По следам Стендаля
Затянутый фальшфасадом бывший дворец князей Гагариных, впоследствии главный корпус Ново-Екатерининской больницы, — памятник архитектуры федерального значения. Выглядит он сейчас примерно так, как в осенние дни 1812 года, когда молодой офицер наполеоновской армии Анри де Бейль, более известный под именем Стендаль, принимал посильное участие в расхищении винных подвалов Английского клуба, который в те времена здесь находился. Разве что следов пожара нет, а так все очень похоже. Над большей частью здания отсутствуют кровли, кое-где нет межэтажных перекрытий, повсюду груды битого кирпича, в стенах зияют проломы, будто от артиллерийских снарядов.
Но это — реставрация: перекрытия и кровли меняют по причине аварийности и поражения грибком (об этом есть заслуживающие доверия заключения экспертов), разбирают лифтовые шахты и внутренние перекрытия советского времени, усиливают фундаменты. В центральном помещении, где некогда была домовая церковь, реставраторы кропотливо расчищают лепные гипсовые украшения, на стенах проявились остатки фресковых росписей. В начале 2013 года эксперты рекомендовали и частичную замену деревянных конструкций фронтона на главном фасаде дворца, также пораженных грибком, — он, насколько можно разглядеть под фальшфасадом, пока цел, как и великолепная колоннада.
Котлован
Но если выйти из дворца и пройти немного вглубь владения, то увидишь то, что никакому Стендалю не могло привидеться в страшном сне. В 15–20 метрах от федерального памятника архитектуры, на месте снесенных 1 января 2013 года трех старинных дворовых корпусов (строения 3, 4 и 8), вырыт огромный котлован под новый административный корпус Мосгордумы. Работа в нем кипит даже в темное время суток. Залитый яркими огнями прожекторов, заставленный каркасами неведомых конструкций, наполненный рычащими звуками экскаваторов и прочей техники котлован, в котором, кажется, поместился бы дворец Гагариных со всеми своими колоннами и винными подвалами, производит даже немного чарующее впечатление.
На Страстном бульваре как будто оживают знакомые по школьным учебникам картины «великих строек коммунизма». Нам по-прежнему нет преград — ни в море, ни на суше, ни в скучных строках нормативных актов правительства Москвы.
Что запрещено, то разрешено
Конечно, я ожидал увидеть на этом самом месте этот самый котлован, но все же какое-то время не мог поверить своим глазам. Потому что глаза мои не раз читали и перечитывали официальное, действующее, никем не отмененное постановление правительства Москвы №907-ПП от 5 октября 2010 года с длинным названием «Об утверждении границ территорий объектов культурного наследия (памятников истории и культуры), режимов использования земель и градостроительных регламентов на территориях зон охраны объектов культурного наследия (памятников истории и культуры) в квартале №250 Центрального административного округа, ограниченном улицами Петровкой и М. Дмитровка, Успенским и Б. Путинковским переулками и Страстным бульваром». Оно официально опубликовано для всеобщего сведения в «Вестнике Мэра и Правительства Москвы», 2010, №58 (2110), стр. 360–404.
Этим нормативным актом установлены градостроительные регламенты на территории бывшей Ново-Екатерининской больницы. Согласно тексту постановления (приложение 21), для регламентного участка №4, который имеет адрес: Страстной бульвар, д. 15/29, стр. 1–5, 8–10, то есть включает земельные участки снесенных 1 января 2013 года зданий, установлены «требования режима использования земель»: «запрещение капитального строительства… искажения традиционных характеристик эволюционно сложившейся композиции застройки исторического владения».
Но городские власти это совершенно не останавливает. Они ведут строительство, ими же запрещенное. Более того, еще и издают «оправдывающее» это строительство документы. 3 июля 2013 года Москомархитектура выдала по обращению департамента городского имущества Москвы градплан земельного участка (ГПЗУ) №RU77-203000-006313. Это удивительный документ. Сначала в нем повторяются требования, установленные октябрьским постановлением правительства Москвы 2010 года, а через пару страниц — предусматривается сооружение строительного объекта по адресу: Страстной бульвар, вл. 15/29, стр. 3, 4, 8, высотой 24 м, площадью 18 180 кв. м. В охранной зоне, на месте трех снесенных исторических зданий, суммарная площадь которых была, по данным градостроительного кадастра, 857 кв. м, а высота самого большого, трехэтажного, строения №8 достигала 15–16 метров.
Что запрещено, то тут же и разрешено. Диктатура закона в московском понимании.
Осип Бове и Сергей Кузнецов
Перестройкой бывшей усадьбы Гагариных для Ново-Екатерининской больницы в 1820–1830-е годы руководил Осип Иванович Бове, прославленный зодчий московского классицизма, фактически исполнявший обязанности главного архитектора Москвы «послепожарной эпохи».
До поры до времени имя мастера, который рискнет дополнить своим творением ансамбль построек Бове на Страстном бульваре, оставалось неизвестным. Но для будущих авторов путеводителей по комфортной Москве мы можем его назвать — на проектном чертеже стоит подпись Сергея Кузнецова, нынешнего главного архитектора Москвы. Более того, Сергей Кузнецов сам недавно подтвердил в интервью свою причастность к этому проекту: «Что касается здания Мосгордумы: нужно признать, это сложная площадка. Хотя обычно я стараюсь этого не делать, я подключался к процессу проектирования сам. Решение о строительстве современного здания было принято умышленно — мне кажется, что это оптимальное решение: современное элегантное здание будет выглядеть в этом месте гораздо лучше, чем, например, классическое, с вычурной лепниной».
