Сначала хочу рассказать о моей семье. Родился я в Тернополе, куда родители в поисках работы попали в 1950 году.
Отец после сталинских лагерей не имел права жить в крупных городах, да и на работу его никто не брал со штампом в паспорте о выходе из лагеря. Мама была молодой журналисткой, но во времена «борьбы с космополитизмом», поскольку по паспорту она была француженкой, ее тоже никуда не принимали на работу.
Единственная вакансия была в Тернополе. Откуда ей было знать, что всех журналистов в Тернополе на протяжении послевоенных лет планомерно убивали бандеровцы и желающих работать в местной газете было не найти. Маму на работу взяли, но на руках у нее была маленькая дочь и было слишком заметно, что скоро у нее родится другой ребенок, поэтому ее не отправляли в командировки по селам.
Затем родители переехали в Каховку на строительство Днепрогэса, и раннее детство я провел в Херсонской области — до реабилитации в 1956 году моего отца.
В конце 1970-х моя мама оказалась в черном списке и попала под советские санкции, так как была «подписанткой» и опубликовала за границей книгу, не пропущенную советской цензурой. Ее, автора десяти книг, прекратили печатать. Она зарабатывала деньги до самой смерти тем, что под чужой фамилией занималась переводами.
В конце концов у нас отключили телефон, поскольку она по нему разговаривала с друзьями из-за границы. Кроме того, ее не выпустили в США на операцию, хотя у нее была смертельная болезнь, а в России таких операций не делали.
Меня тоже никто не брал на работу, и я был «невыездным», поскольку не был даже комсомольцем. Помню, как у меня не вышла статья в «Вопросах литературы» — главный редактор журнала написал на гранках статьи: «Не вижу марксистско-ленинского подхода».
Жена, тогда молодой поэт, подвергалась жестокой цензуре: выкидывались из публикаций и книг слова, строки, строфы, стихи. У близких знакомых постоянно проходили обыски, аресты, вызовы на допросы. На одного из друзей было заведено дело за распространение «Собачьего сердца» Михаила Булгакова, у другого во время обыска были изъяты книги, изданные в США, — Николая Гумилева и Бориса Пастернака.
Я счастлив, что эти времена ушли, и не хочу, чтобы они возвращались у нас, в России, но с ужасом вижу, что они наступили за пределами наших границ.
Если бы сейчас были живы лауреаты Нобелевской премии Александр Солженицын и Иосиф Бродский, они бы были подвергнуты международным санкциям за отношение к Украине, первый — за статью «Россия в обвале», второй — за «Оду на независимость Украины».
В советские времена многие из нас получили прививку от шовинизма, антисемитизма и ксенофобии со стороны цивилизованного Запада. Но сейчас я вижу, что именно там начинает расцветать русофобия. Пора создавать «Белую книгу русофобии», в которую вносить высказывания западных и отечественных властителей дум, политиков, депутатов, журналистов с откровенными признаниями в ненависти к России и русским.
В этой связи хочу привести как пример рассуждения нашей известной актрисы с либеральными взглядами, в декабре поведавшей историю про то, как однажды на Западной Украине за то, что она говорила по-русски, за ней гнался с огромным кнутом пастух. «И если бы он меня перетянул этим кнутом, я бы сейчас здесь не сидела. Русский язык шокирует их… Они не хотят нас! Чтобы этого «Большого брата» в жизни не было! То, что они нас не хотят, — это я должна осознавать…»
Но следующий шаг в логике этих рассуждений — оправдание еврейских или армянских погромов, евреи и армяне тоже ведь «шокировали» погромщиков.
Логика ненависти предсказуема, модели ее нам всем известны, плоды ее — кровь, страдание, горе, рабство.
Войны, слава Богу, пока нет, и верю, что не будет. Но военная риторика в заявлениях политиков, речах депутатов, газетных и телевизионных репортажах звучит все тверже и ожесточеннее. Цензура, черные списки, санкции, пропаганда стали обыденностью.
И сквозь эту толщу словесной агрессии особенно ярко выглядят люди, свидетельствующие о правде Божией, мужественно противостоящие насилию, бесстрашно защищающие свободу своих собратьев.
Тем временем православные люди живут в ожидании самого светлого и самого радостного праздника Христовой Пасхи. В дни Страстной недели мы вспоминаем страшные события: предательство Иисуса Христа одним из Его учеников, происшедшее сразу после того, как Господь вымыл ноги Иуде и отер их полотенцем, потом разделил с ним трапезу; арест Христа в Гефсиманском саду, издевательские допросы с унижением и избиением, политические обвинения, лжесвидетельства во время дознания; а затем три неправедных суда, присудившие Создателя и Спасителя мира на мучительную казнь. Последним актом расправы был плебисцит, окончательно решивший участь Иисуса Христа.
Поразительно, но все эти действия в отношении Христа, по современным представлениям, были вполне демократическими: расследование, суды, плебисцит.
Однако Воскресение Христово все расставило по своим местам: Пасха — это торжество жизни, света, правды, любви и свободы.
Где Христос и где Иуда, Ирод, Понтий Пилат и те, кто кричал: «Распни!»?
Община храма, в котором я служу, большая (несколько сотен человек), и по тому, что происходит в ней, могу судить о настроениях православных людей. В дни крымских событий мы вместе с украинскими братьями и сестрами молились о том, чтобы не пролилась кровь, и наша молитва, как нам кажется, была более действенной, нежели войны писем и мирных маршей по бульварам Москвы.
На мой взгляд, причина тягостной, гнетущей атмосферы последних месяцев кроется в агрессии масс и лицемерии правителей. Все, что пишут богословы и психологи об агрессии и гневе, о лицемерии и лжи, подходит к описанию современного состояния общества, втянутого в обсуждение кризиса на Украине, причем не важно, на какой стороне баррикады находятся люди.
Зараженные гневом и лицемерием люди никогда не смогут найти общий язык.
Один очень умный и проницательный человек, святой монах IV века Антоний Великий предрек, что наступят времена, когда люди будут безумствовать и, если увидят кого небезумствующим, восстанут на него и будут говорить: «Ты безумствуешь!» — потому что он не будет на них похож.
Это сказано о нашем зазеркальном мире, в котором все перевернуто и поставлено с ног на голову. Элементарное чувство самосохранения всегда заставляло общество выбирать для себя такую систему взаимоотношений, которая могла бы стать самоорганизующейся, систему, в которой есть четкая иерархия ценностей, когда то, что должно быть на первом месте, не будет отодвинуто на двадцатое, а то, что находится на двадцатом, не будет поставлено на первое. Наличие такой системы по-другому еще называется порядок, норма, закон.
Эта тяга к закону, норме, порядку заложена в нас, в нашем подсознании изначально, генетически. Душа требует, чтобы все в нашей жизни было по совести, по-Божьи.
Мы все желаем обрести такую Ценность, которая была бы абсолютна, незыблема, непререкаема и служение которой могло бы осмыслить всю жизнь человека, все стороны его деятельности, которая может объединить многих людей — с разными взглядами, вкусами, интересами. Такой высшей Ценностью может быть только Истина, освящающая своих последователей, Истина живая, творящая, вечно пребывающая и в то же время личная. Эта Истина — Живой Личный Бог, Христос, который есть Сама Любовь.
Об этом еще раз напоминает Пасха 2014 года.
Автор — протоиерей Русской православной церкви, настоятель храмов Мученицы Татьяны при МГУ и Святителя Василия Великого в с. Зайцево, член Союза писателей