Цивилизация
– И сколько у вас тут стоит проезд?
– Пять двадцать.
Барышня с московским выговором и хозяйскими интонациями досадливо морщится:
– А в деньгах?
– В деньгах – пять гривен двадцать копеек. Или двадцать рублей.
Всегда приятно посмотреть на человека, занятого сложной интеллектуальной деятельностью – арифметическими расчетами в уме. Барышня, изумленно:
– А почему так?
– А вот так.
Московская девушка резюмирует:
– Не навела тут вам еще порядок Россия.
Не знаю насчет «еще», но слово «порядок» к нынешнему Крыму применимо с трудом. По сути, процесс обмена денежной единицы новые власти полуострова со слоновьей элегантностью переложили на плечи самих крымчан. Со стороны властей были заданы жесткие правила, ответом людей стало изыскание простора для маневра.
Весь май крымчане любовались на двойные ценники и учились быстро считать в уме. Изобретением крымских властей стал так называемый индекс рубля к гривне; не путать с курсом валют: в отличие от последнего индекс был эдаким неизменным числом пи.
Поначалу он составлял 3,8, но гривна между тем упала, и в какой-то момент сакральная цифра стала выше, чем банковский курс. Ловкие крымчане отреагировали мгновенно: оказавшиеся на руках в виде пенсий или зарплат бюджетников рубли немедленно неслись в обменник – купленные гривны обладали большей покупательной способностью, чем исходные рубли.
Власти сделали свой ход конем: индекс в одночасье снизился до 3,1, а в последние майские дни и вовсе до 3. И добились ожидаемого эффекта: покупать гривну в обменниках стало невыгодно.
А теперь попытайтесь умножить в уме (ладно, можно и на калькуляторе) 5,20 на 3 или даже на 3,1, и вам станет понятно возмущение хозяйственной московской барышни. Цены, которые в Крыму и без того постоянно растут, только ленивый не округлил в рублях в большую сторону.
Даже главный туалет на феодосийской набережной, еще весной стоивший две гривны, а в разгар прошлого высокого сезона – три, сейчас обзавелся гордой табличкой «15 рублей».
Первым, еще весной, в Крыму жестко перешел на рубли по указке свыше стратегический объект – почта. На почте тут сейчас, без преувеличения, сосредоточена вся социальная жизнь: выплата пенсий и пособий, оплата коммунальных услуг. Если раньше моя мама получала пенсию на карточку Приватбанка и могла обналичить ее, целиком или частями, в любое время и в любой точке Украины, теперь она обязана в день икс выстоять очередь в конкретно взятом почтовом отделении. Со всеми давно забытыми советскими идиомами «вас тут не стояло» и «вас много, а я одна».
А мне вот понадобилось купить почтовый конверт – отправить на материк подписанные документы. С первой попытки в городе вес не был взят, пробиться к вожделенному окошку попросту нереально. На следующий день попробовала в поселке. Здесь все свои, очередь занимается поименно задолго до открытия, одна пенсионерка рассказывает, как перед ней вчера закрылось окошко: обидно, весь день отстояла! Но народ незлобивый, и за конвертиком меня с ребенком пропускают без очереди.
Почтальонша, наклеивая марки, предупреждает:
– А в Киев письмо не дойдет. У нас тут оккупированная территория!
Не соврала. Не дошло.
Отправляясь в Крым, я намеревалась повсюду представляться местной, феодосийкой. Но по факту постоянно говорю людям, что я из Киева: очень интересно отслеживать реакции. Магистральная – ответный жгучий интерес: как там у вас?
– У вас же там черт знает что творится, – говорит рабочий Сергей, укладывающий мне в доме плитку.
– Ничего у нас не творится. Все спокойно и хорошо.
– А им там рассказывают, что у нас в Крыму голод, – подначивает рабочий Дамир.
– Вот люди и верят тому, что в телевизоре, – подытоживает Сергей. – А на самом деле, может быть, происходит что-то такое, о чем мы даже и не догадываемся.
Думая, что я не слышу, Сергей с Дамиром обсуждают выборы украинского президента:
– А что, перейдем назад в Украину – будем шоколадки есть!
Взрыв смеха – это шутка. Дамир накануне ездил в Симферополь за российским паспортом. Но очевидно, что сознание крымчан за эти месяцы все же изменилось: мир уже не вращается по сезонному кругу, не вечны ни границы, ни режимы, возможны любые пируэты и виражи, и готовыми надо быть ко всему.
Но я отвлеклась.
Рассчитываясь с рабочими в последних числах мая – все переговоры о расценках велись только в гривне, – интересуюсь: ну что, переходите на рубли? Сергей смеется:
– А как же! Сейчас быстро-быстро будем это (гривны) тратить!
Когда крымчанам официально объявили, что с первого июня «гривна – всё» (был еще фальстарт: обещали перейти на рубли к 1 мая), здесь начался покупательский бум.
Крупнейший в Феодосии магазин стройматериалов в прошлом году работал до пяти и позволял себе выходной в воскресенье – в этом работает до шести и без выходных.
Стройматериалы подорожали в два-три раза, но людей это не остановило. Крымчане начали «сбрасывать гривну», делать крупные покупки.
