Цивилизация
В мае - начале июня 2008 года общественно-политическая ситуация в Ингушетии перешла в новое качество. До этого времени акции оппозиционеров (сбор подписей под лозунгом «Я не голосовал!», общенациональные митинги, тейповые съезды, обращения и петиции) были анонимными. Они не были освещены каким-либо именем. Их организаторы не апеллировали к знаковым для ингушей политическим фигурам и не предлагали реальной альтернативы действующей власти и президенту Мураду Зязикову.
Протесты и заявления оппозиционеров были выдержаны в критическом духе, они были не за кого-то, а против конкретных представителей республиканской власти.
Оговоримся сразу. Речь идет только о «лоялистской» оппозиции, то есть, той части протестного движения, которая апеллирует к российской власти и российскому же законодательству, не поддерживает сепаратистские подходы и ценности «чистого ислама», предпочитая мирные средства борьбы диверсионным акциям и терроризму.
В мае нынешнего года оппозиционеры - «лоялисты» выступили с «конструктивным предложением».Очередная акция противников республиканской власти проходит под лозунгом возвращения во власть Руслана Аушева. В начале мая руководитель оргкомитета общенационального ингушского митинга Магомед Хазбиев заявил: «Уже разработана форма подписных листов, определены ответственные лица за сбор подписей по большинству населенных пунктов Ингушетии». По данным на 12 мая количество подписантов составило 18 тысяч человек, а на 5 июня эта цифра достигла 50 тысяч. 6 июня 2008 года оппозиционеры должны были вынести это требование (наряду с требованием отставки Мурада Зязикова) на общенациональный митинг, однако отложили акцию до окончательного завершения процедуры сбора подписей. Далее организаторы планируют передачу подписей в администрацию Президента РФ.
Впрочем,
идею «призвания на царство» экс-президента республики нельзя считать в полном смысле этого слова новаторской. Противопоставление двух президентов Аушева и Зязикова, что называется «витало в воздухе».
Особенно часто сравнивали (если не в СМИ, то в частных разговорах) поведение бывшего и нынешнего президентов Ингушетии время трагических событий Беслана. Если Аушев пошел в бесланскую школу и пытался вести переговоры (насколько успешно - другой вопрос) с боевиками, то Зязиков предпочел выразить свою позицию «со стороны». Между тем, на Северном Кавказе подобная «застенчивость в бою» чревата для репутации любого политика. Сегодня фигура Аушева публично выдвинута в качестве альтернативы действующей власти.
Руслан Аушев был первым президентом Ингушетии после разделения некогда двусоставной Чечено-Ингушской Республики. Его выдвижение на пост главы республики также начиналось со сбора подписей в его поддержку. И оно также происходило на фоне, неблагоприятном для федерального центра (почти сразу же после осетино-ингушского вооруженного конфликта). В начале ноября 1992 года Аушев был назначен полпредом Временной Администрации Ингушетии. Не сумев добиться от Кремля возвращения ингушских временно перемещенных лиц в Пригородный район (впрочем, и сегодня этот вопрос еще не разрешен в полной мере), Аушев подал в отставку. Тогда он впервые продемонстрировал свое фрондерство по отношению к Москве. В декабре 1992 года за выдвижение Аушева в президенты Ингушетии было собрано 100 тысяч подписей. В феврале 1993 года он фактически выиграл плебисцит по доверию себе, получив 99,94 % голосов. Заметим, что столь впечатляющий результат был достигнут без мощной «накачки» Москвы и без использования административного ресурса. В 1994 и 1998 годах Аушев дважды выигрывал президентские выборы (получая, соответственно 99,2% и 66,5% голосов). В декабре 2001 года он досрочно сложил с себя полномочия главы Ингушетии.
Для Кремля Аушев всегда был неудобным политиком. Зачастую он занимал нелояльную федеральной власти позицию не только по кавказской проблематике.
Осенью 1993 года, например, он публично выступил против силовых методов разрешения конфликта Президента РФ Бориса Ельцина и Верховного Совета. С самого начала первой чеченской кампании руководство Ингушетии высказало свою резко негативную оценку силового сценария борьбы с чеченским сепаратизмом. Во время боевых действий российской армии и внутренних войск против чеченских сепаратистов Аушев не раз выступал в качестве посредника в переговорах между Москвой и ичкерийскими инсургентами. Он также самостоятельно строил свои отношения с сепаратистской Ичкерией. Несмотря на неоднократные обвинения в адрес главы Ингушетии в пособничестве Дудаеву и Масхадову можно констатировать, что президент Ингушетии не пошел по чеченскому пути. Аушев управлял республикой в авторитарном стиле (в 1993-1995 годах в республике была приостановлена деятельность всех общественно-политических организаций) и весьма способствовал политико-правовому и экономическому партикуляризму. Однако он не поднимал вопроса о выходе Ингушетии из состава РФ.
