Цивилизация
Редко какая тема вызывает большее раздражение у читателей, чем вынос журналистами на широкую аудиторию внутрицеховых проблем. Но, упреждая строки из старой песни «Какое мне дело до всех до вас…», хочу заметить, что случай с публикацией «Медузы» (организация включена Минюстом в список иноагентов), на мой взгляд, выходит за рамки обычных медиаскандалов, так как хорошо иллюстрирует суть глубинных процессов, происходящих в российских СМИ.
Показателен даже не столько сам скандал, сколько реакция на него в медиасообществе. Напомню, что шум поднялся из-за происхождения этой самой аудиозаписи. В самом начале разговора с редакцией Игорь Тросников прямым текстом попросил: «Мне бы не хотелось, чтобы все, что мы здесь обсуждаем, выходило за пределы этого помещения и размещалось в социальных сетях». Тем не менее кто-то из участников разговора сделал аудиозапись, а «Медуза» опубликовала ее расшифровку.
Дальше журналистское сообщество разделилось примерно надвое. Опуская море разливанное ненормативной лексики и выяснений, кто больше пострадал на колчаковских фронтах, в сухом остатке получаем примерно следующее. Одни, точку зрения которых наиболее ярко выразил Саша Черных из «Коммерсанта», напоминали, что подобная аудиозапись и публикация расшифровки — грубейшее попрание общепринятых норм профессиональной этики, и тревожились о возможных последствиях. Суть позиции их оппонентов сводилась к тезису «на войне как на войне, разоблачать врагов надо всеми возможными способами».
На мой взгляд, конфликт возник исключительно из-за несогласованности терминологии, когда под одними и теми же словами конфликтующие стороны понимают разные вещи, иногда — прямо противоречащие друг другу. Поэтому я бы хотел перевести дискуссию из плоскости выяснения особенностей сиюминутной политической ситуации в стране в сторону несколько более древних вещей, а именно — особенностей профессиональной этики.
Да, действительно, общепринятые принципы работы журналиста толкуют ситуацию однозначно. После того как прозвучат знакомые до боли слова «я тебе расскажу, но не под запись», у журналиста два пути. Ты либо отказываешься и настаиваешь на официальном комментарии с фамилией и должностью, либо соглашаешься и используешь полученную информацию по своему разумению, но таким образом, чтобы не засветить источник и не подставить информатора. Но в любом случае принцип простой — если ты предварительно не выразил своего несогласия, ты не имеешь права засвечивать информацию, поданную с оговоркой off the record.
Происхождение этой нормы — не бином Ньютона. Свой кодекс поведения есть во всех профессиональных сообществах, включая полицейских и преступников, и именно его первым делом вбивают в голову каждого новичка. Кодекс этот, как правило, неофициальный, но при этом свято соблюдаемый всеми членами профессионального сообщества.
Почему эти профессиональные этические нормы обязательно есть и, что гораздо важнее, почему они соблюдаются? Ответ очень простой — все эти цеховые нормы, как и любые нормы морали, существуют по одной-единственной причине.
В основе каждой этической системы лежат сугубо прагматичные, я бы даже сказал, шкурные интересы. Нормы морали должны облегчать людям жизнь, делать ее предсказуемой и безопасной — и это их единственное назначение.
Профессиональная этика, соответственно, создается опытным путем вследствие ошибок трудных для того, чтобы облегчить жизнь членам цеха в процессе исполнения профессиональных обязанностей и способствовать снижению профессиональных рисков.
Поясню на примере. Согласно профессиональным нормам, журналист обязан разводить работу и убеждения. Грубо говоря, есть принцип: если ты по зову убеждений пошел на митинг оппозиции и толпу начали винтить — нельзя прикрываться «корочками». Ты или протестуешь, или работаешь.
А если ты сначала кричишь «Долой!», а потом размахиваешь удостоверением, то вскоре нервные люди с палками начнут месить всех, не разбирая агнцев и козлищ.
И по мыслящей голове получит твой коллега, оказавшийся здесь не убеждений ради, а волей пославшего его редактора. Голый прагматизм, и ничего кроме шкурных профессиональных интересов.
