостряется внимание на «бескровных» действиях колонизаторов, тогда как большинство кровавых эпизодов российской экспансии просто игнорируется.
В этом отношении намного честнее выглядит «Краткий курс истории СССР» 1955 года издания, где то и дело встречаются обороты «упорно сопротивлялись киргизы русским войскам», «ожесточенно защищали узбеки свои земли», «воинственные племена Туркмении в течение 12 лет боролись с царскими войсками за свою независимость», и в итоге выносится резюме: после «захваченного» Казахстана «Средняя Азия стала колонией царской России».
Игнорирование этого утверждения и подмена исторических понятий, когда в ход идут заявления президента РФ о том, что у казахов, например, вообще никогда не было своей государственности, или эксцентричные утверждения Владимира Жириновского о том, что «счастливую жизнь в Средней Азии построили мы, иначе они так бы и ездили на ишаках и верблюдах, жили в пустыне», лишь осложняют диалог с независимыми республиками региона. Каждая из которых в свою очередь ныне вольна трактовать события прошлого, так как вздумается ее руководству, что не всегда совпадает ни с советской точкой зрения, ни тем более с эскападами лидера ЛДПР.
К началу XIII века Средняя Азия и южные области современного Казахстана были территорией едва ли не самой высокоразвитой цивилизации на планете.
Доминировавшее в регионе государство Хорезмшахов отняло у захиревших наследников Арабского халифата пальму первенства в мусульманском мире. Самарканд, Бухара, Гургандж, Отрар, население которых исчислялось сотнями тысяч человек, стали центрами развития наук и искусств, достаточно вспомнить Авиценну или аль-Бируни.
Монгольское нашествие положило конец этой золотой эпохе Средней Азии — пожалуй, ни одно завоеванное армиями Чингисхана и его потомков государство не подвергалось такому тотальному разорению, как Хорезм. Последствия атаки монголов на русские земли меркнут по сравнению с тем опустошением, которому подвергся среднеазиатский регион. Тем более что и уровень развития русских княжеств, где государственность находилась в зачаточном состоянии, не шел ни в какое сравнение с уровнем, достигнутым в Хорасане, Мавераннахре и Хорезме.
Средняя Азия так до конца и не пережила разгром, учиненный монголами
Все последующие века за исключением небольшого периода правления амира Тимура, наследие которого потомки разбазарили за несколько десятков лет, регион так и пребывал на периферии мировой цивилизации. Были забыты не только достижения времен хорезмшахов, но и более поздние свершения — к началу российской экспансии в руинах лежало большинство прославленных построек тимуридов. Тем более ни в Казахстане, ни в Средней Азии не прекращались постоянные миграции племен, сопровождавшиеся войнами и разорением территорий, что мешало региону поступательно развиваться.
Старт российскому завоеванию обширного региона — от реки Урал на западе до Иртыша на востоке и от Оренбурга на севере до Памира на юге — был дан указами Петра I, отправившего две военные экспедиции: Бековича-Черкасского в Хиву и Бухгольца в земли Восточного Казахстана. Обе они закончились провалом, но если Бухгольцу хотя бы удалось построить несколько крепостей вверх по Иртышу, потеряв от голода, болезней и нападений кочевников более полутора тысяч человек, то 4-тысячный отряд Бековича в Хиве был вырезан полностью и опорные пункты, которые были ранее возведены по берегу Каспия, пришлось оставить.
После этого провала Россия более века не вмешивалась в дела Средней Азии, сосредоточившись на колонизации Казахстана, которая сопровождалась постоянными восстаниями.
Самое крупное произошло в 40-х годах XIX века под руководством Кенесары Касымова. Но к тому времени аппетиты России, вступившей в Большую игру с утвердившейся в Индии Англией, было уже не остановить.
Провальный Хивинский поход 1839 года не умерил амбиций российских генералов, которые повели наступление на Среднюю Азию по Сырдарье, отвоевывая территории у Кокандского ханства. Первый штурм Ташкента в 1864 году был отбит, но на следующий год нынешняя столица Узбекистана была взята после упорного боя. Затем русские войска взяли под контроль Ферганскую долину и близлежащие области, хотя восстания местного населения против захватчиков здесь продолжались еще более десятка лет.
Почти одновременно начался захват земель Бухарского эмирата — особенно кровопролитным выдалось овладение Самаркандом. В итоге эмир признал российский протектор и пожертвовал империи самые плодородные земли.
