За последние два десятилетия, то есть с того самого момента, когда Южный Кавказ начал с шумом, треском и кровью «выламываться» из системы имперского управления, за неспокойным регионом установилась прочная репутация постсоветской «пороховой бочки» и «евразийских Балкан».
Недавняя российско-грузинская война подтвердила, что Южный Кавказ действительно чрезвычайно взрывоопасен и нуждается в немедленной и всеобъемлющей стабилизации.
Абсолютный императив стабилизации региона осознается, похоже, всеми заинтересованными сторонами: правительствами ведущих европейских стран, прилагающими немало усилий для урегулирования российско-грузинского конфликта; Россией, правящие круги которой дают понять, что не заинтересованы в дальнейшей эскалации напряженности; а также странами Южного Кавказа, которые получили наглядный пример того, какую угрозу представляют региональные конфликты, находящиеся в опасной стадии «разморозки».
Оценивая бурную дипломатическую активность, направленную на скорейшее преодоление негативных последствий войны в Грузии, некоторые западные комментаторы с видимым удивлением отмечают, что инициативы по умиротворению Южного Кавказа приходят из разных, подчас «весьма неожиданных мест – как, например, Турции». Подобные комментарии – чистое недоразумение. На самом деле
нет ничего удивительного в том, что именно Анкара выступила с самым амбициозным планом кавказского урегулирования – так называемой Платформой стабильности и сотрудничества на Кавказе (ПССК).
На протяжении последнего месяца высшие турецкие руководители (президент Абдулла Гюль и премьер-Министр Реджеп Тайип Эрдоган) совершили ряд поездок по кавказским столицам (включая и поистине «прорывной» визит Гюля в Ереван), а также в Москву, без устали пропагандируя идею создания региональной структуры безопасности – своего рода кавказского аналога ОБСЕ. По мысли Анкары, ПССК, объединяющая три страны Южного Кавказа, Турцию и Россию, могла бы стать ключевым региональным форумом, основными задачами которого были бы предотвращение конфликтов, обеспечение многосторонней безопасности и поддержание региональной стабильности.
Международная гиперактивность Анкары обусловлена рядом факторов: соображениями геополитического порядка, серьезными экономическими интересами и политической идеологией турецкой правящей Партии справедливости и развития (ПСР).
С момента возникновения Турецкой Республики в начале 20-х годов прошлого века турецкий политический класс всегда активно пропагандировал «уникальное геополитическое положение» страны как одно из ее главных достоинств.
Расположенная между Западом и Востоком, секуляризмом и исламом, современностью и традицией, демократией и тиранией, Турция была призвана играть роль классического связующего звена, посредника и моста.
Период, непосредственно последовавший за распадом Советского Союза, когда глобальное противостояние между Западом и Востоком, казалось, было навечно предано забвению и, наоборот, открылись пути для взаимовыгодного многостороннего сотрудничества как с Россией, так и с другими странами на постсоветском пространстве, был, с геополитической точки зрения, весьма удачным для Анкары. Нынешний же кризис на Кавказе, приведший к возрождающемуся противостоянию между Востоком и Западом, моментально выявил чрезвычайную уязвимость «уникального геополитического положения» Турции.
В случае дальнейшего разворачивания конфронтации на Кавказе между западными странами и Россией, Турция, будучи единственным государством-членом НАТО в регионе, будет вынуждена сменить свою выгодную позицию «посредника» на незавидную позицию «прифронтового государства» со всеми вытекающими негативными последствиями.
Таким образом, одна из главных задач «кавказской инициативы» Анкары – как можно быстрее погасить нарастающее противостояние, создать платформу для обсуждения условий урегулирования конфликтов и стабилизировать обстановку в регионе. В случае хотя бы относительного успеха Турции, по мнению стратегов, стоящих за идеей ПССК, удастся избежать «кошмарного сценария»: необходимости делать экзистенциальный выбор между противоположными геополитическими полюсами, которые она на самом деле призвана объединять – разумеется, к вящей выгоде для себя.
