Условный срок, который просят прокуроры для всех обвиняемых по делу «Оборонсервиса», включая Васильеву, вызвал в обществе горячие дебаты. С одной стороны, о том, что за экономические преступления нужно не сажать, а кратно взыскивать ущерб, давно говорят представители экономического сообщества, и в этом с ними солидарны многие представители либеральной оппозиции и даже часть корпуса судей и следователей. С другой стороны — российское большинство очевидно жаждет громких дел по коррупционерам, все чаще кивая на китайский опыт расстрелов казнокрадов.
Раньше реальные сроки за экономические преступления были в том числе способом справиться с политическими противниками. Сегодня для этого в стране уже есть новый уголовный инструментарий: расширенное толкование экстремизма, оскорбление чувств верующих, призывы к сепаратизму и т.д. То есть особой нужды привлекать к уголовной ответственности «несогласных» за «неуплату налогов» или «нанесение экономического ущерба» вроде больше нет.
Лишение свободы по экономическим статьям УК часто выступает и способом поделить бизнес. По цифрам, которые привел в своем ежегодном докладе уполномоченный по защите прав предпринимателей Борис Титов, уголовное преследование бизнесмена ведет к полному (67,4%) или частичному (23,9%) разрушению его бизнеса. Выживает всего 8,7% компаний, из них четверть — за счет ухода в тень. Но сегодня, когда страна вынуждена поднимать свою экономику, от подобных методов пытаются уйти, кажется, не только на словах. В таком случае гуманизация законодательства в экономической сфере действительно необходима.
Другой вопрос, что делать,
если в экономическом преступлении обвиняется должностное лицо, а деньги украдены непосредственно у государства, то есть вроде как у всех граждан страны?
Должны ли чиновники отвечать перед судом строже, чем бизнесмены? Нахождение на госслужбе — это отягчающее вину обстоятельство или все-таки «своих не бросают», даже если они «берут не по чину»?
Два года назад в ходе «прямой линии» Владимир Путин приравнял перед законом всех «экономических». Домашний арест главной фигурантки дела «Оборонсервиса» Евгении Васильевой он объяснил все той же «гуманизацией законодательства»:
«В последние годы мы много говорим о гуманизации уголовного законодательства. Она — гуманизация — не всегда обоснована. Если человек совершил тяжкое преступление, то он должен получить по заслугам, в то же время в экономических преступлениях часто заключение под стражу считается избыточным. Люди, которые не могут повлиять на ход следствия, не должны находиться в местах заключения. От того, что кто-то сидит, зачастую несправедливо, и Васильева сядет рядом с ними, ничего не изменится. Надо в первую очередь смотреть не на то, что должна сесть она, а на то, справедливо ли сидят другие. Нет ли там злоупотребления со стороны органов правопорядка».
К гуманности призывал президент и по отношению к уже бывшему фигуранту дела Анатолию Сердюкову, отвечая на вопрос о назначении бывшего министра обороны на новую должность: «Если он куда-то захочет трудоустроиться и его будут брать, не считаю, что мы должны препятствовать. Человек имеет право работать. У нас же не 37-й год».
И в этом с президентом трудно не согласиться. Проблема в том, как сделать гуманное отношение нормой для всех. Сегодня даже практически во всем согласное с властью большинство не верит в независимость и справедливость российских суда и следствия. На вопрос Левада-центра, чувствуете ли вы себя лично под защитой закона, положительно отвечает всего 41%.
А на вопрос, почему вы не чувствуете себя под защитой закона, граждане дали такие варианты ответа: «Потому что все коррумпированы, и я не могу надеяться на честное и объективное рассмотрение моего дела в суде» (45%); «Потому что законы писаны не для всех; появилось слишком много людей, которые ощущают себя над законом (представители власти, силовых структур, богатые люди)» (44%); «Потому что законы вольно трактуются теми, кто находится у власти» (37%).
В деле Васильевой о том, как она рисует, поет, снимается в клипах и пишет стихи, известно сегодня гораздо больше, чем о сути процесса. То ли она нанесла ущерб в 3 млрд, то ли «всего» в 500 млн, как перед оглашением приговора заявил суд. То ли вообще, как объяснил свидетель по делу Сердюков, не нанесла Минобороны России никакого ущерба, а принесла лишь одну пользу: работа по продаже недвижимости МО, по его словам, «была проведена качественно и вовремя». И если бы министерство не избавилось от этого «балласта», последствия от наступившего кризиса были бы гораздо тяжелее.
Вряд ли широкая публика узнает все подробности этого оборонного детектива,
но в любом случае условный приговор по этому делу станет важным сигналом.
Для участников коррупционных цепочек — что лучше петь песни, чем «петь у следователя» (сдавать подельников). Для бизнесменов — что воровать у государства безопаснее, чем у граждан (условное наказание лучше реального). Для общества — что борьба с коррупцией пока не самое важное дело в стране, особенно если сравнивать с показательным «болотным делом». Которое не закрыли и спустя три года, несмотря на то, что протестные настроения в обществе давно угасли. Более того, следователи не устают находить по нему все новых подозреваемых. Всего по делу прошло уже более тридцати человек, последний раз «болотка» напомнила о себе в апреле, когда стало известно о появлении в деле нового фигуранта — оппозиционной активистки Натальи Пелевиной.
Складывается впечатление, что для государства оппозиционеры куда более опасны, чем коррупционеры, несмотря на то, что непосредственный ущерб для самого государства от первых и вторых существенно различается.
Приговор Васильевой обещают огласить через два-три дня, видимо, аккурат к 70-летию Победы, — такого рода приговоры часто оглашают под праздники. Вероятен и другой сценарий — срок будет условным, но появится вдруг новое дело, благо эпизодов хватает. И еще какое-то время Евгения Васильева будет радовать нас новыми картинами, стихами и клипами. Видимо, до тех пор, пока не наступит время не только для показательных политических процессов, но еще и для показательных коррупционных.
Впрочем, в иные эпохи и такие уже пытались делать. Помогло ли это экономической и политической системе страны? Увеличило ли это доверие общества? Остановило ли коррупцию? Нет. Так, может, дело не в картинах и даже не в условном наказании, а в чем-то ином, где реальные аресты или домашние, «болотное дело» и его срок — лишь следствия какой-то совсем иной первопричины.