То же самое и с заповедями «не под запись» и «не подставь». Работник СМИ отличается от обычного человека только одним — он умеет две вещи. Он умеет добывать интересную информацию и умеет ее готовить. И если со вторым обычно все более-менее в порядке, умение писать интересно — вопрос профпригодности, то с первым — постоянные проблемы. Особенно сейчас, когда в профессии кризис, уровень профессионализма падает, а журналистов, умеющих добывать информацию, с каждым годом все меньше.
И, кстати, ситуация была воспринята сообществом столь болезненно еще и потому, что РБК оставался одним из последних оплотов профессионализма, люди там не пресс-релизы рерайтили, а фактуру рыли. А это самое сложное в работе журналиста — добыть эксклюзивную информацию, поэтому каждый источник — на вес золота. Его надо ценить, любить и обихаживать.
Само слово «источник» как бы намекает, что нарушение норм общения с ним — это как, извините, помочиться в колодец, куда завтра и ты, и коллеги за водой придут.
Повторюсь: все профессиональные нормы исключительно логичны, выработаны не с кондачка, а вследствие долгих лет исполнения обязанностей твоими предшественниками и по определению несут несомненное благо представителям профессии. Возникает закономерный вопрос: почему тогда в случае с «Медузой» столько журналистов встали на защиту несомненного нарушения принципов профессиональной этики?
У меня ответ один: скорее всего, они просто больше не принадлежат к журналистскому сообществу. А принадлежат к другому, у членов которого иные потребности, иные профессиональные риски и, естественно, другой профессиональный кодекс.
Сейчас в СМИ работают представители двух профессий — журналисты и пропагандисты. Это разделение не имеет отношения к политическим взглядам или идеологическим воззрениям — и в лоялистских, и в оппозиционных изданиях есть и те и другие, и там и там хватает и ярких публицистов, и высокопрофессиональных «полевиков».
Линия разлома проходит по технологии работы и завязана на то, какой из двух профессиональных навыков становится доминирующим у работника СМИ. Для журналиста приоритетна добытая и осмысленная информация. Их материалы, в первую очередь, средство донесения неизвестной доселе читателю фактуры. Это не мешает журналисту иметь свои политические воззрения, более того — чаще всего добытая ими фактура льет воду на «правильную» мельницу. Но, несмотря на тот или иной политический окрас, примат информации остается неизменным.
У пропагандиста же доминирующим является второе профессиональное умение — способность писать ярко, будить у читателя эмоции, ну и вообще, «говорить красиво». Поиск фактуры ему не то чтобы претит — скорее просто не нужен, ведь для написания агитационных колонок вполне достаточно кипящего возмущенного разума и огня в большевистской груди. В силу того, что первые — рабы разума, а вторые — эмоций, отвергнутая стихия частенько мстит. К примеру, процесс жжения читательских сердец глаголом оказывается настолько захватывающим, что пропагандисты, даже имеющие в пассиве профессиональные навыки журналистской работы, все чаще увлекаются и забывают даже об элементарнейшем фактчекинге. И допускают настолько дикие ляпы, что восторженные вопли в противоборствующем лагере не смолкают несколько недель, а то и лет.
Именно в непонимании того, что в дебатах столкнулись представители двух разных профессий, и лежит корень конфликта.
Журналисты — и там и там — кровно заинтересованы в том, чтобы журналистский этический кодекс оставался незыблемым — им и дальше «в поле» работать. Пропагандистам же любые запреты, препятствующие вплетению нужного лыка в строку, — изрядная помеха в осуществлении функциональных обязанностей. Поэтому, по большому счету, в конфликте нет никакого политического измерения, речь идет исключительно о том, чей профессиональный кодекс будет доминировать в российских СМИ.
Но нельзя не отметить и еще один нюанс — столкновение произошло на «журналистской» половине поля. Способы и методы добычи информации — это исключительно их епархия, поэтому высокодецибельная активность пропагандистов в развернувшихся дебатах представляется несколько неуместной. Безусловно, пропагандист — более перспективная и востребованная сегодня профессия, скорее всего именно этот железный конь идет на смену укатанной крутыми горками журналистской лошадке, поэтому пенять людям за переквалификацию глупо и бессмысленно.
Но и возвращаться в свой бывший монастырь, потрясая новым уставом, как-то странно.
