Патриарх Кирилл считает феминизм очень опасным явлением. Об этом он сообщил участницам Союза православных женщин Украины, навестившим его в Москве. И объяснил почему: все дело в том, что «феминистические организации провозглашают псевдосвободу женщин, которая в первую очередь должна проявляться вне брака и вне семьи; в центре феминистской идеологии не семья, не воспитание детей, а иная функция женщин, которая нередко противопоставляется семейным ценностям».
Сами по себе патриаршие опасения не удивляют. Радикальные феминистки устроили панк-молебен в храме Христа Спасителя, а еще более радикальные недавно угрожали голой грудью президенту Путину.
Однако истолкование опасности вызывает ряд вопросов. Начать с того, что феминизм ничего не имеет ни против семьи, ни тем более против детей. Он про другое. А именно про то, как женщинам завоевать равноправие с мужчинами. Началось все с борьбы за избирательные права, которую суфражистки затеяли еще в девятнадцатом веке, но лишь в двадцатом одержали полную победу. Феминистское движение вообще очень сильно изменило облик западной культуры и общества. Благодаря ему женщины добились равной оплаты труда и равных юридических прав с мужчинами. Сейчас в это трудно поверить, но совсем недавно это было совсем не так: в Западной Германии еще в семидесятые годы прошлого века семейная дама, чтобы выйти на работу, должна была испрашивать разрешения у супруга.
Понятно, что борьба против такой откровенной дискриминации не могла обойтись без крайностей. Если либеральный феминизм рассчитывал с помощью равноправия добиться полноценного участия женщин в общественно-политической жизни, то радикальный стремился поменять сами ее формы. Но и эта борьба по большей части носила созидательный характер. К примеру, одна из идеологов радикального феминизма Шуламит Файерстоун мечтала о такой семье, в которой «не царят власть и привилегия, а все отношения основаны только на любви». И выступала против репрессивного воспитания детей, заручившись поддержкой знаменитой французской писательницы Симоны де Бовуар, также сыгравшей большую роль в истории феминизма.
Феминистки с прежним упорством стремятся искоренить все формы женской дискриминации, которые еще сохраняются в культуре. Они остаются в первых рядах борцов против домашнего насилия, скрытых форм сексуальной эксплуатации. Почему же глава РПЦ считает феминизм угрозой и, надо сказать, не отличается в этом от большинства своих единоверцев?
Дело в том, что, оказав мощное влияние на общество и культуру, сторонницы женского равноправия не обошли стороной и религию. В свое время один из столпов Реформации Мартин Лютер отказался от деления на клириков и мирян и выдвинул принцип священства всех верующих. Лютера трудно назвать сторонником женского равноправия, но этот шаг помог таковому прижиться именно в протестантизме. Если священство распространяется на всех, то почему женщины должны быть исключением? Так был заложен фундамент для их рукоположения. Затем на нем было возведено целое богословское здание.
Первым вызов патриархальным законам, которые полностью подчиняли женщин мужчинам, бросил сам Христос. Женщины играли заметную роль в его окружении, и вовсе не случайно первой свидетельницей воскресения Иисуса оказалась именно Мария Магдалина. Потом патриархальная культура вновь одержала верх, и женщин потеснили.
Не пора ли возродить христианство в его изначальной чистоте? В итоге подобных рассуждений первые пасторы-женщины появились уже в XIX веке.
Понятно, что консерваторы встречали все эти перемены в штыки. Находились они и среди протестантов (некоторые лютеранские церкви до сих пор не признают женского священства), но в основном пребывали в лоне католичества и православия. Логика их рассуждений такова. Различия между мужчинами и женщинами носят глубинный характер и касаются не только физических, но и метафизических вещей. Недаром Христос избрал апостолов из мужчин и не включил в их число свою мать. И это доказывает, что у мужчин и женщин разное церковное призвание.
Эти аргументы разделяют католики и православные. Различия начинаются там, где речь заходит об отношениях между церковью и обществом. Возражая против проникновения женского равноправия в церковную жизнь, даже самые рьяные католики-консерваторы не покушаются на него за пределами церковных стен. Более того, католическая церковь сотрудничает с феминистским движением в его борьбе с домашним насилием, принуждением к проституции, сексуальными домогательствами и так далее. Совсем по-другому в России, где церковь разделяет большинство гендерных стереотипов, которые в цивилизованном мире давно уже канули в прошлое. Скажем, можно запросто услышать от священника, что женщины сами виноваты в том, что становятся жертвами изнасилования. Мол, нечего провоцировать мужчин, надевая декольтированные блузки и короткие юбки. Ну а те пастыри, кто все-таки знают трудное слово феминизм, предпочитают использовать его как ругательство.
И дело здесь не только в отсутствии хороших манер. Отечественное православие всегда с опаской и недоверием относилось к переменам в культуре, предпочитая грезить об идеальном прошлом. Стремительный бег времени в наши дни воспринимается им как наступление последних времен.
В этом апокалиптическом мире все угрожает православному мироощущению: генная инженерия и современное искусство, информационная революция и однополые браки, глобальная экономика и эвтаназия, женское священство и дети из пробирок.
В «черном списке» оказывается и феминизм — страшная угроза, посягающая на семейные ценности.
В последнее время этот православный алармизм все чаще оборачивается агрессией. Опереточные казаки громят выставки, активисты устраивают дебош в Музее Дарвина, обвиняя во всех грехах теорию эволюции. Неудивительно, что это вызывает встречную реакцию и антиклерикальные настроения в России растут. Масла в огонь подливают власти, принимая топорный закон о защите чувств верующих. Ясно, что ничьих религиозных чувств он не защитит, но лишь усилит агрессию в отношении стремительно меняющегося и пугающего своей непонятностью мира.
Феминизм не самый страшный его обитатель: даже в самых радикальных формах он не более чем способ привлечь внимание к реально существующим проблемам. Гораздо страшнее то, с чем он борется. И символом чего для меня лично стал видеокадр с православным активистом, наотмашь бьющим свою идейную противницу по лицу.