Россия, к сожалению, — не первая страна в мире, которая склонна к созданию «культа личности». За последние 100 лет число построенных культов — от Столыпина до Ельцина — в существенной мере превышало число личностей, в отношении которых таковой культ был бы хоть в какой-то степени уместен. В основном, речь шла о случайно удачливых политических заговорщиках, ведомых интересами клановой и внутрипартийной борьбы.
В этом смысле создающийся у нас на глазах мини-культ Владимира Путина куда как более интересен. Во-первых, впервые в истории России сам по себе объект возвеличивания почти полностью равнодушен к этому явлению. Во вторых, еще никогда подобный культ не создавался в такой степени безфактурно: в течение восьми лет пребывания предмета культа у власти все достижения и победы по-прежнему остаются в будущем. Наконец, впервые культ создается не по чьей-то необходимости, а от чистой безысходности:
Путин является единственным предметом национальной гордости, новой реинкарнацией водки, матрешки и ушанки без каких-либо иных внятных атрибутов.
Путин – это Россия. Что такое Россия, неважно, потом разберемся, кому это сейчас важно, когда индекс РТС пересекает отметку 2000? Именно поэтому так дико и одновременно органично смотрятся лингвистические эксперименты «Единой России»: план Путина является в той же мере победой России, что план России – победой Путина, Путин России – планом победы и Россия Путина – победой плана или, если хотите, плановой победой. В принципе, все это уже синонимы — и план, и Путин, и Россия, и победа: нет у России никаких побед, кроме тех, что в плане, в будущем, поэтому – вот вам пока Путин, ребята. А у нас есть и другие дела.
То, как Владимир Путин стал абстрактным и бессвойственным символом России, заслуживает отдельного разговора. Во многом вяло-героический облик президента сложился как следствие того, что и следовало именовать «новым застоем» — периодом 1997–1999 годов, когда практически исчерпавшему себя реализацией потенциалу перемен начала 90-х на смену не пришло практически ничего. Большинство «глобальных вызовов третьего тысячелетия» — от «угрозы распада России из-за ожидаемого парада сепаратизмов» до «потери управляемости экономикой» и «угрозы мирового терроризма» — на поверку оказались примерно такой же ерундой, что и «проблема-2000». За исключением ситуации в Чечне, и то вряд ли стоившей, с точки зрения потенциальных угроз, даже десятой доли потраченных усилий, не говоря уже о жизнях граждан России, подавляющее большинство «вызовов» решались способами не слишком адекватными, не слишком действенными и обычно – методами тупиковыми, не предполагающими никакого развития в дальнейшем.
Те же проблемы, что действительно были решены, как показала практика, не имеют к действиям президента и его администрации практически никакого отношения.
В стране создан адекватный корпус экономического законодательства? Да, и для этого, на деле, потребовалась работа нескольких сотен отнюдь не гениальных, а просто профессиональных чиновников и юристов в юридическом офисе администрации президента, двух десятков вменяемых депутатов, сотрудников Минфина, МЭРТ и консультирующих их частных компаний. Требовалось ли ради этого вполне достойного результата семь лет построения мифической «вертикали власти»? Да нет, конечно. Равно как не требовалось нацпроектов ради роста строительного бизнеса в 2006 году, не требовалось дела ЮКОСа ради нормализации ситуации с налоговыми сборами (достаточно было всего лишь группы более или менее вменяемых специалистов в ФНС во главе с господином Сердюковым, которого вовремя направили в Вооруженные силы), не требовалось антигрузинской кампании для того, чтобы заставить страны СНГ перейти на денежные принципы оплаты поставок из России энергоносителей.
Вообще, если говорить об истории России в последние семь лет, то ее можно уложить в несколько строк, в которых не найдется места ни «суверенной демократии», ни «многополярному миру», ни «сохранению целостности России», ни «устойчивому экономическому росту», ни «преодолению угрозы мирового терроризма». Происходили: возвращение экономики после внешнего шока в 1998 году к росту, улучшение экспортной конъюнктуры и стагнация политической системы с некоторыми иногда успешными, иногда безрезультатными новациями в системе госуправления. Больше не происходило ничего, что стоило бы отметить. Ах, да. Еще происходило формирование глобальных планов президентом Владимиром Путиным, о которых своевременно извещалось население.
Парадоксально, но не происходило не только того, что можно было бы зафиксировать как безусловное достижение действующей власти, но, по большому счету, сделано довольно мало того, что стоит отметить как безусловное «злодеяние». Например, рассуждения главы ФСКН Виктора Черкесова о «чекистском крюке» после более пристального рассмотрения приходится признать небезынтересными, но все же фантазиями. В первую очередь, не существует ни «воинов», ни «торговцев» как единого клана «силовиков» во власти России.
