Цивилизация
Информационная путаница, наблюдавшаяся в первые часы после убийства Руслана Ямадаева, отчасти понятна. Не очень посвященному российскому радиослушателю и телезрителю, в общем-то, все равно, что Сулим, что Руслан. Тому же, кто более или менее информирован, было известно, что особую неприязнь у Рамзана Кадырова вызывал именно Сулим, а с чеченским президентом как-то естественно связали это убийство даже самые непосвященные. Между тем, никакого противоречия в том, что убит был именно Руслан, пожалуй, нет, и гипотеза о том, что таким хитрым способом кто-то пытался выманить в Чечню хорошо, в отличие от Руслана, охранявшегося Сулима, отнюдь не выглядит исчерпывающей. Для того чтобы это понять, нужно перестать отсчитывать хронику конфликта между Кадыровым и братьями Ямадаевыми с того широко разрекламированного эпизода, когда Бадруди Ямадаев не уступил дорогу кортежу чеченского президента.
Руслан Ямадаев – не просто соперник Кадырова вроде убитого командира отряда «Горец» Мовлади Байсарова. Братья Ямадаевы – это институция, системообразующий фактор всей чеченской эпохи второй войны и, соответственно, всего послевоенного мироустройства.
Сулим Ямадаев после убийства брата заметил: в Чечне ангелов нет. Сами братья этот тезис недвусмысленно подтверждают всей своей жизнью, и один из них, тоже Герой России, Джабраил, взорванный несколько лет назад боевиками, на роль ангела подходил уж точно меньше других. Ставший после первой войны милицейским начальником в родном Гудермесе, он словно олицетворял тот межвоенный стиль чеченской власти, в рамках которого президенту Масхадову только и оставалось утешать себя тем, что этот беспредел – все-таки не гражданская война, которую он считал худшим из зол. Басаев мирного самоутверждения на посту первого вице-премьера с фактически премьерскими полномочиями не добился и ушел обратно в горы, объединив вокруг себя радикалов, вставших под ваххабитские знамена. Мир, по Басаеву, был готов утвердиться на большей части Чечни, стратегической занозой для него оставался Гудермес и прилегающие горные районы с центром в Беное, которые контролировали Ямадаевы, превратившие эту территорию в последний плацдарм для борьбы с Басаевым за чеченскую власть. В 98-м Басаев попытался закрыть вопрос прямой агрессией в Гудермесе, но проиграл. Год спустя Ямадаевы убеждали Масхадова решить все проблемы, ударив Басаеву, отправившемуся в Дагестан, с тыла. Масхадов не отважился – окончательная победа одной из противостоящих группировок ему ни при каком раскладе ничего хорошего не сулила.
Все это время главным союзником братьев был муфтий Ахмат Кадыров. И
когда началась вторая война, Ямадаевы вместе с Кадыровым-старшим оказались перед выбором: вместе со вчерашним врагом, как прежде, встать на защиту Ичкерии, или, наоборот, использовать Москву как инструмент для уничтожения внутреннего противника.
Дилемма решалась просто, тем более что былым романтизмом движения за независимость во вторую войну уже не пахло.
А у Москвы другой ставки и другого способа хоть какого-то замирения не было. Именно Ямадаевы стали основой для модели так называемой чеченизации конфликта и успешной реализации ее первого этапа. Они, конечно, с уважением относились к муфтию Кадырову, признавая его авторитет, но и не скрывали своего покровительственного к нему отношения: сколько штыков у него было, у муфтия? Да ровно столько, сколько ему могли предоставить земляки-гудермесцы и однотейповцы-бенойцы братья Ямадаевы.
Именно с ними вели тягучие переговоры секретные люди из Москвы. И, конечно, с Кадыровым-старшим. Именно эта связка должна была стать осью, на которую нужно было нанизать мирный порядок.
