Цивилизация
Мартиролог 2013-го
2013 год в Москве закончился тем же, чем начинался, — экскаваторами, крушащими старинные здания в охранных зонах. 1 января сносили исторические строения в Ново-Екатерининской больнице на Страстном бульваре — их место потребовалось для нового административного корпуса Мосгордумы. 19 декабря в кирпичную пыль обратили пять зданий конца XIX века в Сретенском монастыре — на их месте планируется строительство огромного, высотой с 14-этажный дом, нового монастырского собора.
И там и там по горячим следам выяснялось, что «девелоперы» так спешили, что даже не удосужились оформить необходимые для сноса документы. Но эти мелочи у нас никого и никогда не останавливали. Сегодня на Страстном бульваре, в 10–15 метрах от памятника архитектуры, зияет величественный котлован. Вскоре такой же, если не случится чуда, увидит Москва и на бульваре Сретенском, прямо на территории монастыря с многовековой историей — под собором запроектирован двухэтажный подземный паркинг.
Между этими сносами было еще несколько страниц московской архитектурной летописи, которые, я уверен, спустя несколько десятилетий потомки будут с горечью перелистывать. Вот лишь некоторые из них.
Изуродован надстройкой двух этажей мемориальный дом Волконских на Воздвиженке — он же дом старого князя Болконского из «Войны и мира». Леса уже сняты, можно полюбоваться.
Стены и своды Кругового депо, что на подъездных путях Ленинградского вокзала (40% охраняемого государством памятника), были с разрешения Мосгорнаследия уничтожены под вывеской его «приспособления» к современной жизни.
Снесен Литейный цех на ЗИЛе — одна из немногих дореволюционных построек комплекса, с высоченными и гулкими сводчатыми нефами, чем-то напоминавшая заброшенный готический собор. Этот снос также проходил без каких-либо разрешающих документов. Его, видимо, во избежание ненужных проволочек и занудных экспертных дискуссий, даже не стали выносить, как того требуют постановления столичного правительства, на городскую комиссию по градостроительству в охранных зонах.
Снесена часть комплекса казарм Саперного батальона в Сокольниках, на Матросской Тишине — также без каких-либо разрешений. Примечательно, что через улицу, при воинском храме Благовещения, ныне создается мемориал героям Первой мировой войны, а здание, где эти герои жили и служили Отечеству, в то же самое время рушат экскаваторы.
Продолжать этот мартиролог 2013 года можно долго, но уже понятно, что мэр Сергей Собянин, заявляя в одном из интервью, что «дом Болконского» был практически единственной «конфликтной точкой», отчего на нем так и «сконцентрировались градозащитники», некоторым образом ошибается. Или же его вводят в заблуждение.
Революция и контрреволюция
Предшественника Собянина на мэрском посту теперь принято клеймить за градостроительную политику в историческом центре. Парадокс, однако, в том, что при Лужкове, несмотря на всю его решительность, некоторые пределы все же не решались переступать.
Проекты сноса — частичного или полного — Кругового депо рассматривались и обсуждались, но в жизнь не воплощались.
Ново-Екатерининскую больницу тоже хотели приспособить для нужд города, правда, не под Мосгордуму, а для городского управления ЗАГС, но три исторических корпуса, на месте которых теперь котлован, собирались не сносить, а реставрировать — по проекту, утвержденному городскими же властями.
«Дом Болконского» вывели из-под госохраны, но разрешений на варварскую реконструкцию все же не выдавали. О соборе Сретенского монастыря ходили разговоры, но экскаваторы до поры до времени не пускали в ход.
При Лужкове принимали решения о реконструкции комплекса Московской соборной мечети на проспекте Мира, но именно при Собянине здание старинной Соборной мечети было снесено экскаваторами в один вечер.
Невозможное стало вдруг возможным. Почему?