За эти месяцы в экономику полуострова была влита огромная гривневая масса. Какова ее дальнейшая судьба? Ходят упорные слухи о чемоданах и сумках с деньгами, контрабандой перевозимых на материк. Не знаю, можно ли им верить, но то, что искусственно созданный аврал способствует всякого рода махинациям и злоупотреблениям, несомненно. Откуда, кстати, возьмется рублевая масса для Крыма, я тоже не знаю. На почте мне выдали 27 рублей сдачи новенькими кругляшами выпуска 2014 года.
Наиболее гибко отзывается на реальное положение дел рынок в его прикладной ипостаси, то есть базар. Если магазины и кафе выставили в мае двойные ценники, а наиболее шустрые уже и только рублевые (пересчитывая цены в гривну по индексу), то на феодосийском базаре до последнего писали на картонках цены в гривне.
В последних числах мая именно здесь наблюдался особенный накал рублево-гривневых страстей.
– Ну вот как мне быть с моим товаром?! – возмущается женщина на лотке с чаем, кофе и печеньем. – «Будьте добры, найдите сорок семь рублей без сдачи»? Как они себе это представляют?!
Старушка, продающая яйца, с подозрением требует:
– А покажите мне ваши одиннадцать гривен. Может, я их не возьму. А-а, такие можно. А то люди повынимали из копилок мелочь, несут горстями…
Тут же рядом мужчина-продавец хвастается товаркам:
– Мне вчера на почте вот та-а-акой мешок рублей дали! Тысячу по рублю.
Продавщицы завидуют и хором просят поделиться.
Денежная единица – верхушка айсберга. Противоестественное, с какой стороны ни посмотри, действо по переходу на рубли в режиме ручного управления вызывает к жизни новый всплеск социальной нервозности. Крымчане уже, казалось бы, успокоились, идиллические картинки, тиражируемые российскими СМИ, имеют под собой основание: любой человек будет счастлив, если его сначала до смерти напугать, а затем оставить в живых. Но расслабиться не получается – и если получится, то еще не скоро.
– Люди, начинайте же прозревать! – возмущается на рынке пенсионерка-покупательница. – Не будет сезона, что мы будем делать? Жить впроголодь?! Какие инвестиции, одумайтесь, у него тридцать областей за чертой бедности! Разве нам было плохо в Украине? Зачем вы поперлись на этот «референдум»?!
– А я и не ходила, – хитро подмигивает пенсионерка-продавщица.
– А я ходила! – вступает третья пенсионерка. – И пусть мы будем жить впроголодь! Все равно не пожалеем, что вернулись в Россию!
Вообще-то срез социальных настроений в нынешнем Крыму мог бы стать темой интереснейшего социологического исследования – честного, а не заказного. Жаль, что его здесь и сейчас категорически некому провести.
В последние дни мая пришедшие на полуостров российские банки официально работали на обмен гривны – по курсу 2,8 – и особого ажиотажа, естественно, не наблюдалось. У всех уже было. Обмен валют (и приоритет принадлежал отнюдь не рублям) стал для крымчан отдельным развлечением в жанре квеста, где надо ловить момент и знать места. И вот наступает день икс – 1 июня. Выбравшись к цивилизации, чувствую себя героем классического рассказа Марка Твена. Маршруточник настроен серьезно, крупных купюр не берет, а поскольку ждать его пришлось заметно дольше обычного, начать эксперимент не рискую, у меня же есть те 27 новеньких рублей с почты.
Зато в кафе, где я выпиваю в одиночестве чашечку кофе с видом на Кара-Даг, у меня, вздохнув при виде предложенных рублей, берут отмененные гривны.
Затем покупаю в магазине булочку ребенку: продавщица просит взять еще что-нибудь ради округления суммы, но мне не нужно что-нибудь еще, и она выгребает из двух касс всю разменную наличность, очень нахваливая выпечку и зазывая заходить почаще: воскресенье, конец дня, а покупателей почти нет. В роли «банковского билета в миллион фунтов стерлингов» – одна тысяча рублей.
На этом эксперимент окончен, далее плачу везде под расчет, как и просят или требуют все без исключения продавцы.
Базар переписал картонки на рубли, но на словах тут озвучивают гривневую цену: клубника даже по тридцать рублей звучит страшновато, а по десятке – это же даром!
В супермаркете, где в мае две кассы вели расчет в гривнах, а одна в рублях, сегодня на всех трех кассах одиноко скучают кассирши.
– А где народ?
Девушка усмехается:
– Нет денег – нет народа.
Все скупились накануне, за гривны. Впрочем, продукты скоро будут съедены, и народ в супермаркеты вернется, куда же он денется? А вот когда крымчане снова начнут покупать дорогие вещи, стройматериалы и бытовую технику – вопрос, конечно, интересный. В покупательной активности жителей полуострова можно уверенно прогнозировать долгий штиль. Впрочем, надвигается какой-никакой сезон, и Крым с надеждой ждет каких-нибудь туристов.
Автор – писатель, журналист. Автор романов «Пансионат», «Глобальное потепление», «Н2О», «Сад камней» и др. Лауреат Русской премии и премии Бориса Стругацкого «Бронзовая улитка». С романом «Пансионат» Яна Дубинянская вошла в лонг-лист номинантов на российскую литературную премию «Большая книга-2014»
