Не так давно в Министерстве культуры прошли первые «питчинги» — открытые представления кинопроектов, претендующих на государственную поддержку. Перед несколькими десятками экспертов выступали как дебютанты, так и классики отечественного кино. И те, и другие курили на крыльце здания в Малом Гнездниковском и обсуждали эту непривычную для большинства российских кинематографистов процедуру.
История появления «питчинга» в Министерстве культуры берет свое начало в марте 2011 года, когда на встрече президента Дмитрия Медведева с деятелями культуры режиссер Александр Котт, автор фильма «Брестская крепость», пожаловался главе государства на то, что дебютанту нужно сегодня 10 лет снимать сериалы, прежде чем он сможет вымолить у продюсера право на собственную полнометражную постановку. А в Министерстве культуры, где вроде бы распределяются деньги на дебютное и авторское кино, режиссер не может защищать свой проект перед экспертным советом лично, а должен найти продюсера, который посылает заявку в госучреждение и дальше ждет ответа. Экспертные советы Минкульта собираются при закрытых дверях, и что там происходит — никому не известно. Дмитрий Анатольевич удивился, что такой процедуры — открытой защиты проектов — до сих пор нет, и поинтересовался, кто же возглавляет экспертный совет сейчас, но ответа на свой вопрос так и не получил. После чего резюмировал: «То, что вы говорите, мне нравится. Давайте снимем покровы с этого экспертного совета».
Прошло немногим более двух лет, и наконец операция по срыванию покровов с экспертного совета была проведена. Как говорят, именно на такой форме настоял лично министр Владимир Мединский. Режиссеры вместе с продюсерами выходили по очереди на сцену и как умели рассказывали о своих будущих фильмах. Их будущее в прямом смысле зависело от людей, сидящих в зале. На каждое представление было отведено не более пяти минут. Правда, некоторым и за эти пять минут рассказать было особенно нечего. А после того как все выступили, эксперты отдавали бумажки с голосами работникам министерства, те удалялись в комнату для подсчета голосов и через какое-то время обнародовали результаты.
По окончании питчингов звучали призывы радикально изменить процедуру, обнародовав, кто же из экспертов за кого голосовал. Те, кто так считает, видимо, не совсем понимают, о чем они говорят.
Менять можно состав экспертов и систему подсчета голосов (и то, и другое даже нужно сделать), но при открытом голосовании лазеек для лоббизма и прочих манипуляций намного больше.
Один раз в жизни я был на вручении премии ТЭФИ, и меня, признаться, поразила «открытость» процедуры голосования телеакадемиков — голос каждого был виден на электронном табло. Казалось, более открытую процедуру сложно себе представить. Только результаты голосования иногда странно удивляли. Вроде бы в номинации был бесспорный лидер — а академики отдавали голоса другому проекту. Потом в кулуарах мне объяснили цену этой открытости: почти каждый академик связан контрактом с тем или иным каналом, и, голосуя в открытую против проекта своего канала, он рискует остаться без работы. Поэтому для многих открытое голосование превращалось в публичный позор, когда из корпоративных интересов ты вынужден голосовать не за лучших, а за своих. Так что у всякой открытости есть и обратная сторона.
С питчингами Минкульта произошел еще один забавный и, кажется, очень полезный эффект: российские кинематографисты смогли наконец посмотреть на себя со стороны.
А те, кто наблюдал за выступавшими, — увидеть некий проект будущего российского кино. Причем будущее проглядывало не только в темах и сюжетах. Описания всех проектов — и тех, кто выиграл, и тех, кто проиграл, — можно легко найти в Интернете.
Наблюдая за выступающими, за тем, как они ведут себя на сцене, какие слова говорят, можно было с высокой долей вероятности понять, кто есть кто в российском кино. Например, когда режиссер Николай Хомерики представлял проект детского фильма про современные летние лагеря отдыха, своего рода оммаж картине Элема Климова «Добро пожаловать, или Посторонним вход запрещен», было абсолютно понятно, что его фильм никак нельзя не поддержать.
И в том, как некоторые режиссеры держались на сцене, уже было кино. Это, кстати, интуитивно почувствовали и в министерстве — по слухам, там всерьез обсуждался проект прямых трансляций питчингов по телевидению. На первый раз, правда, решили ограничиться несколькими прямыми включениями. А жаль, полезный был бы опыт. Особенно это касается проектов Фонда кино — по просочившейся информации, изначально там планировалось питчинги проводить за закрытыми дверями. Но в самый последний день, видимо, испугались реакции прессы и придумали странную полумеру: защита будет закрытой, но все желающие могут следить за выступающими в режиме онлайн-трансляции. Хотя, если уж речь о трансляции, то защиту вот этих проектов стоило бы показывать не посетителям профильного сайта, а прямо в прайм-тайм на каком-нибудь из федеральных каналов, желательно со зрительским голосованием. Существует же на многих кинофестивалях приз зрительских симпатий, который вручается вместе с призами экспертного жюри. И потом, кто, как не зритель, способен оценить прокатный потенциал (а Фонд кино с недавнего времени поддерживает только коммерческие проекты)? Чем не предварительная фокус-группа? Да еще бесплатная реклама будущим фильмам.
А вот питчинги по авторскому кино можно было бы смело транслировать по каналу «Культура», зрители которого, уверен, не обошли бы своим вниманием проект Александра Миндадзе «Милый Ханс, дорогой Петр», и министерству пришлось бы объяснять свой отказ поддерживать эту картину не только экспертному сообществу, но и миллионной аудитории телеканала.
Беда еще и в том, что кинематографическое сообщество слишком неоднородно в большинстве своих заявлений (и эта неоднородность просто бросается в глаза любому непосвященному — у нас по-прежнему существуют две киноакадемии, два киносоюза), в отличие от монолитной государственной машины. Недавняя история с Музеем кино уникальна не тем, что государство в лице министра культуры прислушалось к мнению кинематографистов, а тем, что мнение кинообщественности в кои-то веки было однозначным. В остальных же вопросах кинематографисты не могут договориться между собой ни по одному пункту, начиная с фестивальной политики и заканчивая антипиратским законом. Государство же всегда пользуется разбросом мнений в своих интересах.
В общем, хотелось бы, чтобы, несмотря на скандалы, связанные с подсчетом голосов и юридическим статусом экспертных советов (которые в министерстве имеют совещательный, а не решающий голос, так что зря Дмитрий Анатольевич так пристально интересовался их составом на той встрече в 2011 году), кинематографисты договорились бы между собой, что сама процедура открытой защиты проектов дает больше равных возможностей для всех. Потому что ее появление — это хороший симптом того, что государство действительно стремится если еще не к диалогу, то по крайней мере к какому-то его подобию. И вовсе не потому, что оно хочет быть хорошим. А потому, что мир становится все более открытым, и, чтобы сохранить в нем свои позиции, даже институтам и механизмам государственного финансирования приходится меняться.
Автор — редакционный директор журнала «Сеанс»