Цивилизация
Точно оценить общее количество участников самых массовых митингов протеста в Москве в декабре 2011 года и сейчас в Киеве достаточно сложно. Но совершенно очевидно, что, во-первых, украинский протест более интернационален по географии и что в маленькой Украине на акции протеста в столице собралось точно не меньше людей, чем в России.
Во-вторых, российский протест был гораздо менее артикулированным, чем украинский. Болотная требовала абстрактных честных выборов от тех, кто всегда проводил нечестные, отставки стрелочника Чурова, передавала списки политзаключенных властям, в принципе отрицающим наличие людей, сидящих по политическим основаниям. Как раз именно протестное движение и прежде всего акция 6 мая 2012 года, накануне инаугурации президента, и породили первых официальных политических заключенных в путинской России (в ельцинской таковыми, несомненно, были вскоре отпущенные гэкачеписты и участники попытки госпереворота в октябре 1993 года). В частности, дело Удальцова—Развозжаева чисто политическое, даже по официальной логике государства: им инкриминируется организация попытки переворота.
При этом требования отставки президента или досрочных президентских выборов на российских массовых акциях протеста отсутствовали. А отказ власти от досрочных выборов в Госдуму, как и думской оппозиции от сложения мандатов, окончательно обнулил исходную причину вспышки протестной активности.
Лозунги украинского протеста в отличие от российского совершенно четко озвучены: за европейский путь для Украины, за отставку правительства и президента, с этого пути в последний момент свернувших.
В-третьих, у украинского протеста есть лидеры, при этом являющиеся абсолютно легитимной частью политической системы страны, от Виталия Кличко и его партии УДАР и Арсения Яценюка до ставшей символом сопротивления режиму Януковича и главным политзаключенным Украины Юлии Тимошенко. У российского протеста таких лидеров нет. Навальный с точки зрения известности и, главное, влияния в регионах не является пока политиком федерального масштаба, как и Михаил Прохоров, который после президентских выборов ничем не доказал свою независимость от Кремля. К тому же Навальный пока формально так и не стал системным политиком (для лидера протестного движения в сегодняшней России это можно приравнять к политическому самоубийству).
В-четвертых, существенно различаются главные боевые силы протестов в двух странах — украинские и российские националисты. Украинские националисты имеют четкое и однозначное направление движения: прощай, Россия, здравствуй, Европа. В этом смысле украинские националисты не сильно отличаются от украинских «либералов». У российских националистов гораздо более абстрактная и совершенно недостижимая даже чисто технологически цель — чтобы в России не было инородцев. То есть курс на добровольную изоляцию России и консервацию ее в парадигме традиционалистского реакционного прошлого. Это прямо противоречит европейскому выбору России, которого хотело бы для нашей страны большинство тех, кто выходил на Болотную.
Именно поэтому внезапный отказ от европейского пути, какие бы трудности Украине этот путь ни сулил, стал детонатором массового народного возмущения. Причем в данном случае его разделяют и часть тех, кто совершенно не симпатизирует украинским националистам. Сказалось и историческое прошлое Украины, часть которой исторически была Европой. Европейский выбор до последнего поддерживала и сама власть. Поэтому практически невозможно себе представить массовую акцию на Майдане представителей тех областей Украины, где доминирует русскоязычное население и всегда голосуют на всех выборах за Партию регионов, против соглашения с ЕС, если бы Янукович его подписал.
И тут возникает главное отличие Майдана от Болотной. Для Украины нашелся простой и понятный большинству нации повод для протеста против власти. Это ведь не протест лично против Януковича или Азарова. Никто не требовал бы их немедленной отставки, подпиши они соглашение об ассоциации с ЕС. Есть ли такой ценностный повод для протеста у России?
Общее между Украиной и Россией состоит в том, что в обеих этих странах идут мучительные поиски места в мире как фундамента государственной самоидентификации. Только в украинском случае в этих поисках важную роль, хотя пока в значительной степени безуспешно, играет народ. А в российском — власть обладает абсолютной монополией на формирование ценностей и предпочтений, считая по умолчанию свои интересы интересами страны.
