Отказ Государственной думы даже рассматривать вопрос об отставке министра внутренних дел Рашида Нургалиева показателен. Казалось бы, такое обсуждение очень уместно: выступление министра в нижней палате запланировано на пятницу, а обстановка вокруг МВД такова, что целесообразность пребывания Нургалиева во главе ведомства трудно защищать. Реформа очевидно провалена, переаттестация в процессе переименования милиции в полицию ничего не дала, ответственные за все это на своих постах. В лучшем случае свое кресло оставит шеф полиции Татарстана Асгат Сафаров, причем вполне благообразно — самостоятельно подав в отставку. Однако Нургалиев, очевидно, успешно отчитается о своей деятельности перед органом, который мог бы и должен был бы по своей институциональной роли потребовать его к ответу.
Депутаты — причем, заметим, депутаты от КПРФ, считающейся столпом системной оппозиции, — ссылаются на нарушение регламента при попытке включения вопроса об отставке Нургалиева в повестку дня. Более чем формальный повод для того, чтобы воздержаться от серьезного политического акта. Еще менее красиво выглядит второй их аргумент — мол, может быть, в новый кабинет его и не включат.
Некрасив он потому, что уж больно открыто показывает сервильность Думы, включая и большую часть ее оппозиционных фракций.
Дело далеко не только и, возможно, не столько в Нургалиеве — дело в принципе. Политическая реальность, сформировавшаяся в нулевые, вообще не предусматривает ответственности ключевых фигур правительства перед нацией. Только лично перед патроном, перед Путиным, вне зависимости от того, занимает он первую или вторую позицию в государстве. А тот уже высказывался публично о принципах своей кадровой политики: кадрами он «не разбрасывается».
В том числе и тогда, когда эти кадры оказываются в фокусе народного негодования. Предшественник Татьяны Голиковой на посту главного социального министра Михаил Зурабов, ошибки которого привели к бунту пенсионеров против монетизации льгот, был снят с превеликим скрипом, но оказался не за бортом номенклатурной лодки, а в должности посла на Украине. Заслуженно или незаслуженно, но в массе своей граждане не скажут доброго слова ни о преемнице Зурабова, ни об отвечающем за отечественную науку Андрее Фурсенко, однако все, что им, скорее всего, грозит, — это горизонтальное перемещение внутри правящей верхушки.
По-настоящему масштабные изменения в персональном составе правящей верхушки происходили там, где дело касалось региональных, а не федеральных боссов. Однако и это трудно назвать кадровой ротацией — это политические события, связанные с тем, что федеральный центр наконец почувствовал достаточно сил, чтобы избавиться от региональных баронов 90-х годов. Кроме того, затруднительно называть Шаймиева или Рахимова выпавшими из круга хозяев жизни. Даже со скандалом вытесненный с вершины Лужков не производит такого впечатления. В конце концов, всем им давно пора было на пенсию.
И эти истории, и сюжеты с увольнением Сергея Дарькина в Приморье или Георгия Бооса в Калининградской области — ручное управление, не вписывающееся в нормальную кадровую политику ни централизованного, ни тем более федеративного государства.
Свойство зрелой номенклатуры, описанное и теоретиками, и публицистами, и даже сатириками еще в советское время, — высокая выживаемость и горизонтальная ротация вне прямой зависимости от трудовых успехов. Однако
зрелая номенклатура — тяжелый груз для государства даже в абсолютно безоблачные и экономически, и политически времена. Собственно, ее дозревание немало сопутствует тому, чтобы такие времена заканчивались.
Мобильность элит, достигаемая желательно нормальным, не силовым методом, является гораздо более здоровой для общества вещью, чем непоколебимая уверенность высших начальников в завтрашнем дне.
Между тем даже вполне самоуверенные в оценках российские лидеры признают и масштабность стоящих на очереди в ближайшее время задач, когда заговаривают о модернизации, инновациях и диверсификации основ экономики. Тем более
они вынуждены признавать всю серьезность и нерешенность проблем как раз в тех областях, в которых общественность сильнее всего хотела бы поменять начальство: в правоохранительной, здравоохранительной, научной сферах.
Но любовь к ближнему всякий раз оказывается сильнее. А когда она становится принципом кадровой политики, то перестает быть добродетелью.