От климатического саммита в Париже ждали больше новостей не о борьбе с глобальным потеплением, а о преодолении глобального похолодания в международных отношениях. Самое пристальное внимание было приковано к президентам России и Турции. Последний выражал надежду на встречу со своим российским коллегой даже после того, как Кремль официально заявил, что таковая не планируется.
Лидеры двух стран так и не встретились, а российский президент не появился даже на общем фотографировании, объяснив это позже «чисто техническими моментами», но оставив — вольно или невольно — впечатление отстраненности от остальных участников большого саммита.
Все это в русле основополагающего принципа нынешней российской внешней политики:
мы вам нужнее, чем вы — нам.
Сегодня обеспокоенные соседи и союзники обеих конфликтующих держав, от Вашингтона до Астаны, призывают стороны провести полномасштабное расследование и прийти к компромиссу. Анкара, в свою очередь, как будто даже прощупывает почву относительно способов снять напряженность: на смену воинственной риторике первых дней после гибели российского бомбардировщика пришли сожаления и надежды на то, что подобное больше никогда не повторится.
Но в Москве, похоже, воспринимают это исключительно как восточную хитрость и отвечают категорическим несогласием, в котором возмущение действиями турецкой армии сочетается с явным пренебрежением к словам политиков.
Россия сегодня не ищет компромиссов, она требует полного признания чужой вины и собственной правоты.
В основе этого подхода, не нового, но в последние годы обретшего особо отточенные черты, – пришедшее после двух десятилетий нестабильности осознание собственной военной мощи и накопленная обида на ту мировую систему отношений, что сложилась по окончании «холодной войны». В итоге позиция такая: не хотите учитывать наши интересы – значит, диктовать условия будем мы.
К этому добавляется некий прагматический расчет:
лучшая оборона — это нападение. Чтобы выиграть, нужно играть с позиции силы — это нарушает сценарий и обескураживает партнера.
Характерны слова пресс-секретаря российского президента Дмитрия Пескова, который во вторник заявил, что Москва не собирается предоставлять конкретные доказательства того, что Турция покупает нефть у запрещенной в России группировки ИГ (организация запрещена в России): ранее Эрдоган пообещал, что уйдет в отставку, если таковые будут опубликованы.
Парадоксально, но в этом позиция Москвы напоминает многочисленные уверения вашингтонских генералов и чиновников о том, что они располагают твердыми доказательствами, что малайзийский Boeing сбили пророссийские сепаратисты, но публиковать их не будут — поверьте, и все.
До известной степени мы пытаемся «играть Америку», то есть ведем сверхдержавную политику так, как себе ее представляем.
Глядя на все это, остальной мир пока застыл в некотором недоумении. Нечто подобное наблюдалось сразу после присоединения Крыма, которое было встречено многочисленными возмущенными заявлениями, но поначалу никакими конкретными шагами не сопровождалось. Казалось, никто до конца не верил, что все уже произошло, что это – часть новой реальности. Первые недели никто не знал, что с этим делать.
Сейчас даже и возмущаться вроде бы нечем, оттого недоумения даже больше. Эрдоган — далеко не самый любимый персонаж на Западе (можно убедиться в этом, почитав западные СМИ накануне недавних выборов в Турции) и в иные, более спокойные времена рисковал даже попасть в число изгоев наряду, скажем, с Александром Лукашенко. К тому же, как ни крути, а турки действительно сбили российский самолет, который участвовал в операции против боевиков, имеющей всемирную значимость. С другой стороны, сбили, по версии, поддержанной странами НАТО, после многократных предупреждений, в воздушном пространстве страны — члена альянса, да и бомбил он вроде как не совсем «игиловцев».
И вот уже общемировая борьба с фундаменталистами плавно превращается в стычки между участниками коалиции.
Вновь врагом становится не только и не столько ИГ, сколько опять сама Россия – жесткая, непонятная, непредсказуемая.
Москва при этом чувствует себя уверенной. С точки зрения идеологов, внешняя политика России за последние два года принесла сплошные успехи: победоносное расширение сферы влияния; присоединение исторической территории и контроль над черноморской базой; рычаги влияния на соседа сохранены и в чем-то даже усилены; сирийский марш-бросок позволил вернуться в мировую политику.
Все это активно подчеркивается внутри самой России в качестве достижений последних лет, которые затмевают все предыдущие «годы унижения».
Но вот если взглянуть снаружи, все видится не совсем так. Спокойнее в Сирии не становится, и угрозы от региона не уменьшаются для всего мира; для Украины с 1 января вступает в силу соглашение о свободной торговле с ЕС, с которого тогда все и началось. Крым в темноте, Донбасс в руинах. А Турция, отношения с которой разорваны, тем временем пятый по объему внешнеторговый партнер России.
Мир не только не начал сотрудничать с Россией, «вставшей с колен», но наоборот – последние два года старается максимально дистанцироваться. Западу Москва кажется непредсказуемым игроком, неспособным на компромиссы и оперирующим прежде всего инструментами силы или как минимум постоянно к этим угрозам силы прибегающим.
А между тем даже Соединенные Штаты, не дающие нам покоя своей экономической и военной мощью, вызывающие бесконечные проклятия односторонними шагами, не столь самоуверенны, чтобы действовать в мире в одиночку. Штаты предпочитают иметь союзников и постоянно, кропотливо работают над этим. Чтобы быть уверенными: это не союзники ad hoc, это — постоянные, надежные партнеры.
Печальный парадокс в том, что у России сейчас меньше союзников в полном смысле этого слова, чем у США. Можно, конечно, сказать: мы вновь сильны, и нам никто не нужен. Показать себя независимыми от мира. Но ведь однажды и мир может показать, что он абсолютно независим от нас.