Цивилизация
Психологическая атака
Сразу после трагических событий мэр Москвы заявил, что нужно усилить охрану школ, не пожалев на это денег. Депутаты предложили поручить охрану школ частям МВД, снабдив их оружием, видимо, чтобы по людям в состоянии аффекта стреляли не только дети, но и профи. Экс-боец с иностранными продуктами Геннадий Онищенко обвинил во всем иностранные компьютерные стрелялки и насилие в кино, конечно, американском. Все как обычно.
Чуть позже чиновники назвали и основных виновников случившегося — это школьные психологи, не углядевшие во внешне благополучном мальчике маньяка-убийцу.
1И вот уже Сергей Собянин распоряжается провести аттестацию школьных психологов и срочно повысить их квалификацию. При том что они не играют в современной российской школе почти никакой роли.
Ставки социальных педагогов, преподавателей кружков и секций во многих школах сокращают в первую очередь. Причин две: слияние школ, которое и задумано для экономии средств, сокращения штатов, и необходимость выполнить приказ президента — довести зарплату учителя до средней по экономике региона. Откуда деньги брать? Не сокращать же математика с историком. В итоге психолог сегодня чаще всего работает по совместительству: в лучшем случае он же учитель, в худшем — девушка-секретарша.
Спросила у соседа-старшеклассника, который учится в престижной английской школе, есть ли у них психолог. Есть какая-то женщина, говорит. К ней никто не ходит.
На вопрос, что она делает, ответил: тесты какие-то иногда проводит. Пятиклассница из соседней школы сказала, что у нее психолог — 20-летняя девушка: «Мы с ней болтаем обо всем. И еще она помогает оформлять социальные карты, которые все постоянно теряют».
Что волнует учеников
Ирина Умняшова, руководитель Московского отделения Федерации психологов образования России, завлабораторией «Модернизации психологической службы системы образования» (находится в Московском городском психолого-педагогическом университете), утверждает, что есть отдельные школы, где психологические службы работают успешно, благодаря заинтересованности администрации. От себя добавлю, школы эти — экспериментальные, они связаны с лабораторией Умняшовой, а потому брать их за образец нереально.
Итак, по мнению Умняшовой, психолог обязательно должен быть знаком и интересен детям. Иначе они к нему не придут. Работая в подшефных школах (это были и гимназия, и обычная школа, и даже вечерняя), она приходила на классные часы, разговаривала с детьми, пыталась их заинтересовать, даже вела неофициальный урок психологии. И только спустя месяцы такого общения дети стали приходить к ней со своими проблемами.
Что реально волнует школьников? В пятом-шестом классах это взаимоотношения мальчиков и девочек. В шестом-седьмом — проблемы с учителями, родителями. В восьмом-девятом — выбор профессии, профиля обучения, снятие тревожности в ситуации экзамена. В десятом-одиннадцатом волнуют вопросы «кто я, зачем я, кем мне — глобально — стать».
Ирина Умняшова уверена, что помимо личного взаимодействия с детьми психолог обязательно должен работать с учителем, который постоянно видит детей, и общаться с родителями, выступать на родительских собраниях. Только так он может убедить их отправить ребенка к специалисту, если у него есть явные проблемы. Как рассказывает Умняшова, родители детей иногда от нее с изумлением узнавали, что их ребенок употребляет наркотики.
Никаких откровений в этих правилах нет. Просто профессиональных психологов в наших школах, за редким исключением, тоже нет.
Но главное заключается в том, что одного универсального школьного психолога быть не должно. Нужны психологические службы.
Один психолог консультирует педагогов, другой — родителей, третий — старшеклассников. Четвертый, клинический или специальный психолог, — детей, испытывающих трудности в обучении, который должен сотрудничать с логопедом, с дефектологом. Пятый, социальный психолог, обязан заниматься разрешением конфликтов в классе — с учителем, между учениками. Есть еще поле действий и для шестого, юридического психолога.
Эта система разработана в лаборатории «Модернизации психологической службы системы образования» и уже апробирована в нескольких школах Центрального округа Москвы. Естественно, в каждой школе такая служба невозможна. Оптимальным был бы один психологический центр на округ. Он получает госзадание (финансирование) и заключает договор со школой. Школа платит центру за разрешение конкретных конфликтов. Такая бригада многопрофильных психологических школьных служб — распространенная модель в Европе. Но вряд ли она приживется сегодня у нас, где вот уже десять лет идет беспощадная реформа образования.
Рейтинги успеха
Из-за перехода на подушевое финансирование (денег школа получает столько, сколько детей пришло в нее учиться) и новой системы оплаты труда (когда зарплата учителя состоит из базовой и стимулирующей частей) вся работа школы вынужденно направлена на гонку за высоким результатом, а не на изучение состояния души учеников.
Более успешные учебные заведения, вошедшие в рейтинг «300 лучших школ Москвы», получают дополнительные средства. И школа постоянно борется за место в рейтинге. При этом, как сказал московский детский омбудсмен Евгений Бунимович, никто не замеряет атмосферу в школе. Мало того что ее нельзя формально замерить (она — в народной молве, рассказах родителей и детей), никому в предлагаемых обстоятельствах и в голову не придет оценивать школу по этому показателю. Времени на такие пустяки нет.
Учителю, превращенному в функционера, не то что некогда разбираться с проблемами ребенка, ему и учить-то его некогда. Он завален отчетностью, заполнением электронных журналов и дневников, дополнительной нагрузкой, нужной ему для повышения зарплаты, и потому детям уже в четвертом-пятом классах берут репетиторов.
Да и вообще вся деятельность учителя имеет сегодня косвенное отношение к прямым обязанностям педагога. «Ведь что такое учитель? — говорит Юрий Завельский, директор знаменитой московской гимназии №1543 «На Юго-Западе». — Это человек, который должен понимать, чувствовать чужую душу, душу ребенка, подростка. А для того, чтобы в этой душе разобраться, он должен быть сам внутренне свободным человеком, не обремененным теми глупостями, которые на него взваливают. Помимо ЕГЭ и ГИА это огромное количество различных мероприятий, в том числе олимпиады, конкурсы, конференции. Отказаться невозможно, это идет в минус школе. Это ее престиж. Такой директор, как я, за своим престижем не очень гонится. Но есть много других, молодых, для которых он важен. Это его лицо, имидж».
Недооценили сериал «Школа»
Помните, какой критике подвергся сериал Валерии Гай-Германики «Школа»? Учителя возмущались, что там показали одну чернуху.
А в фильме девочка-подросток Аня Носова, не услышанная никем — ни бабушкой с дедушкой, ни одноклассниками, ни учителями, — погибает. В своем предсмертном видеообращении она говорит слова, очень похожие на те, что произносил, держа одноклассников на мушке, стрелок из 263-й школы. Правда, она ни в кого не стреляет, но кончает с собой.
Боюсь, статистику школьных суицидов сегодня никто не ведет. Но периодически о них становится известно, в том числе они случаются и из-за страха перед ЕГЭ.
Сериал «Школа» очень точно отражает ситуацию, когда дети одиноки и несчастны, когда учителям и родителям не до них. Так психологические проблемы загоняются внутрь. Превращаются в нарывы. И тогда — все возможно. Случай в 263-й школе — серьезный повод задуматься о том, почему наша школа и даже родители больше нацелены не на то, что творится в душе ребенка, а на то, что отражает его формальное портфолио.