«Новую градостроительную политику» Сергея Собянина некоторые публицисты (я тоже этого искушения не избежал) стали называть градостроительной революцией.
Революция — особое время, когда старые законы практически не действуют, а новых еще нет. Когда неизвестно, куда все повернется, возможны такие волшебные события, как приостановка осенью 2010 года стройки нового 4-этажного здания «Геликон-оперы» в охранной зоне, против которой протестовали градозащитники.
Весной 2011-го уже новые московские власти приняли решение продолжать строительство, несмотря даже на имевшееся в тот момент официальное представление московской прокуратуры о ее незаконности.
Нам бы уже тогда следовало сообразить, что революция заканчивается, но впереди были другие печальные и волшебные события: снос «дома Кольбе» на Якиманке и жесткая реакция мэрии в виде отмены более 200 других сносных приговоров историческим домам. Теперь очевидно, что «революция» закончилась, жизнь, в том числе и строительная, вошла в будничную колею, и новые — писаные и неписаные законы уже сформулированы.
Границы пессимизма
Прежде чем говорить о законах, поговорим о трендах. Позитивных. На самом деле «градостроительная революция» — отнюдь не пустая фраза. Масштабы градостроительного бедствия заметно уменьшились, этого нельзя отрицать. При Лужкове сносили палаты XVII века, Москва теряла десятки исторических зданий ежегодно, о сносах выносились и стремительно исполнялись секретные, непубликуемые постановления.
При Сергее Собянине в год погибает 10–12 старинных зданий, 2013-й, правда, выдался поурожайнее — можно насчитать до 20. Знаковые памятники, попавшие в зону интереса девелоперов, которые при Лужкове пытались из-под охраны вывести, как гостиницу Шевалье, типографию Лисицкого, дом Быкова на 2-й Брестской и ряд других, — при Собянине официально заносят в госреестр объектов культурного наследия.
Ассигнования на реставрацию, как и количество реставрируемых объектов, увеличились в разы. В качество реставрации количество не переросло, но это отдельный разговор.
Заработала льготная программа «метр за рубль», привлекающая инвесторов к руинам. Один из инвесторов по ходу процесса, правда, ухитрился без разрешения снести половину памятника, но это пусть тоже будет отдельный разговор.
Активность девелоперов, за многими исключениями, но именно исключениями, перенаправляется из изнемогающего центра пусть и не в Новую Москву, но в промзоны и на окраины. Несколько устрашающих проектов, грозивших угробить целые исторические районы, либо отменены, либо кардинально сокращены в размерах (5-й квартал в Китай-городе, квартал Острова между Софийской и Болотной набережными, Вознесенский переулок, реконструкция квартала за гостиницей Шевалье в Камергерском переулке и далее по списку).
Есть, конечно, ряд не менее устрашающих, которые вовсе не отменены («Царев сад» напротив Кремля, дом Нирнзее на Садовнической улице и пр.), но с их воплощением пока нет окончательной ясности. Наконец, налицо явное «очеловечивание» центра и превращение его в полноценное общественное пространство.
Потому-то утраты так разительны и поразительны. Столько хороших начинаний и даже свершений — а экскаваторы все работают. Здесь и проходит истинная грань между градостроительными оптимизмом и пессимизмом.
Дело не в том, пуст или полон наполовину стакан, разрушен или сохранен наполовину исторический город. Дело в том, с чем сравнивать нынешнюю реальность: с реальностью «проклятого прошлого» или с идеалами, воплощенными в том числе в законодательстве о памятниках и охранных зонах.
Именно здесь начинается диалог общественности с городскими властями, где стороны расходятся не в фактах, а в тональности трактовки. Примерно такой:
— Ужас! Рядом с памятником на Страстном бульваре строят Мосгордуму!
— Класс! Ведь Ново-Екатерининскую больницу при этом отреставрируют!
— Тревога! Две пятых Кругового депо снесли!
— Спокойно! Зато три пятых останутся, а ведь и их могли грохнуть.
