Цивилизация
Ну и наделала шуму эта вздорная Noga со своим неуемным хозяином г-ном Гаоном! Как известно, в результате его активности под арест попало зарубежное имущество российского Минфина, «Рособоронэкспорта», Центробанка, Минпромэнерго, Управления делами президента. По репутации России и ее правительства за рубежом был нанесен очередной удар, вне зависимости от исхода дела. Даже если ложки потом и найдутся…
Обсуждать детали контракта в СМИ довольно бессмысленно, ведь только суд, обеспечивающий открытость обсуждения и состязательность сторон, позволяет определить: кто, собственно, прав в споре. Зато анализ прозвучавших комментариев позволяет сделать несколько выводов о состоянии умов в российском обществе. Комментаторы сосредоточились на описании сделки 1991 года, разговорах о «беспрецедентности» подобных сделок, необходимости избегать заключения их впредь, а также на поисках «врагов народа», подписавших такой бездарный контракт.
Прежде всего, нельзя не заметить, что решение Стокгольмского суда по делу «Noga против России» было принято еще в 1997 году, но наша «встающая с колен» держава принципиально не стала его исполнять.
Вполне в духе традиционного национального правового нигилизма: раз мы не согласны с решениями суда, значит, они для нас необязательны!
Обывателю достаточно сообщить, что у нас нерадивые чиновники, мы (страна) плохо подготовились к суду, а их юристы-крючкотворы нас попросту засудили.
Так произошел перенос предубеждений, вызванных отечественным опытом, на решения международного суда: недоверие к российской судебной системе, ее решениям и оттого нежелание их исполнять. Тем самым был подвергнут сомнению сам институт суда. Но тогда все, что остается — это жизнь «по понятиям», и завтра в «шкуре» Гаона может оказаться любой гражданин России и его бизнес.
Нежелание государства возвращать свои долги — это такая национальная забава. Не забыты ни история про банковские вклады населения начала реформ, ни дефолт. Да много чего еще.
Но в случае с фирмой Noga, как на футбольном матче, граждан призывают истово болеть «за своих», отождествляя себя и страну. Конечно же, их симпатии не могут быть на стороне какого-то международного авантюриста, каковым по определению является Нессим Гаон (раз дал взаймы России, то уж, конечно, для того, чтобы ее надуть).
Российские власти оказались готовы мириться с международным скандалом, когда целая страна по факту подалась «в бега».
До хрипоты обсуждать, какое имущество подлежит аресту за границей, а какое — нет. Прилагать титанические усилия, чтобы скупить, если не собственные долговые обязательства, то, по крайней мере, вызванные ими долги ненавистной фирмы-банкрота с тем, чтобы ее парализовать. Вполне цинично обсуждать щепетильную проблему возраста мсье Гаона: мол, пожилой человек не может жить вечно, и проблема как-то рассосется сама собой. Готовы бегать по судам, тратить деньги на юристов, мириться с массой разного рода неудобств, вызванных арестами счетом и имущества, но только не выполнять решения суда.
Вопреки распространенному мнению, отказ от государственного суверенитета вовсе не является чем-то из ряда вон выходящим.
Где-то до середины XX века в международном частном праве действительно господствовал принцип абсолютного суверенитета государства:
если государство действует как суверен, то оно всегда пользуется иммунитетом, т. е. нельзя посягать на его имущество, какого бы происхождения оно ни было и где бы ни находилось — на своей или на чужой территории.
Такой подход со временем пришел в противоречие с развитием экономических отношений: нет прав без обязательств, и чем больше гарантий дает государство своему контрагенту — частному бизнесмену, тем выгоднее будут коммерческие условия для госбюджета, поскольку инвестору не придется учитывать риски, связанные с деятельностью органов власти, в условиях соответствующих контрактов.
Как раз
государство-самодур всегда расплачивается (и налогоплательщик вместе с ним) за свое дурное поведение ухудшением условий контрактов.
Какой смысл инвестору вкладывать свои деньги, например, в улучшение имущества государства, если суверенный партнер может в любую минуту разорвать контракт и не понести за это наказания? Напротив, если государство выступает как обычный, приличный субъект гражданского права, с которым приятно иметь дело, и все знают, что он исправно платит по долгам, тогда имидж, как кот в сапогах, бежит впереди него. И никому не нужно доказывать, что с таким государством любому частному инвестору можно и нужно иметь дело.
Поэтому во второй половине XX века получила распространение теория функционального, или ограниченного иммунитета. Если государство действует в качестве частного лица и осуществляет, например, внешнеэкономические операции или занимается какой-либо иной коммерческой деятельностью (как в случае с Noga), то оно иммунитетом не пользуется. Вступая в гражданско-правовые отношения с иностранной компанией, государство может в заключаемом им соглашении дать согласие на предъявление к нему исков в суде, а также на применение к нему мер по предварительному обеспечению иска или же в отношении принудительного исполнения. Кстати, в России
в статье 124 Гражданского кодекса РФ еще в 1994 году было установлено, что в отношениях, регулируемых гражданским законодательством, российское государство выступает «на равных» началах с гражданами и юридическими лицами.
Согласно теории абсолютного суверенитета, суд был невозможен — государство не могло быть подсудно в отношениях с частными физическими и юридическими лицами, в том числе иностранными. Появление государства в гражданском суде в качестве ответчика по обязательствам стало настоящим переворотом в правосознании и огромным достижением теории функционального суверенитета. И ныне законодательство и судебная практика подавляющего большинства государств исходит именно из нее.
Недавно российские власти решительно взялись за пересмотр ранее заключенных ими контрактов по принципу «государство всегда право».
Прошлогодняя кампания по дискредитации режима СРП — очередной пример такой политики. Тем самым власти отказываются от стабильности контрактов ради оперативного вмешательства в дела частных компаний. В такой ситуации велик риск, что в страну будут приходить не солидные инвесторы, а либо авантюристы и жулики, либо компании, которые будут перекрывать доходностью своего бизнеса все возможные и невозможные риски. Когда начинаются рассуждения о государственно-частных партнерствах и одновременно сохраняется абсолютный суверенитет государства, то принимаются два взаимоисключающих решения. Власти одновременно давят на газ и не убирают ногу со сцепления, экономическая машина ревет. И ни с места.
Итак, что же следует из конфликта России с Noga? Нельзя просто игнорировать решения суда и уходить в «полную несознанку». Налицо боязнь иностранных судов. Очевидно, что в последние годы, когда, казалось бы, денег стало много и вопросы урегулирования любых ранее взятых Россией долговых обязательств перестали быть проблемой, власть решила, что суетиться ни к чему, продемонстрировав нежелание принимать любые экономические решения.
Наконец, приходится констатировать, что в ходе «бархатной реприватизации» достигнут пик бюрократического самодурства:
не только не было установлено законодательных ограничений для бюрократического произвола, но еще и начал культивироваться суеверный страх перед отказом от абсолютного государственного суверенитета. То, что во всем мире уже давно стало анахронизмом, у нас ура-патриотические деятели пытаются выдать за защиту национальных интересов.
Авторы: Сергей Сосна, ведущий научный сотрудник Института государства и права РАН, Михаил Субботин, старший научный сотрудник Института мировой экономики и международных отношений РАН.
