Ричард Докинз «Рассказ предка». М., АСТ, 2015
Докинз — один из главных проповедников эволюции и атеизма в современном мире. Эволюцию он называет «величайшим шоу на земле», и ни одна религия, по его мнению, не дает нам столько чудес и чудес постижимых, сколько дает их наука. «Только тот, для кого сад недостаточно интересен, ищет в нем фей». Подлинный выбор выглядит так: знать хоть что-нибудь или верить в то, что тебе нравится?
В новой книге он, продолжая дело Дарвина, рисует генеалогическое древо всей известной нам жизни, и вряд ли кто-то другой смог бы так же увлекательно промотать нашу эволюцию назад, к общим предкам всего живого.
Докинз против наивного понимания эволюции как лестницы видов, ведущей к человеку. Он критикует человеческое высокомерие:
венцом эволюции, ее (промежуточной) «целью» и победителем в гонке является любое из существующих сейчас живых существ.
Отсутствие заранее заданного в природе проекта наглядно доказывается на примере странного устройства ската или камбалы, а чтобы объяснить свою главную цель, ученый приводит остроумную аналогию из мира техники: показать, как под воздействием внешних причин реактивный двигатель эволюционировал из винтового постепенно, заклепка за заклепкой, тысячи раз ошибаясь.
Рассматривая последовательности ДНК, как лингвист рассматривает родственные языки в поисках их забытого первоисточника, как архитектор изучает переход от готики к барокко, он находит около 40 важнейших первопредков, принципиально важных развилок, от которых расходятся лучи видового разнообразия.
Это обратное движение во времени Докинз называет «паломничеством», сравнивая виды жизни с пилигримами из «Кентерберийских рассказов» Чосера.
Очередное испытание на прочность для верующих и коллекция изящных аргументов для эволюционистов и агностиков.
Иммануил Валлерстайн «Мир-система модерна 1». М., Университет Дмитрия Пожарского, 2015
Чтение Валлерстайна, одного из ведущих мировых социологов, — отличный способ узнать, откуда взялась «современность» с ее экономическими моделями, экспансией, правами, нормами, культом модернизации, разделением общего и частного и т.п.
Оригинальность его подхода в том, что он, развивая оптику своего учителя Фернана Броделя, рассматривает не судьбу отдельных государств, империй, наций или конфессий, но историю миров-систем (World-system) — внутренне экономически связанных «полей», включающих в себя многие народы и государства. Мир-система «склеена» общим хозяйственным ритмом, международной торговлей, разделением труда и нерасторжимыми экономическими отношениями, а также системой ценностей и норм.
И как живой организм, любая мир-система имеет ограниченный срок жизни.
Наша история есть конкуренция нескольких миров-систем. Доминирующая сейчас на планете мир-система (то, что принято называть «глобализацией») сложилась в XVI веке, и особую роль в ее становлении сыграли страны северо-запада Европы и трансатлантический характер экономики.
«Периферия» такой системы — это сфера дешевого и примитивного производства, необходимого центру (аграрные и сырьевые области). И Россия регулярно пытается уклониться от этой роли, совершая трагические рывки в догоняющем развитии. Такой подход позволил Валлерстайну предсказать, еще в 1970-х, возвращение СССР к капитализму, причем к капитализму именно латиноамериканского типа.
Джейн Джекобс «Смерть и жизнь больших американских городов». М., Новое издательство, 2015
Кто бы ни писал после нее об урбанистике (Соркин, Кулхас, Глазычев), все они ссылались на книгу Джекобс как на важнейшее руководство и незаменимый способ понимать и описывать город. Город как набор вопросов, на которые не может быть типовых ответов, только уникальные, отсюда в ее книге столько конкретных примеров.
Любимый образ Джекобс — оживленный вечерний тротуар с постоянными и временными, как в комиксе, персонажами — это уличные торговцы, туристы, проповедники, музыканты, дети и просто фланеры. Производить разнообразие жизни — вот социальная задача города. Почему же так часто город, наоборот, производит механическое упрощение жизни?
