Цивилизация
Иногда создается впечатление, что три ветви власти в кризисной России — вовсе не исполнительная, законодательная и судебная, а финансовая, политтехнологическая и силовая.
Финансисты бесконечно рыщут в поисках того, что бы еще оптимизировать. Пиарщики в это время объясняют гражданам, почему, несмотря на то что «денег нет», Россия с каждым днем становится все более великой. Ну а силовики, понятно, обеспечивают всему этому процессу соответствующую поддержку.
Собственно, финансовую власть, олицетворяемую Минфином, можно сегодня переименовать в бухгалтерскую, потому что ее функционал, по большому счету, состоит в том, чтобы свести дебет с кредитом.
Заинтересованным лицам и ведомствам приходится справляться с сокращением финансирования кто как может, в меру своего лоббистского искусства. Вот и заведомо скандальный проект Минобрнауки сократить количество бюджетных мест в вузах почти вдвое и уволить несколько тысяч ученых (наличие которого ведомство, впрочем, официально опровергло) выглядит, скорее, как попытка выторговать себе условия получше. Что опять же в наших условиях значит сохранить за собой больше денег.
Два последних кризисных года у страны ушли на ожидания, что «само рассосется», что «отскок в плюс неизбежен», что у нефти есть «объективная цена».
Ушли на увлекательные попытки определить наше физико-географического положение: то ли мы «на пике кризиса», то ли «в центре шторма», то ли, наконец, на «хрупком дне». Но вот буквально в понедельник Высшая школа экономики — один из главных think-tank страны — констатировала, что снизу снова постучали: наша экономика умудрилась проскочить и пресловутое «дно» и двинулась дальше, к новым, так сказать, горизонтам.
«Завершилась лишь первая, самая острая фаза приспособления экономики к «новой нормальности», экономика вновь начала сокращаться, пробив «дно». Причем ВВП, который характеризует выпуск всей экономики в целом, пробил «дно» уже в первом квартале 2016 года, а во втором квартале, согласно нашим оценкам, оказался на 1,4% ниже «дна» и на 5,5% ниже среднего уровня 2014 года», — говорится в подготовленном ВШЭ докладе.
Надежд на скорое восстановление роста у экономистов нет. Приходит понимание, что само не рассосется. А ведомства все так же торгуются за остатки бюджетных денег.
На год хватит резервного фонда. Еще на год — фонда национального достояния.
Замминистра финансов Татьяна Нестеренко тем временем предупреждает: «Если ничего не менять, то к концу следующего года у нас не будет ни резервов, ни возможности выплатить зарплаты. Наша экономика в таком масштабе, в каком есть сейчас, не отвечает тем нашим обязательствам, которые мы набрали и которые мы обязаны исполнять».
Значит, либо отказываться от обязательств, либо менять саму структуру и качество экономики. И почему-то кажется, что выбран будет именно первый путь, который при этом будет представлен как второй, то есть как полноценное реформирование — пиарщики в трудный момент всегда протянут руку помощи бухгалтерам.
Одна за другой зазвучат смелые, прогрессивные, с виду очень либеральные идеи — об отказе от бесплатной медицины в пользу очередной инновационной модели, о новых формах организации высшего образования, о чем-то еще настолько же современном.
Изымать деньги у населения громко и напрямую, например повысив подоходный налог или введя прогрессивную шкалу, для государства слишком рискованно, поэтому наверняка будут изыскивать обходные пути.
Процесс будет сопровождаться и перераспределением, а точнее концентрацией, средств внутри самой правящей элиты по образцу недавних обысков у главы Федеральной таможенной службы. Так чтобы народ не сомневался: богатые и влиятельные тоже плачут.
Но подлинно либеральные реформы, воспоминаниями о которых будут пугать очередное поколение граждан страны, не сводятся только к перекладыванию финансовой ответственности на плечи граждан и к посадкам отдельных чиновников. Это, прежде всего, создание государства, которое «не достает». Граждан — бдительным контролем за любыми их действиями. Бизнес — проверками, регулированием и все новыми правилами.
В конце концов, высшее образование действительно можно сделать почти или полностью платным. Но тогда и университеты должны стать независимыми от государства, со своими собственными требованиями и, страшно сказать, программами. А оценивать их качество должны не высокие проверяющие инстанции, а сами граждане собственным трудовым рублем.
Но такого вольнодумства наше государство не допустит. Оно заставит, с одной стороны, граждан платить за себя и при этом, с другой, оставит за собой право решать, на что эти деньги тратить.
На таком фоне даже кабинет Евгения Примакова, который в свое время называли чуть ли не социалистическим, покажется образцом прогрессивного мышления. Тогдашних министров обвиняли в том, что они не выработали экономическую стратегию и не внесли в Думу предложения по налоговым реформам. А результат работы — промышленное производство в стране за восемь месяцев после дефолта 1998 года выросло на 23%, инфляция уменьшилась с 38 до 3%.
Сегодня государство вроде бы ведет себя так же, не прибегая к радикальным идеям. А результат — проламывание очередного дна. Разница в том, что за последние годы жизнь граждан и работа бизнеса оказались зарегулированы в такой степени, что самим им просто не выплыть из кризисного болота.
У государства нет для своих граждан ни рыбы, ни желания выдать удочку, а точнее — разрешить ей воспользоваться.
Ведь чем больше будет независимых «рыбаков» (университетов, компаний), тем выше политические риски. В этом контексте понятнее, почему речь идет о сокращении государственных расходов на образование и науку.
Чем меньше образованных и критически мыслящих, тем легче работать пиарщикам. Для остальных есть силовики.
Единственное, чего при таких условиях добиться точно не удастся, так это победы в пресловутой глобальной конкуренции, которая сейчас выигрывается именно за счет максимальной открытости и поощрения личной инициативы. Но чем дальше зайдет ползучая архаизация нашего общества, тем больше вероятность, что оно просто не узнает об этом.
