Цивилизация
«Газета.Ru-Комментарии» публикует следующий фрагмент из книги Юрия Богомолова «Игра в людей».
Лимонов — нацбол? Да это ж совсем другой человек!
Эдуард Лимонов переживает вторую молодость. По мере того, как от «Другой России» откалываются более или менее известные лица, его собственный политический вес растет. Он и «Другая Россия» — уже близнецы-братья. Правда, политический вес самой «Другой России» падает. Но не о ней речь.
Речь о нем — об Эдичке.
Это он, Эдичка?
Способный литератор Эдуард Лимонов-Савенко несколько поизносился, осваивая по ходу своей биографии одну войну за другой. Все перепробовал, при всех режимах живал, был талантливым поэтом, модным прозаиком, побывал в партизанах, поработал публицистической «лимонкой», имеет отсидку.
Что дальше?
Дальше он опустился до легальной политики. Тем более что революционная риторика молодит мужчину не хуже, чем пластическая операция — женщину.
Но и не лучше.
Другороссы — его далеко не первая привязанность. И, видимо, не последняя. Он был близок к Жириновскому, к Дугину… Но ему все как-то не удавалось легализоваться в качестве политической фигуры. Попробовал создать партию вызывающе антилиберальную — национал-большевистскую. Потом случился неприятный казус: его арестовали, судили и посадили.
Интеллигенция ему посочувствовала. Он, хотя и радикал, но писатель, к тому же не без дарования. К тому же он ни в кого не стрелял, никого не взорвал, никого не зарезал… Ну прикупили ребята, идущие вместе с ним, с Эдичкой, оружие.
Его партийно-милитаристские начинания казались и кажутся интеллигенции всего лишь продолжением той же литературной деятельности, но только в другой форме, в форме самой жизни, это, мол, своего рода «реалити-шоу». И стоило ли бороться со столь условным экстремизмом, когда не все посажены и уничтожены террористы-практики?
Из этого вопроса общественности четырехлетней давности следовала идея очередности заданий для ФСБ — вы сначала разберитесь с экстремистами-практиками, потом хватайте экстремистов-идеологов. Мысль странная, особенно для людей умственного труда. Уж они-то должны быть в курсе того, что сначала была «Mein kampf», а уж потом «Nasha вторая мировая kampf».
Известный автор, именуемый в просторечии бесноватым фюрером, судя по всему, тоже был способным литератором, к тому же имел задатки живописца, любил Вагнера, знал толк в архитектуре и представлял из себя вполне утонченную художественную натуру, что, в конце концов, не помешало ему стать зверем из ада.
...Так вот, тогда думалось: в непосредственной близости от чеченской войны, на фоне межэтнических разборок в Москве, под Москвой и в Краснодаре, что такое кучка молодых национал-большевиков во главе с немолодым, хотя и амбициозным партостроителем? Ерунда, пустой звук, полый знак. Тем более что по другую сторону баррикады знакомые сатрапы — ФСБ, кремлевская администрация…
Привычная коллизия со времен царизма. Притом вполне беллетристическая — горстка идеалистов против могучей машины государства.
Лимонадный Че
По выходе на свободу сторонники Лимонова в Москве уготовили своему кумиру торжественно-радостную встречу: духовой оркестр на перроне, шампанское в штаб-квартире партии… Что же касается телекамер, микрофонов и диктофонов, то само собой понятно: этих знаков и атрибутов внимания было довольно.
Вместе с гордым профилем Эдички в те дни мелькал лик и другого возмутителя буржуазного спокойствия — команданте Че, которому как раз в то время минуло 75 лет со дня его рождения.
Среди передач и сюжетов в новостных программах, посвященных памяти легендарного латино-американского революционера, наиболее значимым показался мне показанный на телеканале «Россия» документальный фильм Александра Хабарова «Че Гевара». Ну хотя бы потому, что авторам удалось обнаружить вилку между мифом и реальностью. По легенде — он не сгибаемый борец за счастье народное; в действительности, как это следует из фильма, — человек, подуставший от этой борьбы и заметно отчаявшийся в виду ее безнадежности и бесперспективности. В высказываниях о Че Геваре довольно часто звучит утверждение, что этого человека нельзя представить пожилым. А почему нельзя? Посмотрите на глубокого старца Фиделя Кастро.
Таким бы, наверное, оказался бы и Че — седобородым, несколько обрюзгшим.