— Нельзя сносить старые дома во дворе гостиницы Шевалье! Зачем вы разрешаете там новострой?
— Да вы посмотрите, мы этот новострой урезали втрое! Радоваться надо. И т.д.
Законы и порядки
Когда налицо эстетические разногласия и несхожесть идеалов, нужно искать какую-то почву под ногами, которая обеим сторонам кажется твердой. Трудно, кажется, найти для консенсуса иную почву, нежели соблюдение законов. Однако соблюдение законов, как выясняется, само еще должно стать предметом консенсуса. Этот заколдованный круг, почти как магический, и очерчивает законы постреволюционной московской градостроительной жизни, к формулированию которых мы можем наконец перейти.
Закон приоритета. Принцип целесообразности выше принципа легитимности.
Если власти, исходя из собственного понимания интересов города, принимают или поддерживают какое-либо решение, то соблюдение формальных процедур становится необязательным.
Власть не стесняется даже подавать дурной пример девелоперам, которых сама поминутно призывает к соблюдению законов. Здания сносятся без ордеров ОАТИ, решения о сносах не выносятся на градостроительную комиссию, строительство ведется вопреки действующим постановлениям столичного правительства, напрямую его запрещающим (как в Ново-Екатерининской больнице), либо даже вопреки предписаниям прокуратуры (как в «Геликон-опере», то есть в наполовину снесенной уже усадьбе Глебовых — Стрешневых — Шаховских на Большой Никитской). Проект экскаваторного «приспособления» Кругового депо согласуется Мосгорнаследием несмотря на то, что в экспертизе черным по белому написано, что он противоречит «предмету охраны» памятника, то есть обрекает на снос то, что сносу по закону не подлежит ни при каких обстоятельствах. Соборную мечеть сносят, несмотря на протесты мусульманских общин по всей России. На территории охранной зоны в ВВЦ сносят выставочные павильоны и вовсю строят огромное здание океанариума. И т.п.
Закон позитива. Демонстрация успехов и достижений важнее реального анализа их качества, само достижение гораздо важнее заплаченной за него цены.
Успехи программы «метр за рубль» не подлежат обсуждению, несоответствие результата реставрации былому подлиннику, как в доме Сысоева в Печатниковом переулке, не значительнее разницы между сверкающим новизной объектом и мрачной руиной.
На конкурсе «Московская реставрация — 2013» одного из главных призов был удостоен проект «реставрации», в ходе которой от подлинного памятника (дома Всеволожских в Хамовниках, считавшегося некогда самым старинным деревянным зданием Москвы) не осталось ни одного подлинного бревна или кирпича — потому что «новодел» опять-таки лучше пустого места или развалины.
Старинный усадебный дом в Подсосенском переулке в ходе «реставрации» без разрешения городских органов охраны наследия и без какого-либо утвержденного проекта был снесен наполовину — и после этого туда без всякого стеснения приводят Сергея Собянина и рассказывают ему об очередном успехе столичной охраны памятников.
Закон отложенной нормы. Весь 2012 года городская комиссия по градостроительству в зонах охраны обсуждала весьма объемный и чрезвычайно важный для Москвы документ — единый градостроительный регламент для всей территории внутри Бульварного кольца.
Этот регламент мог бы стать главным и неоспоримым достижением «градостроительной революции». Над ним в течение нескольких лет по заказу города тщательно работали сначала специалисты НПО-38 (бывшая градостроительная мастерская Института Генплана), затем эксперты Мосгорнаследия, на последнем этапе — члены комиссии по градостроительству.
Это был весьма позитивный документ, который в самом деле позволил бы резко ограничить строительство в историческом центре и сохранить уцелевшие к настоящему времени кварталы и ландшафты старой Москвы. Проект регламента был утвержден комиссией по градостроительству, за исключением шести спорных кварталов, в том числе, кстати, и квартала с «домом Болконского».
