Количество дискуссий вокруг «Сколково» достигло в последнее время фантастической величины. Давайте разберемся, что это за проект и зачем он нужен для экономики — конкретно, а не путем традиционных мантр про «модернизацию».
Предтечей «Сколково» были две государственные инициативы: одна по созданию особых экономических зон (ОЭЗ), другая — технопарков. Решение по их реализации было принято отнюдь не Медведевым, а вовсе даже Путиным в начале 2005 года в Новосибирске после его визита в Бангалор в конце 2004 года, который состоялся по инициативе рабочей группы Госсовета и ряда отечественных ИТ-предпринимателей во главе с Анатолием Карачинским.
ОЭЗ в итоге стал курировать Герман Греф, технопарки — Леонид Рейман. Программы де-факто конкурировали между собой. Львиная доля финансирования ушла на зоны и менее 1/5 — на технопарки. Было запланировано сделать 4 зоны технико-внедренческого типа и 8 технопарков. Получилось создать (т. е. довести до запуска и прихода резидентов) 3 зоны и 4 технопарка.
Изначальная суть проектов была одинаковой — построить что-то типа советских академгородков, только нового типа, ориентированных не на чистую науку, а на инновационный бизнес. И зоны, и технопарки располагались в сложившихся научных центрах. Государство предполагало, что туда придет заканчивающая университеты молодежь — делать свои компании. А попутно можно будет поддержать и сложившиеся российские инновационные предприятия.
Форма создания ОЭЗ и технопарков существенно отличалась. ОЭЗ создавались экономистами, которые видели главную проблему в «институтах» — налогах и административных барьерах. Поэтому они были закрытыми образованиями, в прямом смысле слова созданными за забором с колючей проволокой. Зато в них был особый налоговый и таможенный режим, регулируемый особым законом. Я был сторонником противоположного подхода, реализованного в проекте технопарков. Его суть — что главная проблема России в отсутствии инновационной среды, в связи образования, науки, инвестиций и производства, в недостатке готовых к внедрению проектов. В конце концов, в Союзе все же работало. Просто там функцию инвесторов, а также связных между наукой и производством выполняли отраслевые министерства. Поэтому технопарки, напротив, делались по открытому принципу: вокруг них не было заборов, процедуры доступа были максимально упрощены. Зато не было и особого налогового режима. Его получилось пробить позже, по отраслевому принципу, вне зависимости от месторасположения компании. Удалось добиться резкого снижения налогов для сферы информационных технологий, для других — пока нет.
Практика показала, что правы были скорее создатели технопарков. Эта форма дала крышу над головой большому количеству малых компаний. В ОЭЗ пришли в основном крупные игроки, которые оптимизировали свои налоги, создав исследовательские дочки на территории зон. Это тоже полезный результат, однако стартапов там не оказалось — процедура доступа слишком сложна и пугающа для компаний из десятка человек.
В 2008 году состав правительства изменился. Оттуда ушли и Греф, и Рейман. У технопарков исчез «папа», и возникла серьезная угроза сворачивания проекта. С нескольких сторон (Чубайс, Греф, Сурков, Дворкович) удалось донести эту тему до президента Медведева, и в конце 2009-го возникла тема общего для всей российской инновационной сферы Центра новых технологий. Он должен был опираться на опыт как ОЭЗ, так и технопарков, стать для них штабом.
Здесь надо сделать небольшое отступление. В силу названия «иннограда Сколково» его часто сравнивают с наукоградами. Это в корне неправильное сравнение. Наукоград — город ученых. Как правило, в нем находится научный центр, реже — еще и вуз. Бизнес-среда — очень редко. Задача же что технопарков, что ОЭЗ, что Сколково — через меры экономического стимулирования и создания особой офисной и городской среды стимулировать появление новых производств, основанных на новых технологиях, а не поддержка науки либо образования. Поэтому объем затрат на реализацию подобного проекта будет одинаков и в Сколково, и в Дубне, и в Новосибирске. Правда, разная вероятность успеха начинания — в зависимости от наличия нужных специалистов и от научного потенциала территории. Кадры в таком проекте точно решают все.
