Цивилизация
Гибель людей в полицейских отделах в Казани, а ранее в Санкт-Петербурге в очередной раз заставила общество говорить о проблеме насилия, пыток и жестокого обращения в полиции. Реакция была стремительной и однозначной – такие случаи недопустимы, и необходимо срочно предпринять меры, чтобы подобное не повторялось.
Реакция МВД, а также Следственного комитета, особенно в случае с гибелью задержанного в Казани, ввиду нетипичности заслуживает внимания.
МВД достаточно быстро признало факт истязаний и применило все доступные средства оперативного «купирования» проблемы – начальник отдела полиции был уволен, сам отдел расформирован, его сотрудники выведены за штат до прохождения переаттестации. И, наконец, республиканский министр, получивший выговор из Москвы, посетил семью погибшего и принес извинения, чего ранее никогда не было. Следственный комитет оперативно возбудил уголовное дело, провел необходимые экспертизы и ходатайствовал о взятии полицейских под арест. В российской практике это случается достаточно редко. Например, Вячеслав Мереха (его дело ведет фонд «Общественный вердикт») в 2010 году был подвергнут ровно такой же пытке, но выжил, а в возбужденном деле до сих пор нет подозреваемых, хотя Мереха не раз называл конкретных сотрудников и, более того, эти сотрудники уже уволены из ОВД в связи с данным делом.
МВД пошло дальше и выступило с инициативами, которые касаются предотвращения пыток. Общество их живо подхватило. Попытка общества и властей найти способы предупреждения насилия – наверное, единственный, пока недооцененный, положительный результат печальных событий в Казани и Санкт-Петербурге. Но разочарование вызывает сама дискуссия: и о том, почему существуют пытки и истязания в полиции, и что нужно сделать, чтобы побороть такую практику.
Предложения сводятся, как правило, к внедрению визуального контроля над тем, что происходит в полицейских отделах, и к усилению кадровой работы в полиции. Обе эти инициативы были выдвинуты МВД и растиражированы независимыми экспертами и СМИ. Появление таких предложений неудивительно, т. к.
МВД в течение последних лет уверяло, что основной способ создания в стране профессиональной полицейской службы – это обеспечение ее хорошими кадрами и контроль над личным составом.
Складывается впечатление, что основную причину пыток видят в психическом состоянии сотрудников и в недостатке визуального контроля над их действиями. Это верно, но далеко не во всех случаях. Например, пытки нередко совершенно сознательно используются для решения служебных задач полиции, которые подчинены общей цели МВД – борьбе с преступностью. Показательно, что в казанском деле зверства служили вполне прикладной цели – получить признание в краже сотового телефона.
На первый взгляд, цель полиции бороться с преступностью кажется понятной и легитимной. Проблема в другом – стремление наилучшим образом спланировать и организовать работу полиции по борьбе с преступностью фактически приводят к «планированию» этой преступности. Как это получается?
Механизм достаточно простой. Деятельность полиции как государственной службы ориентирована на достижение результата в виде определенного числа «отработанных» преступлений. Ожидаемый результат фиксируется в прогнозах, которые полицейские подразделения составляют в начале каждого года.
А далее возникает обязанность исполнить прогноз. За это несет ответственность весь отдел, неисполнение грозит формальными и неформальными санкциями.
В самой идее прогноза нет ничего абсурдного. Например, известно, что в будущем году на территории обслуживания отдела будет проходить рок-фестиваль. Сотрудники полиции могут резонно предполагать, что появление толпы «веселых рокеров» может повлечь нарушение общественного порядка, рост числа пьяных драк и пр. Но если фестиваль не случится, то прогноз все равно надо исполнять. То есть где-то находить запланированные и необходимые для отчетности преступления. Абсурд не в прогнозе, а в том, что за несбывшиеся прогнозы наказывают.