Не хочу вступать с уважаемым Сергеем Олеговичем в дискуссию об уместности близкого соседства 5–6-этажного современного здания, до боли напоминающего Кремлевский дворец съездов, с великолепным классическим дворцом. На мой взгляд, новый корпус Мосгордумы в ансамбле Ново-Екатерининской больницы будет выглядеть столь же элегантно и уместно, как и его прообраз в соседстве с кремлевскими соборами и крепостными стенами. Но тут может быть тысяча мнений. А вот что заставляет главного архитектора Москвы, назначенного правительством Москвы, ставить свою подпись под проектом строительства, официально, нормативным актом, запрещенного правительством Москвы?
Вопрос, конечно, риторический, но хотелось бы услышать хоть какой-нибудь ответ.
Реконструкция диалога
В этой истории есть еще одна тайна — как, собственно, принималось историческое решение о строительстве нового корпуса Мосгордумы в охранной зоне? В сентябрьской публикации я цитировал письмо Мосгорнаследия, в котором сообщалось, что решение о параметрах нового здания было принято в апреле 2013 года градостроительно-земельной комиссией Москвы, которую возглавляет мэр Сергей Собянин. Но это параметры, а мотивы принципиального решения и обстоятельства его принятия по-прежнему неизвестны миру.
Неизвестны они и мне, но могу позволить себе небольшую ненаучную реконструкцию возможных диалогов.
Думаю, не нужно доказывать, что решения подобного уровня в Москве не могут быть приняты без Сергея Собянина.
Предположим, приходит кто-то к Собянину и докладывает: Сергей Семенович, скоро эпохальные выборы в Мосгордуму, депутатов будет больше, кабинетов и помещений нужно больше. Начинают прикидывать варианты.
Купить для городских нужд соседнее здание в Рахмановском переулке? Хозяева слишком дорого просят. В Новую Москву? Негуманно. Нужно где-то строить, причем в центре. Но где? А вот есть участок на Страстном бульваре, больницу оттуда выселили несколько лет назад, городской ЗАГС хотели разместить, но депутатам нужнее. В главном здании можно устроить парадно-представительский корпус, оно хорошее, импозантное, памятник архитектуры, с колоннами, а во дворе, на месте трех невзрачных построек, прекрасно встанет административный комплекс.
Далее мэр Собянин, незадолго до того провозгласивший «новую градостроительную политику» и гуманное отношение к историческому центру, не мог не поинтересоваться: а можно ли там строить, если главный корпус — памятник архитектуры? Логично, что задал он этот вопрос своему министру по части памятников — руководителю Мосгорнаследия Александру Кибовскому. Далее начинаются сугубо предположения, известно ведь только решение, а варианты реконструируемого диалога — не знаю, какой хуже выглядит.
Вариант первый. Александр Кибовский твердо и четко говорит мэру: Сергей Семенович, там строить ничего нельзя, это охранная зона, и регламенты ее утверждены постановлением правительства Москвы. А мэр ему в ответ: да бросьте, Александр Владимирович, какие там охранные зоны, какие постановления — надо строить, и все тут. Но мэр Сергей Собянин совсем не похож на правового нигилиста.
Вариант второй. Александр Кибовский отвечает: да, строить там очень даже можно. Тут два подварианта. Либо руководитель департамента культурного наследия Москвы сам не знает о существовании охранной зоны и ее утвержденных регламентов, либо знает, но по каким-то причинам скрывает это от мэра. Опять нелогично. Во-первых, потому, что руководитель Мосгорнаследия охранные зоны не может не знать и не беречь по определению, а во-вторых, потому, что на правового нигилиста он тоже совершенно не похож.
В общем, остается надеяться, что кто-то из главных действующих лиц хотя бы в мемуарах прольет свет на эту историю.
Если бы инвестором был я
А вот ее последствия легко прогнозируемы уже сегодня. Любой инвестор, желающий построить что-нибудь доходное в историческом центре, получит неотражаемый аргумент в переговорах с властями. Прихожу я, например, к властям и говорю; хочу строить, выдайте мне ГПЗУ. Мне говорят: нельзя, там охранная зона, регламенты утверждены, ступай отсюда. Я отвечаю: позвольте, у вас на Страстном бульваре тоже была охранная зона и регламенты. А теперь там современное элегантное здание. Что же вы себе элегантные здания разрешаете, а мне в Новую Москву идти? Нет уж, давайте без двойных стандартов. Я же, собственно, с вас пример беру.
И попробуйте мне тогда что-нибудь возразить.
Потому что — тут уж без вариантов — если власть сама нарушает законы, которые устанавливает, то никого и никогда она потом эти законы соблюдать не заставит.
Есть одна фраза из «Войны и мира» Льва Толстого, которая, быть может, этим летом московским властям немного поднадоела, но я рискну ее повторить. Классик все-таки. «Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого».
Автор — координатор «Архнадзора», член Общественной палаты РФ, член Совета при президенте РФ по культуре и искусству