Такого понимания у либерально настроенного окружения бывшего президента Медведева не было. Для многих его представителей «среда» — это были гольф-клубы и дорогие рестораны. Они тоже не помешают, конечно, хотя значение качественного индивидуального жилья среднего класса, школ и поликлиник для инноваторов куда как выше. Поэтому несколько месяцев выбирали место для создания центра. У каждого из авторов его идеи был свой кандидат. Я лично выступал за Новосибирск, как имеющий максимальный шанс на быстрый успех, учитывая уже созданный технопарк и сильнейший Академгородок. Однако выбрали Сколково: политически для президента и его команды было важно регулярно туда приезжать, плюс Медведев патронировал одноименную бизнес-школу (хотя она к центру отношения не имеет).
Не самый удачный выбор этого места серьезно повлиял на стратегию проекта. Сколково — чистое поле, тем более расположенное с таким мощным магнитом для кадров, как Москва. Плюс москвичи гораздо более мобильны, лучше владеют иностранными языками и менее патриотичны, чем остальная Россия. Короче, в столицах проще работать с иностранными компаниями и встраиваться в чужие экосистемы, чем строить свои.
Этому надо было противопоставить что-то сильное. Я предложил, и руководство согласилось с двумя положениями:
1. Создать ядро крупных международных инновационных компаний в Сколково (им проще быть в Москве, чем в Новосибирске, и у них есть опыт и кадры для развития высоких технологий), привлечь иностранцев в руководство проекта.
2. Сделать сердцем Сколково мощный университет, который бы был источником кадров и технологий для создаваемых стартапов.
С первым вопросом было проще. Как только президент официально всех пригласил, отбоя от желающих не было; кто-то думал про потенциальный рост своих продаж в России, а кто-то и правильно рассудил, что они получат по невысокой цене первоклассную инфраструктуру в престижном месте. Так что в какой-то момент даже пришлось принять волевое решение и ограничить приход новых компаний — возник риск, что они не поместятся на выделенной территории.
С университетом было сложнее. Брать существующий московский вуз? Полумеры не годились; открыть филиал МГУ или другого крупного и уважаемого учреждения означало сделать пасынка, когда главные кадры оставались бы на основной площадке. Да и как сделать выбор? Сначала решили пригласить МГТУ им. Баумана в состав учредителей и сделать его базой для проекта. Получили море ревности со стороны остальных.
Тогда решили позвать иностранцев и сделать совместный университет. Это в мировой практике случалось неоднократно. Я провел анализ (это была, кстати, одна из задач нашумевшей исследовательской работы) и предложил пригласить MIT — Массачусетский технологический институт. Почему MIT?
Во-первых, это лучший технический университет мира. В нем, в частности, был создан первый в мире компьютер, и он стоял у истоков американского ядерного проекта. В его сообществе 77 (!) нобелевских лауреатов. Во-вторых, культура MIT совместима с российскими университетами. При создании MIT использовалась модель МГТУ, чем последний весьма гордится. В-третьих, MIT является ядром инновационной среды восточного побережья США.
Я всегда считал, что построить Силиконовую долину в России (равно как и где бы то ни было еще) принципиально невозможно. А вот клонировать подход Бостонского инновационного кластера, который куда как сильнее долины во всех дисциплинах, кроме ИТ, интернета и электроники, вполне возможно. Опыт MIT по организации связи между наукой, образованием и производством никто еще не повторил.
Наконец, бизнес-школа при MIT (Sloan School of Management) уже имела партнерские отношения с бизнес-школой Сколково. Хотя этот проект не связан с фондом, но географическая близость предопределяет в будущем круговорот кадров между инноградом и этим вузом.
