Глядя на то, с каким упоением и с какой убежденностью российское общество скатывается в последнее время в бездну необратимой ненависти к западной цивилизации, а особенно к тем немногим россиянам, которые эту ненависть не разделяют, впору пожалеть об исчезновении советской власти, строго наказывавшей несанкционированное проявление на индивидуальном уровне любых, пусть и самых верноподданнических чувств советских граждан.
Попробовали бы вы в те времена выйти на улицу в будний день или даже в воскресенье с любовно написанным вами плакатиком «Слава КПСС!» или «Да здравствует товарищ Брежнев!».
Вас тут же доставили бы в ближайшее отделение милиции, обязательно взяли бы на заметку товарищи из органов, а на работе парторганизация всыпала бы вам по первое число за «проявление буржуазного индивидуализма», а то и за «попытку идеологической провокации».
Не исключено даже, что вам пришлось бы познакомиться и с советской психиатрией. Ибо в советском обществе любая личная инициатива была тотально запрещена, поскольку рассматривалась как посягательство на монолитность общественного строя и на властную монополию Политбюро ЦК КПСС.
По существу, советский человек должен был узнавать, что он думает о событиях в своей стране или в мире, из утренней «Правды» или из телепрограммы «Время».
Да что там говорить, ведь советским патриотам строжайше запрещалось бить на улицах, пусть и по велению сердца, даже самых отъявленных диссидентов, поскольку это было исключительной прерогативой соответствующих инстанций.
Однако сколь бы удручающими ни были эти порядки, их исчезновение привело к катастрофическому результату. Об этом свидетельствует постсоветская эволюция советского человека, который сегодня практически свободен в индивидуальном выражении своих патриотических чувств, как по отношению к «киевской хунте», «жидобандеровцам», «пиндосам» и «гейропейцам», так и по отношению к «национал-предателям». И который этой свободой с превеликим удовольствием пользуется.
Другими словами, не может быть ни малейших сомнений в том, что слесарь, избивший в Петербурге корреспондента «Эха Москвы», действовал по собственной инициативе и в соответствии со своими личными убеждениями. Право, хватит все валить на ФСБ.
Впрочем, истовая ненависть сегодняшнего русского патриота к «приспешникам Запада» из числа соотечественников является всего лишь следствием его глобальной ненависти к Западу, возникшей практически спонтанно. При этом средний русский патриот непоколебимо убежден в том, что Запад в лице его обывателей питает к нему лично и к России в целом такую же животную ненависть. Судя по всему, речь идет о некоей массовой социально-психологической патологии, которую было бы наивно объяснять исключительно воздействием «киселевской» пропаганды.
И вот ведь парадокс. В эпоху «холодной войны», когда два мировых блока застыли в предвоенном состоянии, когда советское общество было наглухо изолировано от внешнего мира, представления советских людей о рядовых европейцах и американцах были намного человечнее и, если хотите, ближе к реальности.
Конечно, идеологический фактор и советская пропаганда и здесь играли свою «направляющую» роль, но в целом советские люди были убеждены, что, в отличие от своих империалистических руководителей, простые американцы и европейцы не питают по отношению к ним никаких враждебных чувств, а многие из них даже относятся с симпатией к жителям «страны победившего социализма».
Как ни странно, такое мировосприятие даже на интуитивном уровне было намного более разумным, нежели сегодняшняя всероссийская истерика по поводу «вселенской русофобии». Хотя, разумеется, в отношении рядовых обитателей Запада к самому Советскому Союзу было немало противоречивых, а подчас и забавных нюансов.
Впервые попав в Париж в мае 1965 года, я остановился в маленькой гостинице «Астра», расположенной на улице Комартэн, как раз напротив служебного входа знаменитого концертного зала «Олимпия». Войдя в маленький и пустынный холл отеля, я невольно стал свидетелем ожесточенного и, судя по всему, ежедневного спора между портье и швейцаром, который при появлении клиента оборвал свой эмоциональный монолог на следующей фразе: «Погоди, погоди, года через три-четыре советские танки будут раскатывать по улицам Парижа!»
«Ну, что ж, — сказал я, протягивая свой паспорт портье, — считайте, что в моем лице авангард советских танков уже прибыл в Париж».
В неловкой тишине портье оформил мое вселение в отель, проводил меня до моего номера, и когда я, бросив чемодан в прихожей, устремился на первое свидание с Парижем, у выхода меня перехватил швейцар со словами: «Не обращайте внимания на мои слова, мсье, это я просто в пылу полемики ляпнул. Имейте в виду, у себя в округе я всегда голосую за коммунистов».
Вот такая диалектика на уровне народного сознания.