«Силовики» — примерно того же свойства продукт, что и «величие Владимира Путина».
За исключением того же ЮКОСа, продемонстрировавшего изумительное для компании такого масштаба неумение защищать свои интересы (оно вытекало из той же приближенности компании к власти), подвиги чекистов свелись к аресту пяти разработчиков чего-то глубоко военного в статусе ученых (на вид – случайных жертв внутриведомственных разборок), разгоне десятка демонстраций со средним числом участников, приближающимся к 200 (такую в провинциальном городе в Германии собирают общества защиты ежей от ужей), неуспешному восстановлению институтов карательной психиатрии в Мурманской области и эпопее со шпионским камнем производства Великобритании. Трагические события Норд-Оста и Беслана мне даже не приходит в голову приписывать чьей-то злой воле в ФСБ. В нынешнем состоянии эта спецслужба вряд ли способна спасать кого-либо даже из добрых побуждений, и на деле просто неважно, кто и какие отдавал приказы: увы, все было неизбежным и без злой воли, простой беспомощностью и неуправляемостью людей, занимающихся безопасностью.
Если бы все это не было так печально, это было бы очень смешно. Подавляющая часть событий 2000–2007 года, которые останутся в истории страны, имеют лишь косвенное отношение к замыслам президента или не имеют вообще никакого.
Россия как президентская республика в последнее десятилетие не состоялась – усиление президентской власти ничего не дало и ничего принципиально не изменило.
Страна, конечно, меняется на глазах – но цену этим изменениям можно дать только сравнением с тем, как меняется остальной мир. Она невелика, в этих изменениях нет пока ничего особенно впечатляющего и непредсказуемого. Инвестиционный бум в России – немного в больших масштабах инвестиционный бум в Казахстане несколькими годами ранее, он идет вровень с украинским инвестбумом и отстает от прибалтийского. Попытки заниматься нанотехнологиями и подобными же прожектами оказались не слишком успешными в Южной Корее и Малайзии десятилетием раньше. Отстаиванием своего особого пути на международной арене уже три десятка лет заняты Индия и Бразилия – пока без существенных успехов. Борьбой с сепаратизмом в похожем стиле Турция занимается десятилетиями. Арабский мир уже устал объяснять остальному миру, как важно учитывать нефть и газ в мировой политике, – особенной влиятельности Саудовской Аравии манипуляции с нефтяными задвижками не принесли. Наконец, Китай строит местную версию суверенной демократии уже с конца 70-х – но в «восьмерку» отчего-то взяли Россию, а не его, несмотря на кандидатский стаж.
Не относить же, в самом деле, к победам возобновление полетов стратегической авиации над Тихим океаном? Эти самолеты там воспринимают, в первую очередь, как курьез, а не как угрозу – все равно как сотрудник конструкторского бюро пришел бы на работу в куртке-косухе с заклепками, которую носил 20 лет назад подростком, поясняя коллегам, что решил вернуться к славному прошлому.
Именно поэтому Владимир Путин и превращается постепенно в символ нации, которая так и не может решиться на что-то более или менее осмысленное и вынуждена хвастаться былыми успехами.
Он будет сверхпопулярен до тех пор, пока не станет очевидно, что речь шла о главе государства, аналоги которых от Мавритании до Индонезии – десятки: и таких людей, и таких государств. Он будет обладать монополией на власть до тех пор, пока у какой-либо части населения не появится потребность в реализации более содержательной программы, нежели смены власти из принципа. До сих пор минимально убедительной программы, строящейся не на негативных («долой Путина!»), а на позитивных («да здравствует что-то конкретное»), не представила ни одна политическая сила в стране, не исключая даже и коммунистов и национал-социалистов, – так что ж удивляться рейтингам «единороссов»?
Владимира Путина, который избрал для себя легкий, но скучный путь превращения из главы государства в надувного символа а-ля олимпийский мишка, можно понять.
При столь ординарных итогах двух президентских сроков очень хочется еще немного времени, чтобы доказать – нет, есть величие, все еще впереди, есть еще время.
Есть время и у всех остальных – после 1997 года страна, по сути, ушла в отпуск за свой счет, решая свои материальные проблемы и оставив на попечение института президента политические. Но смешно ближе к концу этого отпуска создавать из мало контролирующего, что уже очевидно, не только страну, но и собственное окружение Владимира Путина фигуру национального лидера, титана духа и символ величия русского духа. Пока все выглядит анекдотично: культ столь рядовой личности со столь невеликими успехами страна себе еще не создавала.