Геополитические соображения тесным образом связаны с экономическими интересами турецких элит. Южный Кавказ – важнейший транзитный коридор между богатым энергетическими ресурсами Среднеазиатско-Каспийским регионом и Турцией. Война в Грузии продемонстрировала уязвимость всех нефте- и газопроводов, проходящих по грузинской территории. Для того чтобы Турция могла играть роль центра, куда стекаются основные энергопотоки для их дальнейшей транспортировки на мировые рынки, необходимо решить две задачи. Во-первых, стабилизировать ситуацию в Грузии. Во-вторых, найти альтернативные пути доставки углеводородов. Именно эти задачи и призвана решить ПССК:
стабильность энергетического транзита – сердцевина всей «кавказской инициативы» Анкары. В этом контексте нужно рассматривать и ереванский вояж Гюля: после того как энергопоставки были прерваны военными действиями в Грузии, в Анкаре пришли к выводу, что Армения с успехом может выполнять роль альтернативной транзитной страны.
Об этом недвусмысленно заявил недавно министр иностранных дел Турции Али Бабаджан. Совершенно очевидно, что нормализация турецко-армянских отношений и включение Еревана в региональную энергетическую инфраструктуру являются непременными условиями поддержки Арменией турецкого плана стабилизации Кавказа.
У региональной политики Анкары есть и политико-философские основания, оформленные в виде идеологии «нео-османизма». Будучи одновременно интеллектуальным течением, попыткой переформулировать турецкую идентичность и внешнеполитической стратегией, нео-османизм на самом деле не является абсолютно новым явлением. Его истоки уходят в начало 1990-х годов – эпоху президента Тургута Озала. Однако подлинный расцвет течения совпадает с приходом к власти в Турции умеренно-исламистской ПСР. Одним из основных идеологов нео-османизма является главный внешнеполитический советник Гюля и Эрдогана профессор Ахмет Давутоглу. Нео-османистское прочтение турецкой истории резко контрастирует с традиционным республиканским нарративом, стремящимся оборвать все связи с докемалистским прошлым и отвергнуть все, относящееся к эпохе Османской Империи.
В отличие от кемалистов, нео-османисты с готовностью включают в турецкое наследие и Османское прошлое, и Османское геополитическое пространство. Таким образом, предлагаемое ими новое стратегическое видение является не узко национальным, но региональным: оно изменяет представление о Турции как о периферийной стране и помещает ее в центр важнейших исторических событий.
По мнению Давутоглу и его последователей, Турция отнюдь не находится на обочине НАТО, Европейского Союза или Азии. Турция, утверждают нео-османисты, расположена в самом центре Евразии и непосредственно – исторически и географически – связана с такими стратегически важными регионами, как Балканы, Ближний Восток и Кавказ. Неудивительно поэтому, что нео-османисты являются сторонниками гораздо более активной внешней политики – особенно на территориях, относящихся к Османскому геополитическому пространству.
Разумеется, идея Кавказской платформы возникла как попытка преодолеть дестабилизацию, вызванную войной в Грузии (хотя похожий план Кавказского пакта предлагался еще бывшим турецким президентом Сулейманом Демирелем в конце 1990-х годов). Однако нынешний турецкий региональный проект нужно рассматривать как часть более широкой стратегии Анкары по нормализации отношений с соседними «пост-османскими» государствами – прежде всего, с такими странами, как Греция, Сирия и Ирак. Элементами этой же более широкой стратегии являются попытки Анкары играть посредническую роль в организации переговоров между Израилем и Сирией и между Палестинской Автономией и Израилем.
Вопрос о том, насколько реализуем проект ПССК, остается спорным. Противоречивость интересов потенциальных участников региональной организации и глубина конфликтов на Южном Кавказе не позволяют оценивать перспективы ПССК чересчур оптимистично.
Анкара, впрочем, возлагает основные надежды на магическую силу «материальной заинтересованности»: доступ к «трубе» должен стать залогом спокойствия и барьером на пути к общекавказской «поножовщине».
Автор — старший научный сотрудник Финского института международных отношений