Цивилизация
Томас Пикетти в своем бестселлере «Капитал в XXI веке» выстраивает глобальную картину развития неравенства. Выясняется, что за последние полторы сотни лет развитые страны пережили два глобальных тренда. Начиная со времен Маркса неравенство, измеренное долей дохода, сконцентрированного в руках самого обеспеченного одного процента населения, устойчиво снижалось. Однако начиная с 70-х годов прошлого века начался обратный тренд: отрыв богатейших групп населения от остальных начал расти, практически достигнув показателей, предшествовавших Великой депрессии.
Стоит ли переживать? Неравенство само по себе является неизбежным атрибутом развития. Вопрос заключается в его допустимом уровне, после которого издержки неравенства (экономические, социальные, психологические) начинают превышать выгоды.
Пикетти считает, что переживать уже можно: большое значение имеет не только распределение доходов, заработанных в экономике за год, но и растущее неравенство в распределении богатства, включающего рыночную стоимость всех накопленных активов. Это важно, поскольку именно неравномерное богатство консервирует неравенство в обществе, переходя по наследству в виде активов или инвестиций. Чичиков, как известно, хотел заработать денег не столько для потребления, сколько для потомства, о котором он так заботился.
Десять лет назад Альберто Алесина с соавторами сформулировал интересную гипотезу.
Неравенство спокойнее воспринимается обществом, а значит, связано с меньшими издержками, если хорошо работают социальные лифты.
Неравенство доходов не так страшно, если оно компенсируется равными возможностями. У социальных лифтов есть две главных характеристики — скорость и справедливость. Другими словами, сколько времени потребуется человеку, чтобы выбраться «из грязи в князи», и насколько для этого необходимы усилия и таланты, которые приносят пользу обществу.
Чтобы измерить скорость социальных лифтов, экономисты используют оценки вероятности перехода из одной доходной группы в другую, а также показатель межпоколенческой эластичности дохода — насколько доход родителей определяет доход их детей. Для этого необходимы данные о доходах человека, а также о доходах семьи, в которой он родился. Коэффициент межпоколенческой эластичности, равный 0,4, говорит о том, что сыновья в среднем сохраняют 40% от различия доходов отцов. Чем выше этот коэффициент, тем ниже степень социальной мобильности.
Один из ведущих специалистов по изучению неравенства Рэй Четти утверждает, что в Соединенных Штатах шансы достичь «американской мечты» остаются стабильными в течение последних десятилетий.
В мобильных регионах США каждый десятый ребенок из беднейших 20% населения, повзрослев, оказывается в богатейших 20%. В наименее мобильных — каждый двадцать пятый.
Однако рост дифференциации доходов (в основном за счет концентрации богатства у верхнего одного процента) делает эту лотерею более напряженной: шансы вроде те же, но разница в возможных призах больше. Среди развитых стран США и Великобритания характеризуются относительно высоким неравенством доходов и при этом — довольно низкой мобильностью. Например, во многих странах Континентальной Европы межпоколенческая эластичность доходов в два-три раза ниже, чем в США (0,15 против 0,45).
Это наводит на мысль, что для восприятия обществом уровня социальной мобильности важна не только и не столько ее интенсивность, сколько восприятие обществом ее справедливости. Если люди думают, что богатство и социальный статус являются плодами труда, а бедность — недостатком усилий (в США такое мнение разделяется двумя третями населения), то даже высокая степень неравенства не вызывает роста спроса на перераспределение.
Косвенные данные (например, высокая по сравнению с Европой отдача от образования) подтверждает справедливость общественного мнения. В случае же, когда причиной бедности считают неудачу, а причиной богатства — нужные связи, запрос на перераспределение доходов становится активнее — иногда в ущерб экономическому росту.
Полная справедливость социальной мобильности не достигается, конечно, нигде. Даже в самых развитых странах социальные лифты возят женщин медленнее, чем мужчин. Во многих странах межпоколенческие траектории выглядят по-разному для представителей разных этнических групп. Иногда процессы социальной мобильности искажаются политическими мотивами: дорога открывается перед людьми по признаку «правильного» происхождения, лояльности и т.д. Такая дискриминация накладывает на общество своеобразный налог, связанный, с одной стороны, с неиспользованными талантами, с другой — с недостатком компетентности.
Существует байка, что после выдвижения советского лозунга «Ударники — в дипломатию» в мемуарах Риббентропа появилась запись: «Этот новый русский посол удачно притворяется идиотом».
Основные проблемы ждут общество, где основными механизмами восходящей мобильности становятся использование личных связей, коррупция. В таком обществе неизбежно разрушаются правила игры, обеспечивающие награду за общественно полезные усилия и производительный труд.
Если на социальных лифтах поднимаются нечестные и некомпетентные люди, то рано или поздно в них окажутся сожженными кнопки.
Какое значение эти отвлеченные рассуждения имеют для современной России? По объективным причинам пока нельзя достоверно оценить интенсивность социальной мобильности — для этого попросту нет данных. Но точно можно сказать, что неравенство доходов и сверхвысокая концентрация богатства у самых обеспеченных семей страны (верхний один процент населения владеет 30% всех активов, по сравнению с 7% в США) сочетаются с высоким восприятием коррупции.
Как показывают социометрические опросы, около двух третей российского населения недовольны существующим неравенством доходов и хотели бы возложить ответственность за эту проблему на государство. Подобная ситуация рано или поздно может стать взрывоопасной. И, видимо, даже не стоит специально упоминать, в какой еще братской стране наблюдалась похожая комбинация неравенства, динамики роста и общественных настроений.
Автор — научный сотрудник ЭФ МГУ, соавтор учебника по институциональной экономике под редакцией А.А. Аузана
