Одновременное причисление к лику святых Иоанна XXIII и Иоанна Павла II вызвало сенсацию по всему миру. Такого в долгой истории католической церкви еще не бывало.
Журналисты, захлебываясь, перечисляли коронованных особ и глав государств, собравшихся на торжество, подсчитывали число паломников, затопивших площадь Святого Петра и прилегающие к ней улицы, до последнего гадали – примет ли участие в канонизации предшественник нынешнего папы Франциска Бенедикт, который совсем слаб здоровьем (принял!) и т.д и т.п.
У нас об этом писали гораздо меньше, украинские события занимали умы россиян, было не до пап. Разве что визит премьера Яценюка в Ватикан привлек мимолетное внимание, да и тот так спешил в Киев, что на торжества не остался.
Однако и сейчас не поздно разобраться, что произошло в Риме. Тем более что смысл произошедшего имеет не только большое значение для католиков, но касается и Русской православной церкви.
Не стоит забывать, что поначалу в Ватикане собрались канонизировать одного Иоанна Павла II. За 27 лет своего понтификата этот харизматичный и вездесущий папа, поляк по происхождению, завоевал сердца не только католиков, но и верующих других конфессий и даже религий. Недаром на его похоронах то и дело раздавались восклицания santo subito, то есть «святой сразу».
Поэтому его многолетний соратник Йозеф Ратцингер, занявший папский престол под именем Бенедикта XVI, и счел возможным не ждать положенных пяти лет и быстро начал процесс беатификации (причисления к лику блаженных), первой ступени на пути к святости.
И когда другое условие – доказательство совершения двух чудес, излечения костариканки Флорибет Моры Диас и француженки Мари Симон-Пьер, обратившихся к покойному папе с молитвами, — оказалось исполненным, преград больше не осталось.
Но тут папа Франциск, сменивший ушедшего на покой Бенедикта, принял неожиданное решение: вместе с Иоанном Павлом II объявить святым и Иоанна XXIII.
Этот папа также был весьма почитаем и любим, кроме того, в 1962 году он созвал Второй ватиканский собор, положив начало грандиозным переменам в католической церкви. К лику блаженных он был причислен еще в 2000 году, но за ним числилось лишь одно чудо – излечение смертельно больной итальянки Катерины Капитани. Однако Франциск решил, что это не помеха, ведь не ждали же пять лет с беатификацией Иоанна Павла II. Пути святости не всегда подчиняются формальным требованиям.
Что же подвигло Франциска к этому решению? Дело в том, что Иоанн Павел, при всех своих неординарных поступках и экуменической открытости (он первым из пап переступил порог синагоги, покаялся за преступления инквизиции и признал вину католиков в массовом убийстве французских протестантов), оставался твердым консерватором, особенно в сфере морали.
Поддержка запрета на контрацептивы и эвтаназию, осуждение абортов при любых обстоятельствах и прочие строгости превратили его в икону для ревнителей «истинной веры».
Но не могли не вызвать отторжение у либеральных католиков, не говоря об обществе в целом, которое с недоумением смотрело на эти «пережитки старины».
Иоанн XXIII, напротив, имеет отличную репутацию как раз среди либералов. Созванный им собор привел к мощному обновлению церковной жизни, папа провозглашал идеалы мира и призывал к социальной справедливости. Конечно, он был вполне консервативен в сфере морали, но запомнился не этим, а открытостью к переменам и удивительной отзывчивостью.
Недаром этот выходец из итальянских крестьян получил прозвище «добрый папа».
Канонизация понтификов, ставших символами двух церковных лагерей, таким образом, удовлетворяет оба и не нарушает сложившийся статус-кво.
Однако замысел Франциска, на мой взгляд, гораздо тоньше и не ограничивается удачным дипломатическим маневром.
Начать с того, что день для двойной канонизации был выбран не случайно. В первое воскресенье после Пасхи католическая церковь отмечает праздник милосердия божьего. Оно в равной мере вдохновляло двух новых святых (Иоанн Павел и ввел его прославление в общецерковный оборот), вдохновляет и папу Франциска. Возможно, он надеется, что почитание божественного милосердия поможет найти общий язык и столь разным адептам Иоанна и Иоанна Павла?
Тем, кто превыше всего ставит святость жизни и противится покушению на нее (аборты и эвтаназия), и тем, для кого главной является идея социальной справедливости. В конце концов, что такое милость к обездоленным, как не уважение святости жизни, которая подвергается унижениям, порожденным социальным неравенством и нищетой?
Таким образом папа Франциск предложил католикам с разными взглядами оригинальную теологию милосердия, которая может подтолкнуть их к осознанию глубинного единства и способствовать внутрицерковному диалогу.
Но разве эти проблемы актуальны для Русской православной церкви? Да, в ней тоже есть свои либералы и консерваторы.
Вот только голос первых почти не слышен, тогда как вторые на виду. Именно они и определяют повестку дня, рассуждая о моральных ценностях и борьбе с теми, кто посягает на незыблемые устои. Защита обездоленных, забота о социальной справедливости, противодействие государственным злоупотреблениям если и присутствуют, то на уровне риторики, а не в церковной практике.
Зато пышным цветом расцветает диковинное богословие богатства, согласно которому роскошь не мешает спасать заблудших князьям церкви, а, напротив, помогает, поскольку увеличивает их престиж и авторитет.
Папа Франциск напоминает своей пастве о том, что защита святости жизни и отстаивание прав обездоленных восходят к единому корню божественного милосердия.
И консерваторам с либералами стоит не понапрасну ломать копья в «культурных войнах», а заниматься тем, к чему у них больше лежит душа. Его послание может послужить уроком и для РПЦ, в которой оборона традиционных ценностей подменяет защиту социальной справедливости, а богословие богатства — теологию милосердия.
Правда, возникают большие сомнения, что он будет услышан.