Совершенно очевидно, что невозможно с точностью спрогнозировать развитие любой ситуации, в том числе криминогенной. Прогноз всегда будет не соответствовать той действительности, которая складывается вокруг.
Искажения заложены и в системе оценки. Она построена на сравнении показателей с прошлым периодом, а по последнему приказу МВД – еще и со средним значением в группе регионов, – и заранее предписывает, как оценивать изменения числа преступлений. Например, если стало меньше преступлений на бытовой почве, то это получит положительную оценку. А если полиция будет расследовать и передавать в суд много тяжких преступлений (скажем, совершенных ОПГ), то отдел получит положительную оценку, но при этом если таких преступлений в общем числе преступности будет становиться больше, то будет оценено как отрицательный результат. Как будто только от полиции зависит, сколько совершается тяжких преступлений и в целом всех преступлений.
Полиция составляет прогноз и в нем фиксирует тот будущий результат развития преступности и своей работы, который позволит получить хорошую оценку. Поскольку прогноз, как правило, не совпадает с реальностью, то, в сущности, фальсификации и становятся способом эту реальность переварить.
Ассортимент фальсификаций разнообразен. Можно игнорировать преступления «неправильной» категории, «создавать» число преступлений по поощряемой категории. Пытки – один из способов, который используется для обеспечения нужных результатов. Фактически пытки – это порождение такой системы оценки и управления полицией, которая настроена на достижение заранее зафиксированных объемов преступности и борьбы с ней.
Во время реформы МВД трижды изменяло систему оценки, видимо, осознавая ее большое влияние на реальную практику работы полиции. Но по неясным причинам МВД публично не обсуждало ни специфику постановки задач в полиции, ни «планирование» преступности, ни влияние системы управления и оценки на воспроизводство нарушений прав граждан.
Поскольку обсуждение проблем полиции было сфокусировано вокруг оглашенных предложений МВД, то оно не затрагивало проблемы предупреждения пыток. На периферии общественного внимания остались неэффективность работы Следственного комитета по сообщениям о пытках (в российском праве – о превышении должностных полномочий с применением насилия), а также судебная практика, не срабатывающая как механизм отбраковки доказательств, полученных под пыткой.
Действующие следователи СК признавали неэффективность своей работы по расследованию пыток в полиции, а также в колониях (фонд «Общественный вердикт» провел комплексное исследование практик следственной работы по делам о пытках, в рамках исследования брались интервью со следователями, прокурорами и судьями). Вместе с тем на примере трагедии в Казани мы видим, что Следственный комитет способен принимать своевременные и профессиональные решения. Вплоть до того, что была инициирована доследственная проверка по факту бездействия сотрудников управления СК по Татарстану. Возникает вопрос, что мешает Следственному комитету в каждом случае обращения человека с жалобой на пытки использовать те возможности, которые у него есть.
До тех пор пока не будет эффективного судебного контроля, тщательного расследования со стороны Следственного комитета и преобразования системы управления и оценки полиции, мы будем сталкиваться с применением недозволенных методов и пытками.
Прозрачными участками эти проблемы явно не решить. Известны примеры, когда с задержанными «работают» в лесу или когда видеокамеры, установленные в кабинетах оперативников, не срабатывают «из-за скачка напряжения». Пока пытки будут приносить служебные дивиденды, правоохранители будут находить способы обойти технические инструменты контроля. Могут возразить – если будут работать профессионалы, то они не станут применять пытки. Это верно только отчасти. Профессионалу для работы нужны условия, полиция их предоставляет в виде требования запланировать объем преступности и далее этот прогноз выполнить. И такая система управления очень быстро трансформирует реальный профессионализм, подменяя его работой на показатели и навыки фальсифицировать преступность. Как говорил нам один из бывших милиционеров: «Знаете, кто такой профессионал? Это тот, который, например, при необходимости может оформить несуществующее преступление, якобы совершенное уже умершим человеком».
Асмик Новикова и Наталья Таубина — сотрудники фонда «Общественный вердикт».