Можно, наверное, с изрядной степенью точности предположить, когда развязка на Смоленской набережной стала почти запрограммированной: 9 мая 2004-го года, взрыв на грозненском стадионе, гибель Ахмата Кадырова. Он, конечно, знал об амбициях Ямадаевых и ямадаевцев, к этому времени он уже создал боевую альтернативу им в виде службы безопасности под руководством сына Рамзана. Но
Кадыров-старший не зря считался в суверенной Ичкерии едва ли не самым большим мастером аппаратной интриги, не без коварства, но и без кровавого беспредела. И, надо полагать, вместе с Ямадаевыми они нашли бы баланс, который устроил бы всех. С Кадыровым-младшим не заладилось сразу и заладиться не могло. Кто был такой Кадыров-младший для бывших преторианцев своего отца?
А Москвой ставка уже была сделана, и разве что российских военных интересовали былые деяния Ямадаевых. Только прикрытие Минобороны позволило им сохранить часть сил в виде батальонов «Восток» и «Запад», с которым Рамзан ничего не мог поделать в том привычном жанре, в котором он расправлялся на своей территории со всем, что его не устраивало – от военного прокурора и премьера до знаменитого ОРБ-2.
Но ангелов в Чечне нет, и найти компромат на братьев в виде обычных чеченских разборок вроде той, что с участием Сулима случилась на питерском мясокомбинате «Самсон» или в селе Бороздиновка, зачищенном силами того самого «Востока», никакого труда не составляло. А потом президентскому кортежу не уступили дорогу. Чечня, что скажешь.
Формально к Руслану конкретных претензий, в отличие от Сулима, Кадыровым не высказывалось. Но убит именно Руслан, самый сильный и серьезный из всех братьев.
Если распределять роли, то взвешенный Руслан был политиком, а экспансивный, но не лишенный убеждений Сулим так, пожалуй, и остался боевиком. Убрать Руслана в этих условиях – значит, обезглавить род. Хотя бы на время.
И это время обещает ни один виток неоконченной драмы. И уже не так важно, действительно ли просто переврали слова Сулима о кровной мести Кадырову, или он сгоряча что-то такое выдал. Речь даже не о том, что по поводу этого убийства думают следователи. Важнее то, что думают сами чеченцы. О чем твердит дворовой эфир.
Чеченцы как-то объясняли очень важную вещь, нечеченцу понять это трудно: это особая жизнь и особое состояние — знать не только о том, что у тебя полно кровников, но и то, что об этом знают все вокруг. О том, что случилось в центре Москвы, надо полагать, знают правду и в окружении Кадырова – это особый мир, в котором все контролируется, все друг про друга, про братьев этого друга, его друзей и родню известно. После убийства Байсарова ответа на вопрос «кто?» в Чечне с особой ажитацией не ждали – может быть, потому, что ответ был слишком очевиден и никаких практических последствий не сулил. А вот с Русланом Ямадаевым все совсем по-другому. То, что случилось, слишком соответствует неумолимой логике последних лет, чтобы об этом так же просто забыли. Кто бы ни оформлял этот заказ, какая бы гипотеза ни оказалась верной – пусть даже самая конспирологическая, вроде той, что кто-то специально хотел столкнуть Ямадаевых с Кадыровым. Кадыров до и Кадыров после могут оказаться разными фигурами. Насчет официального следствия никто иллюзий не питает, но в Чечне всем известно, что обо всем знает и любого может достать Рамзан Кадыров. И если он виновника не назовет, его для себя назовут сами чеченцы. В том числе и те, кто сам приходится Кадырову кровником, а таких немало. И не только чеченцев.
В Москве тоже еще немало, особенно среди людей в погонах, тех, кто ничего Рамзану не забыл и жаждет реванша.
Когда в соседней Ингушетии убили Магомета Евлоева, его отец предрек: эта смерть не последняя. Примерно эти слова якобы приписали Сулиму Ямадаеву. На чеченском традиционном языке это означает черную метку.
Автор — обозреватель газеты «Газета»