На нью-йоркских примерах (иногда перемещаясь в неизлечимый Детройт) Джекобс впервые задала большинство вопросов будущей урбанистики и дала на них собственные ответы.
Какая градостроительная стратегия позволит не опасаться ходить по темным улицам и открывать дверь незнакомцам? И наоборот: что за ошибки урбанистики ставят горожан в положение «трех поросят и семерых козлят»? Как должна выглядеть улица, чтобы она воспитывала детей, а не портила их? Каковы способы контроля над непрерывным ростом автомобилей на улицах?
Она сравнивает город с задачей, в которой множество взаимозависимых переменных: этажность – освещение – ширина улиц – деревья – уровень шума – род занятий и даже степень усталости людей в разные часы.
Джекобс находит хрупкую уникальность там, где другие видят только хаос, не подвластный ни одному демиургу-администратору.
Ноам Хомский «Избранное». Энциклопедия-ру, 2015
Есть немало людей, для которых Хомский — это прежде всего человек, совершивший переворот в науке о языке и создавший собственную школу «генеративной лингвистики», а все его политические высказывания такие люди игнорируют, считая их необязательным чудачеством и выходом за пределы компетенции ученого.
Но найдется гораздо больше людей, которые слабо себе представляют, что такое «речепроизводство» и «врожденный синтаксис», зато горячо одобряют упрямую политическую позицию Хомского, с которой он выступает вот уже полвека, критикуя капитализм и конкретно — политику США.
Перед нами best off Хомского за последние полвека, где нашлось место обеим его ипостасям.
Американский шестидесятник, верящий в общество, а не в государство, постоянно напоминает, что ответственность интеллектуалов состоит в том, чтобы разоблачать правительственную ложь и вскрывать тайные мотивы и цели элит. Быть интеллектуалом — это привилегия, и потому нужно отдавать обществу долг, работая на справедливость. Это делает Хомского всемирно известным моралистом, проповедником ненасильственного гражданского сопротивления и противником всех американских войн, от Вьетнама и до Ирака.
Его базовая идея: наша врожденная способность к математическим действиям, использованию языка и врожденные основы нравственного поведения должны поддерживаться, а не искажаться политической системой. Наша эволюция — это рост солидарности, самоорганизации и добровольных горизонтальных связей.
Томас Пикетти «Капитал в XXI веке». М., Ад Маргинем Пресс, 2015
Пикетти — ведущий французский экономист, и его «Капитал...», переведенный на большинство языков, стал бестселлером и вызвал острые споры, которые не затихают до сих пор.
Он написал историю капитализма, с десятками диаграмм, графиков и таблиц показывая экономическую судьбу всех классов, групп и отдельных государств. Какое число людей живет за счет прибыли, труда или наследства в разных странах и эпохах? Как связана инфляция и государственный долг? Почему когда отсталая страна наверстывает более развитую в производстве и уровне жизни, то рост в ней сразу же замедляется? Какова разница в социальных обязательствах между китайским и российским олигархами?
Если в середине XX века уровень неравенства в западном обществе неуклонно сокращался, то сейчас он снова опасно вырос до показателей столетней давности.
Пикетти волнует не столько неравенство как таковое, сколько его причины, как оно воспроизводится, а также как оно оправдывается обществом или критикуется интеллектуалами. В любом обществе идет постоянный спор о том, что такое справедливость.
Неравенство поддается политической коррекции. Главный неэкономический способ борьбы с ним — это рост доступа к качественному образованию (знанию и навыкам), а главный экономический инструмент выравнивания — прогрессивные налоги на имущество, наследство и капитал. Для этого нужны политическая воля тех, кто принимает стратегические решения, и «демократический контроль за капиталом», который возможен только в обществе, где большинство так же хорошо умеет считать деньги, как и привилегированное меньшинство.
Алексей Цветков — левый активист, автор книг «Поп-марксизм», «Маркс, Маркс левой!»