Означает ли это, что население Ингушетии (и представляющие его определенную часть оппозиционеры) испытывает ностальгию по пиратской Ичкерийской Республике? Такой ответ выглядел бы явным упрощенчеством. Во-первых, в пользу Аушева работает такой фактор, как «аберрация сознания». Все прошлые проблемы на фоне нынешних неурядиц кажутся несущественными. Во-вторых, Аушев при всем своем партикуляризме и популизме имел обратную связь с управляемым им социумом. Он гарантировал определенный уровень «порядка» внутри республики. И как это часто бывает, обывателя мало интересует «цена вопроса».
Сегодняшняя власть в республике лояльна Кремлю сверх всякой меры. Однако у ней нет налаженной системы обратной связи, а потому и уровень «порядка» неизбежно снижается.
Зато растет фрустрация и разочарование в способности властей улучшить ситуацию. В-третьих, популярность Аушева растет из-за того, что у Кремля нет внятной позиции, как вытащить республику из сегодняшнего кризиса.
Что же касается населения и оппозиционеров - лоялистов, то они видят, что их постоянные обращения в Москву не приносят видимых результатов. Фактически официальным курсом Кремля стала поддержка республиканских режимов любой ценой (даже тогда, когда эти режимы себя откровенно дискредитировали). Так было в случае с президентом Карачаево-Черкесии Мустафой Батдыевым, вовлеченным в 2004 году в криминальный скандал, связанный с собственным зятем Али Каитовым. Даже утративший (после Бесланской трагедии) авторитет глава Северной Осетии Александр Дзасохов был снят со своего поста после паузы. Кремль не мог создавать впечатление, что федеральная власть пошла на уступки требованиям общественности.
При этом за последние два года на Кавказе произошла серьезная ротация управленческих кадров. Новые президенты пришли в Дагестан, Северную Осетию, Кабардино-Балкарию, Адыгею, Чечню. Параллельно со сменой высшей республиканской власти в Чечне поменялся премьер-министр, а в Дагестане - глава республиканского парламента. Однако все описанные выше случаи объединяет одно:
по своей природе «смена управленческого караула» на Северном Кавказе является технологической, а не стратегической.
Для подлинной «кадровой революции» нужны принципы и критерии, провозглашаемые публично или принимаемые «по умолчанию». Все кадровые решения Кремля приняты кулуарно без широкой публичной дискуссии. До сих пор Кремль четко не сформулировал цели и задачи своей политики в Кавказском регионе. Следовательно, ингушские оппозиционеры предпочитают «спасаться своими силами», противопоставляя известных лидеров новым бюрократическим креатурам.
Однако последняя ингушская история будет неизбежно иметь продолжение в Москве. Петиции и собранные подписи будут рано или поздно переданы в Кремль и на Старую площадь. На них надо будет каким-то образом реагировать. Либо федеральная власть будет хранить молчание и делать вид, что ничего не происходит, либо «принимать меры» (при этом диапазон мер может быть чрезвычайно широкий). Выбор будет нелегким.
Пойти на уступки «мнению народа» - значит, фактически открыть путь для региональных «цветных революций», когда неугодные главы республик, краев или областей будут перманентно сменяться стихией площадей.
Очевидно, что в такой ситуации мы будем уже говорить не о казусе Косово, а об «ингушском прецеденте». Тогда о стабильности можно будет окончательно забыть. Но в то же время простое игнорирование общественного протеста ни к чему, кроме снижения уровня легитимности как республиканской, так и федеральной власти не приведет.
В этой связи встает закономерный вопрос. Кто эти люди, готовые в далеко не самых благоприятных политических и социальных условиях не сохранять инкогнито, а ставить свои подписи под призывом на президентство Руслана Аушева? Какова их профессиональная принадлежность, жизненный опыт, политические позиции? Каково их отношение к Российскому государству (учитывая всю сложность взаимоотношений России и Кавказа)? Речь, конечно же, не об организаторах акции, у которых могут быть и свои корыстные устремления. А о простых людях, гражданах РФ, проживающих в Ингушетии. Все эти вопросы могли бы стать предметом серьезнейшего прикладного исследования. Протестовать сегодня в нашей стране не модно. Тех, кто пытается отстаивать свои гражданские права и политические позиции заранее записывают в маргиналы. В лучшем случае им советуют «переждать», когда новый застой сменится новой же «перестройкой», а пока время не пришло, предаваться «чистому искусству», созерцанию и интеллектуальному труду, отвлеченному от сиюминутной конъюнктуры.
В ингушском же случае мы видим протест, затрагивающий не одного человека и не «группу граждан» (в количестве, способном занять один - два дивана).
Было бы, по крайней мере, не слишком осмотрительно персонифицировать «аушевскую акцию». Необходимо понимать, какие реальные проблемы стоят за ней, какие вопросы можно решить и без политической реинкарнации неудобного и вечно фрондирующего политика. Аушев сегодня - это не более чем реакция на «молчание Кремля». Повторимся еще раз, заявления участников ингушской акции адресованы к российскому руководству. Они базируются на вере в «справедливый центр». К нему, а не к ООН или в ОБСЕ обращены их устремления. И если Москва продолжит молчать, то уже не тень Аушева, а другие образы и персонажи будут востребованы оппозицией. Впрочем, и лоялистской тогда она уже вряд ли будет называться.
Автор - заведующий отделом проблем межнациональных отношений Института политического и военного анализа
