Цивилизация
Не дожидаясь речи Владимира Путина на мероприятиях в Польше, посвященных началу Второй мировой войны, западные СМИ хором предрекали, что российский премьер не будет извиняться за негативную роль, которую сыграл в этих событиях СССР. «Пакт Молотова — Риббентропа и хладнокровные убийства заключенных – два тяжелейших преступления… Достаточно ли крут Путин, чтобы принести извинения? Или Россия считает пакт адекватным дипломатическим документом и хочет сказать миру, что ее политика в XXI веке будет аналогичной?» — написала The Independent. «Германия приносила извинения – много раз, – и сегодня Ангела Меркель сделает это снова. Россия еще ни разу не извинялась», — вторила ей The Times.
Путин в Польше и в самом деле не стал извиняться. Вместо этого он сказал о том, что «история не имеет одного цвета», а ошибок, создавших условия «для начала крупномасштабной агрессии нацистской Германии», со всех сторон было «огромное количество».
И чтобы составить объективную картину, не надо вытаскивать «из этой старой, заплесневелой булки какие-то изюминки для себя, одной участницы процесса».
И хотя ни Польша, ни другие участники Второй мировой, учитывая ту дискуссию, которая накануне визита шла в официозной российской прессе, и не ждали от Путина специальных покаянных слов, реакция на то, что российский премьер не выразил отчетливого сожаления, наверняка будет негативной. Но
негодование на нежелание российских лидеров сожалеть и извиняться за ошибки в международных делах, пусть бы они были сделаны предыдущими властителями, говорит лишь об одном – о непонимании природы российской власти.
Путин, как и большинство его предшественников (и если политическая физиономия отечественной власти не изменится радикально, то, очевидно, и его преемники), никогда не извиняется не только перед чужими, но и перед своими гражданами. Стоит ли ждать, что такой человек будет оправдываться за желтый клочок бумаги, подписанный 70 лет назад, пусть он даже и стоил жизней миллионам людей?
Еще на заре своей президентской карьеры, оказавшись лицом к лицу с родными и близкими моряков затонувшей лодки «Курск» в конце августа 2000 года, максимум, что смог выдавить из себя глава государства российского и верховный главнокомандующий Владимир Путин: «…Ужасная трагедия. Было соболезнование и все прочее, вы уже слышали. Я к ним присоединяюсь…»
И это «присоединение» к соболезнованиям – апофеоз путинских извинений, максимум покаяний за восемь президентских лет и год премьерской работы.
Ни в октябре 2002 года после событий в театральном центре на Дубровке, ни в сентябре 2004 года после Беслана Путин не допускал даже таких «косвенных извинений». Бесланская трагедия была использована как повод для дальнейшей вертикализации власти, отмены прямых губернаторских выборов и сопровождалась не извиняющимися, а мобилизующими речами: «Мы не проявили понимания сложности и опасности процессов, происходящих в своей собственной стране и в мире в целом. Во всяком случае, не смогли на них адекватно среагировать. Проявили слабость. А слабых бьют».
Этот призыв к объединению перед лицом врага – внутреннего и внешнего, явного и скрытого – стал рефреном всех, не извинительных, а разъяснительных речей представителей власти.
Во внутренней политике, как и во внешней, власть не кается за свои ошибки, недоработки, просчеты. А разъясняет.
И старается не допускать той старой ошибки, допущенной Путиным в далеком 2000-м, – общения со случайной, а не специально отобранной аудиторией, с теми, кто, в отличие от благостных участников «прямых линий» с народом, могут задать неприятные вопросы, а то и бросить в лицо прямые обвинения. Возможно, поэтому с родственниками погибших работников Саяно-Шушенской ГЭС премьер во время своей недавней поездки в Сибирь предпочел не встречаться.
Но не в Путине и не в его персональных качествах дело.
Расхожая формула «начальник всегда прав» распространяется на всю российскую вертикаль. И главный начальник тоже всегда прав, и уж точно никогда не виноват.
Потому что царь – а именно так, независимо от названия официальной должности (генсек, президент или премьер), воспринимается главный начальник в стране большей частью населения – не может быть ни в чем виноват по определению. В крайнем случае, когда нужно кого-то принести в жертву народному гневу, всегда найдется какой-то нерадивый боярин, допустивший захват в заложники зрителей мюзикла или школьников, виновный в гибели подлодки или аварии на ГЭС.
Но зачастую не приходится жертвовать даже никогда не ошибающимися и не извиняющимися начальниками и рангом поменьше. «Боярские головы» не полетели ни после «Курска», ни после «Норд-Оста», ни после Беслана (президент Северной Осетии Александр Дзасохов был отправлен в отставку через паузу и вполне почетно – стал сенатором)… И
единственным русским царем, который извинился перед согражданами, причем без детализации, сразу за все скопом, был Борис Ельцин, досрочно оставлявший свой президентский пост.
Впрочем, и он извинился только тогда, когда и хула, и похвала некогда поверившего и пошедшего за ним народа была ему уже безразлична.
Поскольку его преемников так же, как и его предшественников, народ выбирает лишь формально, то отношение подданных правителей не интересует изначально. А потому нет смысла каяться и виниться. Извиняются перед теми, от кого что-то зависит. Извиняться перед безмолвными статистами нет смысла.
Как нет смысла и в исторических извинениях перед соседями, с которыми не только в далеком прошлом, но и в настоящем отношения далеки от равноправных и дружеских.
И для Путина, исходя из привычной логики российских властителей, «круто» (вопреки представлениям британских журналистов) — как раз не извиняться. Упорное, несмотря ни на что, нежелание признавать свои ошибки – это и есть сила по-русски. Загадочная сила из века в век, из эпохи в эпоху воспроизводящейся безграничной российской власти.
