Цивилизация
Не знаю, как кто, а я люблю иной раз, особенно в командировках, почитать книжки в мягких обложках про «современную жизнь». Обычно это детективы или что-то вроде «приключений», действие разворачивается в каком-нибудь провинциальном российском городке. Макулатура, конечно, но бывает занятно.
Я заметил, что обычно главными или «около главными» героями таких книжек являются журналисты. Или из местной газеты, или с радиостанции, или телевизионные — словом, всякие. И почти всегда о них пишут как о кумирах местной публики, звездах «нашего городка», пользующихся безоговорочной поддержкой «простых людей» и, конечно, воюющих с некоторыми коррумпированными представителями местной власти. В общем, по книжкам выходит, что журналисты «на местах» — это общественно значимые фигуры, а зачастую чуть ли не единственные заступники и борцы за правду, которым простой народ платит за это доверием и поддержкой.
Многие про такое читали, но я-то социолог. У меня есть уникальная возможность проверять сведения, почерпнутые в отечественной pulp fiction.
И вот, помнится, был у меня большой заказ — серия аж из 32 фокус-групп (ФГ) в девяти городах и городках от Сибири до Подмосковья. Разговоры с простыми работягами и ИТР (инженерно-техническими работниками) крупных производств.
Наука — это, как известно, «удовлетворение личного любопытства за казенный счет». А у меня и тема была подходящая: изучение «социально-политических настроений» в регионах. Вот я и решил на каждой ФГ вворачивать вопрос про журналистов: интересно ведь, какие из местных «акул пера» пользуются популярностью, за что, из каких СМИ — радио, печатных или телевизионных, как к ним относятся и прочее.
Спросил на одной группе, на другой… Спрашиваю уже в середине обсуждения, когда люди уже раскочегарились, расслабились, начали охотно общаться. Реакция меня удивила:
после вопроса «Каких местных журналистов вы знаете, за кем следите?» сначала повисает недоуменная пауза, люди начинают старательно морщить лбы, напрягаться — а потом один за другим разводят руками: да никого не знаем.
Я уж и так, и этак уточняю вопрос, пытаюсь переформулировать: а вот из газетчиков? А вот на радио? А вот вы ток-шоу какие-нибудь смотрите? А какой-нибудь есть у вас такой, знаете, борец за правду, который всех разоблачает?
Наконец, уже в отчаянии (ведь в голове все штампы из книжек шевелятся), спрашиваю про красоток — есть же у вас какие-нибудь дивы, которые на ТВ дикторами работают или погоду ведут? Знаете? Люди, видно, искренне хотят помочь, соглашаются: да, наверно, есть, даже наверняка! Но кто они? Да как-то не задумывались…
Потом выясняется, что им и знать журналистов особо неоткуда: газет практически никто из участников фокус-групп не читает, местные телеканалы смотрят мало и без особой охоты, по радио «слушают музыку». Откуда ж знать персоналии?
Сначала думал: ну ладно, это, может, токари и слесари, им не до ерунды. Они, наверное, и раньше газеты не особо не читали. Однако на группах с ИТР практически та же самая картина. Недоуменная пауза, сбой в темпе дискуссии, потом напряженное шевеление извилинами — и все равно на выходе или полный ноль, или в одной группе из двух-трех вдруг всплывала фамилия какого-нибудь местного журналиста. И то, «эффекта узнавания» не происходило: называл тот, кто знал, остальные по-прежнему сидели недоуменно.
То, что меня потрясло, было везде, во всех 32 группах: и в Верхнем Поволжье, и в Нижнем, и в Сибири, и не так уж далеко от Москвы… Получалось, что писатели в своих книжках описывают или миф, или какое-то ушедшее прошлое, а на самом деле никакими «общественными фигурами» журналисты уже давно в нашей провинции не являются. Их просто не знают, их фамилии не на слуху, естественно, ни о какой «общественной поддержке» в таких условиях и речи не может быть.
Впрочем, ситуация еще хуже.
Где-то на третьей группе мне пришло в голову расширить вопрос. «Хорошо, — говорю, — бог с ними, с журналистами. Вижу, что вы никого не знаете. Давайте тогда вы мне просто назовете человека, который в городе пользуется всеобщим уважением. Кто это? Уже необязательно журналиста, назовите кого хотите. Пусть это будет врач или там поэт, писатель. Директор завода, учитель… Такой местный деятель, к чьему мнению вы бы прислушались… Есть такие?»
Вопросы такого типа я тоже задавал на каждой группе. Казалось бы, в такой формулировке не ответить нельзя, не правда ли?
Однако ответов чаще всего не было. Люди честно старались припомнить «авторитетов», морщили лбы — но им не приходило на ум ничего.
Причем тут уже некоторые даже начинали впадать в беспокойство — до них доходил смысл ситуации, они начинали ворочаться на месте и растерянно спрашивать соседей: «Да что ж мы? Что это — мы никого и назвать не можем?? Давайте!..»
Но и эти призывы обычно повисали в воздухе.
Я был шокирован. Это же производство! Так-то я был уверен, что рабочие хотя бы директора своего назовут, как у них водится. Но нет. Возможно, это связано с тем, что директора теперь чаще всего «варяги», которых присылают из московских холдингов, и они не задерживаются особо «на местах».
«Ну же! — взывал я. — Давайте приведу пример: вот, скажем, в Ижевске была фигура — Калашников. Уважаемый человек?» «Да, — охотно соглашались участники». «А теперь, когда он умер, кто у вас чем-то может быть сопоставим с ним по авторитету?»
Люди беспомощно молчали.
Думаю, именно это и называется «атомизация общества». На уровне городов отсутствуют общины, «коммьюнити». Соответственно, нет и консенсусных «уважаемых людей». СМИ тоже не выполняют свою функцию «объединителя», «коллективного организатора».
Понятно, что это целенаправленная политика. Люди у нас очень, просто гротескно разобщены — и поэтому совершенно беспомощны и беззащитны.