За Бухарой последовал черед Хивы — в 1873 году войска генерала Константина Кауфмана, первого генерал-губернатора Туркестана, принудили хана к покорности, в подтверждение чего тот передал России все земли на правом берегу Амударьи. Однако покорение территории современной Туркмении, лишь формально подвластной хивинцам, затянулось до 1885 года. Оно сопровождалось рядом ожесточенных схваток и завершилось битвой на Кушке между россиянами и афганцами, которая поставила Санкт-Петербург и Лондон на грань открытого вооруженного конфликта. Впрочем, на тот раз обошлось, и Россия принялась осваивать новые владения.
Изначально делегированные в регион представители российских властей, в частности непосредственно генерал-губернаторы, выступали за ограничение переселения жителей остальной России на территорию края и тем более против самовольного захвата местных земель. В 1897 году туркестанский генерал-губернатор вообще запретил такое переселение. Но в Санкт-Петербурге придерживались иной точки зрения и, несмотря на невозможность сохранить контроль над количеством переселенцев, всячески способствовали миграции русских, украинцев и прочих в Среднюю Азию. Те же, не попадая ни под какие нормативные акты местных властей, вели себя на новой земле как бог на душу положит.
В 1916 году, когда указ императора Николая II от 26 июня о мобилизации «инородцев» на прифронтовые работы, взорвал весь регион — от Каспия до границ с Китаем, именно русские колонисты стали основным объектом ненависти восставших.
Из около четырех тысяч погибших русскоязычных подданных императора солдаты и чиновники составили лишь около ста человек — остальными оказались переселенцы и их семьи: женщины, дети, старики.
Поэтому императорский указ стал лишь катализатором народного возмущения, росшего как на дрожжах из-за неправильной земельной политики, низкой компетенции и малого количества местного чиновничества (на одного чиновника в Туркестане приходилось более 2100 жителей, тогда как в среднем по России нагрузка на них была в три раза меньше) и частично — из-за нравов «понаехавших». В одном из номеров Журнала Совета Туркестанского генерал-губернатора за 1911 год упоминалось пристрастие русских к винопитию и что «туземное трудолюбивое население часто с презрением относится к обессилившему от пьянства русскому населению».
Восстание 1916 года российские власти смогли подавить лишь к январю 1917 года. И хотя отдельные очаги восстания продолжали тлеть, им ввиду грянувших революционных преобразований суждено было стать эпизодами уже Гражданской войны. Которая, к слову, дольше всего агонизировала именно в Средней Азии — именно тут сопротивление большевистскому центру в лице так называемых «басмачей» завершилось только к концу 30-х годов XХ века, когда все остальное население метрополии — в данном случае СССР — уже миллионами грузилось в вагоны, чтобы отправиться на покорение Крайнего Севера и Дальнего Востока. Тоже в своем роде колонизация — только насильственная с обеих сторон.
Из всех республик региона 100-летие Среднеазиатского восстания, как и в целом тема российской колонизации, наиболее активно муссируется лишь в Киргизии, где еще со времен «тюльпановой революции» 2005 года сохранилось некое подобие демократического общества. Там, например, изредка и довольно вяло предлагают России покаяться и признать подавление восстания 1916 года, в ходе которого, по разным оценкам, погибли или сбежали в Китай несколько сотен тысяч местных жителей, геноцидом.
В остальных странах точка зрения на историю формируется официально, спускается сверху и никаких вольных трактовок не позволяет.
Уходя от болезненной темы российской колонизации — Россия-то никуда не делась, — в Казахстане, Узбекистане, Таджикистане — концентрируются на более древних событиях и персоналиях, проводя мостики из глубокого Средневековья сразу в наши дни. Чтобы было чем в следующий раз ответить Жириновскому.
Поэтому кем бы ни были преемники Каримова или Назарбаева на президентских постах, «пророссийский» курс (как, впрочем, и «прозападный») они будут проводить лишь в той степени, в которой он будет отвечать в первую очередь их собственным интересам. Это как никто лучше продемонстрировал как раз узбекистанский лидер, не раз менявший вектор внешней политики в зависимости от складывавшейся геополитической конъюнктуры.
Усилит ли свое влияние Россия в Узбекистане после прихода к власти того же Шавката Мирзияева (премьер-министр республики считается наиболее вероятным преемником Каримова)? Возможно. Но лишь до той поры, пока это будет выгодно официальному Ташкенту.
Что же касается политики Узбекистана по отношению к своим соседям, то тоже маловероятно, что она подвергнется сильной корректировке. Тот же Мирзияев, которого патронирует всесильный шеф СНБ (Служба национальной безопасности) Рустам Иноятов, зарекомендовал себя как весьма жесткий управленец, и сомнительно, что в спорных вопросах, оставшихся со времен Каримова, как, например, в споре вокруг строительства Рогунской ГЭС в Таджикистане или в приграничном противостоянии с Киргизией, он смягчит позицию Узбекистана. Располагающего, к слову, самой боеспособной армией в регионе.