Затем в начале 2013 года проект был, за исключением тех же спорных кварталов, по которым продолжались дискуссии, согласован федеральным Министерством культуры. Около сотни кварталов исторического города могли разом обрести надежный охранный статус — настолько масштабного и тщательно проработанного градостроительного документа Москва не имела никогда за всю свою тысячелетнюю историю.
И… не случилось ничего. Прошел год, постановление столичного правительства об утверждении единого градостроительного регламента так и не выпущено, без каких-либо объяснений. Не оттого ли, что его отсутствие предоставляет властям и девелоперам возможность «маневра», как в случае со Сретенским монастырем, где проект регламента никакого нового строительства не предусматривал?
А ты кто такой?
К какому бы объекту, вызывающему тревогу, ни приблизились сегодня градозащитники, они обязательно рано или поздно услышат (от девелопера, полицейского или иного представителя власти) недоуменный вопрос: а вам-то что за дело до этого здания? Когда вопрошающий слышит, что граждане не претендуют ни на то, чтобы им владеть, ни на то, чтобы им распоряжаться, недоумение только усиливается.
И означает это только одно:
у сохранения старой Москвы нет субъекта. Именно поэтому попытки сохранения так часто заканчиваются неудачами. У разрушения, у реконструкции, у нового строительства субъект, кровно заинтересованный в их успехе, есть всегда: собственник, девелопер, корпорация, учреждение, театр, монастырь, иногда представитель власти. Кто с другой стороны?
Общественность и эксперты по наследию не могут заменить хозяйствующего и обладающего полномочиями и правами субъекта сохранения и развития старого города как единого целого. Такого субъекта просто не существует. Старая Москва остается культурным, краеведческим понятием, у нее нет ни четко очерченных границ, ни единого градостроительного регламента, ни, например, единой дирекции по сохранению и развитию, заинтересованной именно в том, чтобы старый город сохранялся в своей подлинности. И развивался, привлекал инвестиции и туристов, создавал рабочие места и собирал налоги именно на ниве своей старины, подлинности и целостности — так, как это делают сотни городов в Европе и даже с десяток городов в России. Пока этого субъекта нет, будут побеждать другие субъекты.
Лишнее тому подтверждение — результаты голосований все на той же комиссии по градостроительству в зонах охраны, которой доверено властями решение вопросов о сносе зданий на этих территориях. Когда московские градозащитники заводят речь о создании «эрзац-субъекта» — городского Совета по культурному наследию, который силами лучших столичных экспертов мог бы рассматривать в превентивном порядке важнейшие градостроительные планы и архитектурные проекты, — власти обычно отвечают: незачем, у нас есть комиссия по градостроительству, там и обсуждайте.
Вот как это работает в реальности. Протокол заседания комиссии от 13 ноября 2013 года, опубликованный на сайте Мосгорнаследия. Только два примера. Обсуждается судьба конструктивистского здания 1930-х годов на улице Красина (д. 3, стр. 1). Все без исключения эксперты, архитекторы, представители общественности — Е. Асс, А. Баталов, А. Боков, В. Бычков, Е. Дутлова, Л. Колодный, Г. Маланичева, Д. Швидковский, автор этих строк — голосуют за его сохранение. Комиссия принимает решение о сносе.
Следующий пункт повестки дня — снова конструктивизм (Красная Пресня, д. 16, стр. 1). Снова эксперты, архитекторы, градозащитники голосуют против сноса, но комиссия большинством голосов — за. Приговор, кстати, уже приведен в исполнение, в тот же день, что и в Сретенском монастыре.
Арифметическое большинство в комиссии составляют представители различных структур городской власти, и я не могу вспомнить ни одного случая, когда они голосовали бы против решения, предложенного городским начальством.
Автор — координатор «Архнадзора», член Общественной палаты РФ, член Совета при президенте РФ по культуре и искусству