А в конце восьмидесятых советское телевидение, которое вело многодневный репортаж о пешем походе группы молодых американцев от Ленинграда до Москвы, показало добродушного дедка, который где-то под Тверью дружелюбно теребил за рукав одного из американских гостей, приговаривая: «Слышь, парень, вот ты мне скажи, а чего это ваш Рейган на нас атом пустить хочет?»
Короче говоря, в период реально опасного для обеих сторон противостояния между двумя антагонистическими мирами взаимные предубеждения и опасения простых людей с обеих сторон носили скорее фольклорный характер, но никогда не вырождались в оголтелую, нерассуждающую ненависть.
Нет спору, в последние месяцы отношение многих американцев и европейцев к нашей стране изменилось по известным причинам в худшую сторону. Но это изменение не имеет ничего общего с тем, что каждый носитель георгиевской ленточки с патетическим надрывом именует «русофобией».
Не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы увидеть, что сегодняшняя критика в адрес России относится исключительно к политике ее властей, но отнюдь не к русским как к этносу, нации, носителям русской культуры. Русофобией здесь и не пахнет, хотя и в Соединенных Штатах, и в Европе всегда существовала горстка бесноватых фанатиков, сделавших ненависть к русским, или к чернокожим, или к мусульманам, или к евреям своим кредо. Но ведь и у нас на каждого из них есть свой Дугин, Проханов, Кургинян или Киселев.
В том-то, однако, вся беда, что миф о поголовной русофобии как имманентном свойстве западной цивилизации необходим нашим патриотам, неожиданно расплодившимся в геометрической прогрессии, для обоснования все той же завистливой ненависти к Западу, которая подсознательно жила в них даже тогда, когда они ели чизбургер, покупали какой-нибудь «Форд» или прогуливались в Ницце по Promenade des Anglais.
При этом для обоснования мифа о русофобии они не гнушаются примитивной подтасовкой фактов в расчете на непросвещенность своей аудитории. Как это случилось, например, с одним молодым писателем, известным как певец русской самобытности.
Вот что он написал весной этого года. «В не то чтоб новом, но и не очень давнем романе (обратите внимание на расплывчатую датировку. — Б.Т.) Джулиана Барнса «До того, как она встретила меня» есть такая сцена. Героиня обрызгала колготки и выругалась: «Твою мать!» Ее муж, удивленный такой лексикой, спрашивает: «Что бы ты сделала, если бы высадились русские?» Героиня переспрашивает: «Это угроза или обещание?» Муж отвечает: «Нет, я про другое: ты выругалась, когда забрызгала свои колготки. Вот я и подумал, что бы ты сказала, если б сломала ногу, или высадились русские, или что-нибудь вроде». Нет, вы представляете? Англичанин и англичанка говорят про «высадку русских» как про какую-то страшную, но, в сущности, возможную и предсказуемую вещь. Между прочим, русские вообще никогда не «высаживались» на территории Великобритании».
Конец цитаты.
После чего автор пускается в подробное перечисление военных обид, нанесенных англичанами русским, начиная с Крымской войны. Тут читателю впору было бы всхлипнуть от сочувствия к своему затравленному всеми народу, если бы не одно обстоятельство.
Дело в том, что Джулиан Барнс написал этот роман в 1986 году. То есть именно в ту эпоху, когда «высадка русских» или «русские танки на улицах Парижа» были для западного обывателя, по существу, всего лишь образной присказкой, которая не несла в себе никакого конкретного смысла, но часто была окрашена самоиронией.
Американец Эд Макбэйн, всемирно известный автор блестящих детективных романов, беспощадно обнажавших социальную изнанку американского общества, писал свои произведения в шестидесятые, семидесятые и восьмидесятые годы. В одном из его романов жители маленького городка во Флориде, страдавшие от резких перепадов местного климата, подшучивали друг над другом, сваливая свои привычные невзгоды «на проделки этих русских».
Зато сегодня в России только «национал-предатели» и «пятая колонна» способны отрицать, что аномальная жара нынешнего лета и лета 2010 года является прямым результатом применения американцами своего климатического оружия.
Впрочем, нет худа без добра, ибо вовсе не исключено, что методология, послужившая упомянутому выше писателю-патриоту для разоблачения английской русофобии, будет в массовом порядке использована другими носителями георгиевских ленточек, которые активно возьмутся за чтение мировой литературы в поисках новых доказательств повальной ненависти Запада по отношению к русским людям.
Смущает одно: этот процесс, бесспорно, повысит степень начитанности наших рядовых патриотов, но вряд ли изменит в лучшую сторону качество их интеллекта.