Мне удалось уговорить MIT на беспрецедентную для него модель работы. У нас было несколько уважаемых международных университетов, которые предлагали свои услуги по схеме «вы нам деньги, а мы вас будем учить жизни, хотите — учитесь, хотите — нет». И только MIT согласился создать с нами в России новый совместный университет («Сколтех»), вложив в него свои знания, методологию и откомандировав свою профессуру для работы с их российскими коллегами. Мы проехали с ведущими американскими учеными по России, приглашая создавать в Сколково (а не в Америке!) новые лаборатории, из которых позже должны будут выйти новые предприятия.
Сейчас разные чиновники говорят, что Сколково в нарушение правил выделило MIT огромные суммы денег. На самом деле Сколково выделило грант в 1,6 млрд рублей для создания «Сколтеха», гарантировало объем финансирования научных исследований на территории России — именно это было главным условием прихода MIT. Сумма не очень велика для этого университета (годовой бюджет на исследования самого MIT составляет в пересчете на рубли около 30 млрд), но достаточна для начала серьезных работ.
Давайте еще поговорим о цифрах. На Сколково выделено 116 млрд на 5 лет. Это в среднем 23 млрд в год. Много это или мало? В год на науку в РФ выделяется 314 млрд, на образование 605 млрд (из него на высшую школу — 477 млрд), т. е. объем годового финансирования Сколково — это около 2,5% от ассигнований на науку и образование. Всего бюджет у нас примерно 13,4 трлн рублей. Сколково в нем – 0,17%. А самые большие статьи — это оборона (1,36 трлн) и охрана правопорядка (1,1 трлн).
Еще для сравнения. Финансирование саммита АТЭС во Владивостоке составило более 300 млрд рублей. Олимпиада в Сочи — около 1,5 трлн рублей. То есть Сколково, мягко говоря, далеко не самый затратный проект. Окупится ли он?
Посмотрим на пример новосибирского технопарка (Академпарка), строительство которого начато в 2008 году (т. е. ему 5 лет, строительству Сколково пока 2 года). Он открылся в 2010 году. Государство в общей сложности выделило на технопарк за все эти годы около 5 млрд рублей. Из них 2 пошло не на сам проект, а на модернизацию инфраструктуры Академгородка — новую подстанцию, новую канализацию, новый водопровод с насосной станцией. Мы тогда заложили на вырост — чтобы город мог расти, а не подключаться к старым изношенным трубам и проводам. Итого затрат на сам технопарк — 3 млрд рублей.
Сейчас уже около 30% этих средств частные, а к 2014 году более половина затрат на строительство будет идти не из госбюджета. Предприниматели из числа более крупных предприятий поняли свою выгоду и сами начали подгонять возведение новых объектов. Параллельно мне удалось помочь провести закон о жилищных кооперативах, и рядом с технопарком будет строиться жилье для молодых ученых.
Результаты для инноваций: в 2012 году количество компаний-резидентов превысило 240 предприятий, реализующих более 600 проектов. Они создали 7300 рабочих мест — это 7300 человек, которые не уехали из страны, а остались в Новосибирске. Оборот резидентов каждый год растет примерно на 20–25%. В 2012 году он превысил 12,5 млрд рублей. Несколько компаний вышли и успешно работают на американском рынке, большинство в сфере интернета и программного обеспечения, хотя есть и производители разнообразного оборудования. Некоторые (например, Alawar), привлекли большие внешние инвестиции. Самые маленькие компании — 54 участника бизнес-инкубатора — в год зарабатывают чуть менее 100 млн. Десять лучших компаний-резидентов за последний год показали прирост оборота в 534%. В 2013 году вводится четвертая очередь строительства, вскоре после этого перейдем через символическую сумму оборота резидентов в 30 млрд рублей, т. е. миллиард долларов. Но, учитывая, что средний уровень налоговой нагрузки в России на бизнес составляет 46%, все затраты на технопарк уже окупились через налоговые поступления и сейчас проект работает в прибыль для бюджета.