Тем более что и в свои 30 лет, незадолго до смерти, если верить документальным кадрам, представленным в фильме Хабарова, он выглядит уже не так романтично — его лицо не столь аскетично, как на майках и бейсболках; во взгляде нет целеустремленности, знакомой по многочисленным графическим портретам команданте.
Скорая, к тому же насильственная гибель исторического персонажа в большей степени способствует его бессмертию, нежели его продолжительная подвижническая жизнь. И про барбудоса Кастро, погибни он в молодые годы, тоже бы, наверное, говорили: его нельзя представить в летах.
Представить все можно. Но зачем так уж утруждать воображение, когда есть живой пример перед глазами.
Это он — Эдичка, для которого, в свою очередь, примером служил он — легендарный Че. С него, похоже, Лимонов-Савенко и постарался сделать свою жизнь. И сделал.
Многое в их биографиях совпадает, вплоть до пленения. Разночтение, по не зависящим от бунтарей причинам, случилось потом. Но и посмертное обожание одного, и прижизненная слава другого говорят о непреходящей моде на бунтарство. То есть о спросе на него. Примечательны в этом отношении не социальные основания, а предпосылки чисто человеческого свойства ее.
…Культ Че потому набрал такую энергию, что ее носитель явил собой чистую, незамутненную ничем идею революционности. Причем беспрерывной, той, у которой нет конца. Листая историю многочисленных революций, даже трудно кого-либо по этой части поставить рядом. Едва ли не у каждого из них на совести кровь не только врагов, но и соратников.
Те из них, кто утвердились во власти, либо не выдержали ее бремени, либо выдержали, но такой ценой, которая сама стала тяжким бременем для их романтических биографий.
Вспомним ли мы Ленина, или сподвижника Гевары — Кастро.
Троцкого считают идеологом перманентной революции, ее теоретиком, а рыцарем ее практики был, несомненно, Че Гевара. Вне ее он, судя по всему, и дышать-то не мог. Был он астматиком не только в прямом, но и в переносном смысле. Воздух власти и рутинной работы по обустройству счастья в отдельно взятой латиноамериканской стране обрекал его на страдания. Нельзя сказать, что он не старался. В фильме добросовестно перечисляются все мирные пастбища, на которых он пасся. Вот они: начальник Департамента промышленности Национального института аграрной реформы, директор Национального банка Кубы, министр промышленности и член Центрального совета планирования. На протяжении нескольких месяцев выполнял различные обязанности в министерстве труда. Его и власть как таковая не занимала. И, в конце концов, бросил всю эту прозаическую суету и сам бросился в пучину. Проблемой тогда было то, что время социальных революций кончилось, а время антиглобалистских возмущений еще не наступило. И не было тогда особо горячих точек и готовых «пучин»; их приходилось создавать. На этом и надорвался романтичный идеалист Че.
Теперь этих точек не счесть, и волны антиглобализма вздымаются при каждом удобном случае, а буревестников не видно. Такое обидное несовпадение.
Когда с вождями дефицит, то жди какую-нибудь фарсовую фигуру.
Карьеристы против идеалистов
Может быть, ему, Лимонову, и хотелось бы, чтобы его сравнивали с Геварой, но трудно избавиться от впечатления, что он все больше смахивает на презираемого им политического оппонента — небезызвестного товарища Якеменко.
…Ничего, кажется, нет противоположнее левого и правого башмаков. Но друг без дружки они бесполезны. Поэтому когда два амбициозных штиблета, Лимонов и Якеменко, вместе, у меня ощущение, что меня хотят снова обуть.
Вообще-то, их взаимная враждебность не должна никого обманывать. Их взаимные обвинения в фашизоидности — для отвода глаз. Милые бранятся — только тешатся. А то, что они «милые», что они на одних дрожжах радикализма и нетерпимости замешаны, взошли и взросли, так тому лишнее свидетельство — традиционный спор меж этими двумя славянами о том, кто первым сказал «Э…», то бишь, «наши».
Лимонов настаивает, что это был он. И призывает в свидетели Александра Невзорова, поскольку именно ему он этот лейбл и подарил. Действительно, Невзоров его первым ввел в оборот, когда снимал памятные репортажи о подвигах омоновцев в Прибалтике.