Два года назад в Россию приезжала делегация руководителей крупнейших международных ИТ-компаний: Twitter, eBay, CISCO, Mozilla и др. Я их привез в Академпарк. Сравнение с новосибирским проектом было явно не в пользу тогдашних столичных инициатив.
Надо сказать, что, когда в 2007 году начинались подготовительные работы по созданию Новосибирского технопарка, отношение к нему было примерно такое же, как сейчас к Сколково: «распилят все, гады, лучше бы зарплаты ученым подняли». Даже хуже, чем в Москве: наша интернет-общественность только по жежешечкам ругается на «жуликов Вексельберга», а по улицам Академгородка ходили натуральные демонстрации протеста.
Впрочем, парижане в свое время тоже протестовали против Эйфелевой башни… А сейчас в Новосибирске Академпарк под одобрение публики готовится к очередному расширению, создаются новые технопарковские проекты в центральной части города и в наукограде Кольцово. Уверен, та же судьба ждет и Сколково, если дать все довести до ума, на что нужно еще года три-четыре.
Однако и до этого пока что далекого момента Сколково уже начало работать. Мне удалось в 2010 году обосновать в своей работе на фонд идею, на которой потом настояли члены попечительского совета Крейг Барретт и Александр Галицкий, — идею виртуального Сколково. То есть не создавать колючую проволоку вокруг территории проекта, а признавать резидентами и давать особый налоговый статус, равный статусу резидентов ОЭЗ, предприятиям из любой точки страны. Конечно, если они удовлетворяют мандату фонда, т. е. занимаются инновациями в одном из пяти направлений технологического развития (ИТ, биотехнологии и медицина, энергосбережение, ядерные технологии, космос и телекоммуникации). В итоге сейчас в Сколково более 860 резидентов из 43 регионов, в т. ч. из Академпарка. 176 компаний получили финансирование, в общем объеме 8,6 млрд рублей. Среди них и известные российские инновационные предприятия, начинающие новые виды бизнеса (например, ABBYY или Bazelevs), и совсем новые стартапы.
Я предлагаю нам всем набраться немного терпения. В сфере инноваций 2010–2012 годы были явной оттепелью. Конечно, эта сфера долго будет оставаться незаметной для широкой публики. То, что непонятно, всегда подозрительно. Особенно когда российскую науку и образование грабили в течение двадцати лет, хотя все эти новые инициативы отнюдь не посягают на научные бюджеты, а, наоборот, приводят новые средства в эту сферу, причем из частных источников. И правда, что нужно менять всю экономическую среду, и суды, и многое другое, но, пока мы будем ждать этого, сколько людей покинет страну?
В проектах в области инноваций главное — это человеческие связи и взаимное доверие. Сегодня именно в эту точку нанесен удар российскими силовиками. Многие партнеры российских инновационных проектов в ужасе уходят из страны — так же незаметно, как когда-то пришли. Сейчас на нас повеяло холодом, и за последний год целый ряд моих друзей махнули рукой и уехали от греха подальше — кто в Америку, кто в Китай, а кто и во Вьетнам…
Инновации еще долго не смогут конкурировать в объеме российского бюджета с доходами от нефти и газа. Но в Штатах, если посчитать оборот компаний, созданных в MIT, получится одиннадцатая по величине экономика мира. Российская пока восьмая.
Проиграем ли мы конкуренцию американским инноваторам или вырастим своих — покажет уже совсем недалекое будущее. Которое создается не на сибирских месторождениях, а в Академпарке и в Сколково.
Нужно доверие. Я предлагаю сделать две конкретные вещи. Первое — фонду Сколково организовать экскурсию к себе и по российским технопаркам для представителей интернет-общественности. И не специально отобранным уважаемым людям, а всем желающим. Пусть посмотрят и пообщаются с реальными компаниями.
Второе — мне кажется, настало время президенту вникнуть в происходящее, лично приехать в Сколково, сказать одобряющие слова молодым инноваторам и показать всему миру, что нужная и важная борьба с коррупцией не означает сворачивания проекта.
Цитирую Владимира Маркина: «У нас все получится».