Но тут, справедливости ради, стоит напомнить господину Лимонову, что был еще один писатель земли русской, который, собственно, и сообщил местоимению множественного числа партийно-идеологический смысл. Это Федор Михайлович Достоевский. У него в «Бесах» бесы революционной смуты и есть «наши» во главе с Петрушей Верховенским.
Сегодня «Наши» — это не просто бренд; это такой универсальный инструмент розни. Там, где есть наши, там найдутся и не наши.
А линия вражды может проходить по классовому признаку, может по этническому, может по расовому, может по возрастному. Но во всех случаях это означает гражданскую войну. Сначала в холодной фазе, затем, если позволят обстоятельства, — в горячей.
Теперь многие рады обольщаться относительно большой-пребольшой разницы меж нацболами и «нашими», между Якеменко и Савенко. Причем рады как представители суровой власти, так и деятели либеральной оппозиции. Каждая из сторон старается привадить ту организацию, интересы которой и интерес к которой на каком-то промежуточном этапе совпадают.
Власть пригрела, культивирует и поощряет «Наших». А левые и правые благоволят нацболам. Первым в помощь — административный ресурс. Вторым — моральная поддержка со стороны оппозиции и немалый медиаресурс.
Надо признать, что нынешние заявления обоих лидеров молодежных движений слишком конъюнктурны, чтобы достоверно судить об их истинных намерениях и целях. И тот, и другой много твердят о благих намерениях, о желании видеть страну свободной, процветающей, суверенной, о приверженности принципам демократии и ненасильственной политической борьбы. Тут многое мог бы прояснить генезис воззрений того и другого вождей. Ну хотя бы пунктирный.
В начале 90-х Лимонов из писателей решил переквалифицироваться в политики, в связи с чем попытался избраться в Думу. Не вышло, и тогда он пошел другим путем. «Тогда я понял, что нужно создавать партию. Скорее даже нового человека».
Идея «нового человека» с самого начала маячила и перед Василием Якеменко. Он явился на политическую сцену несколько позже, но с другой стороны.
«Со стороны» здоровой морали и высокой нравственности. С этого удобного плацдарма «Идущие вместе» во главе с господином Якеменко повели широкомасштабное наступление на порнографию и нецензурщину. Пиар был отменным, а политических очков — ноль. И тогда вслед за Лимоновым он понял (или ему подсказали), что нужна партия и нужен «новый человек».
Сегодняшний Лимонов признается, что название его партии — Национал-большевистская — не вполне удачное. Он бы его поменял, да поздно — бренд раскручен, отказаться от него накладно. Потому предпочитает пользоваться аббревиатурой «НБП (организация запрещена в России)». А расшифровки предлагает разные. Одна: «Ненависть — БесПредел». Другая: «Нам Бог Помогает». Третья: «Наша Боевая Партия». Выбирай на вкус. Как видим, во всех трех вариантах идеологическая составляющая движения изъята. Но сохранена его агрессивная направляющая. Правда, со временем трансформировавшаяся. Одно время Лимонов придерживался тактики «бархатного терроризма», выражающегося в яйцеметании, майонезоплескании и в иных подобного сорта провокациях.
Его «Боевая партия» стала партией бархатных штурмовиков. Но при этом суть партии прежняя: «Я всегда любил подчеркивать, что мы — красные националисты».
Якеменко преобразовал «Идущих вместе», упражнявшихся до этого в «культурно-просветительской» деятельности (напомним, что с этой мирной работы начинал черносотенный Союз Михаила Архангела, кончивший погромами), в сугубо политическую организацию «Наши». И уже с самого начала господин Якеменко и те, кто стоит у него за спиной, сочли, что задача противостояния нацболам — частная, узкая. А у будущей партии есть более масштабные цели. Например, омолодить правящий класс в России.
На одном из ток-шоу господин Якеменко сообщил стране, что он считает всех, кому перевалило за 35 лет, «политиками национального предательства». Исключение он сделал только для своего папы и президента Путина.
…Лимонов уже объявил о своих конечных и окончательных претензиях: «Я мощнейший русский писатель и мыслитель (ну простите, другого слова нет) XXI века, и если я высказываюсь, то все большее количество моих сограждан прислушивается к моим словам. Юношеский радикализм во мне все более уступает место ответственному и мудрому отношению к миру. Я хотел бы в идеале занять пустующее сейчас место властителя российских дум, то, которое занимали то оба вместе, то поочередно Сахаров и Солженицын, а когда-то Лев Толстой».
окончание следует
