Шестнадцатое августа, десять ноль-ноль, наш Белый дом. Председательствующий Сергей Иванов сравнивает программу промышленного освоения термоядерной энергии к 2050 году с планом ГОЭЛРО и передает слово докладчику, чиновнику из Федерального агентства по атомной энергии. Вопрос этот не мой. Меня, IT-журналиста, позвали сюда из-за Реймана, который следом станет докладывать об электронном правительстве. Тем не менее мне очень интересно. ГОЭЛРО был планом не исследований, а строительства. Технологии превращения энергии пара в электрический ток в создании не нуждались, все необходимые открытия были совершены еще в XIX веке. И сроку на ГОЭЛРО отводилось 15 лет. А тут загадывают на 43 года вперед, как Ходжа Насреддин. Кто за результат-то отвечать будет?
Пока я об этом думаю, министры трудятся. Христенко просится к РАН в соисполнители (сама РАН выступает в привычной роли министерства открытий, которому страна обязана нигде более не виданным термином «академическая наука»). Фурсенко хочет реконструкции МИФИ. Шойгу, поминая Чернобыль, говорит, что не худо было бы привлечь к термоядерному делу МЧС. Греф сетует на то, что атомное агентство подготовило свои бумаги не так, как требует МЭРТ. Дело быстро идет к принятию решения, однако после дежурного вопроса председательствующего «кто еще хочет выступить?» слова просит Велихов. Иванов разрешает, только просит блюсти регламент. Дольше Евгения Павловича говорил только докладчик. Я был уверен все же, что Велихов не станет поминать нанотехнологии, дискредитированные соискателями выделяемых на их развитие казенных денег. Однако помянул! В том смысле, что без нанотехнологий не построить стенки, ограждающие активную зону термоядерного реактора.
Упоминание нанотехнологий в связи с термоядом дает возможность взглянуть на дело с учетом предшествующего опыта.
Ученый фольклор утверждает, будто на управляемый термояд СССР израсходовал не одну сотню миллиардов нефтедолларов без нужного энергетике результата и даже без надежды на таковой.
Виноваты в этом те, кто ставил задачу, не поддающуюся планированию. Характерный для СССР способ достижения результата за счет бездумной траты колоссальных ресурсов не сработал (термояд — не Зееловские высоты). Случались добросовестные исследователи, которые от поручения партии и правительства работать над термоядерной проблемой не отказывались, заказывали за упомянутые нефтедоллары оборудование для своих лабораторий, однако делали то, что сами считали важным. Проявляя, между прочим, профессионализм и гражданское мужество. Ведь открытия, простите мне эту банальность, по заказу не совершаются. Они, как дети, рождаются спустя положенное время при условии, что ученым разрешено заниматься любовью к своему делу. Вспомните пенициллин или еще лучше Генриха Герца с его электромагнитными волнами. Как вы себе представляете ситуацию, когда Герцу дают задание создать беспроводной телеграф к 1895 году? А вот Судоплатова с Курчатовым и даже Королева вспоминать не надо, тут другое дело. Они решали другие задачи, хотя и грандиозные, но вовсе не научные. Вроде той, что представлял собой план ГОЭЛРО.
Но, повторюсь, все это лишь повод проявить интерес к обсуждению. Может, и правда наука ушла вперед несколько дальше, чем мне, обывателю, кажется, и для того, чтобы к 50-му году у нас был неиссякаемый источник энергии, осталось только дать денег и назначить ответственного.
Но раз уж нанотехнологиие стали таким же поводом для беспощадного финансирования, каким в советское время был термояд, имеет смысл понять, что же они такое.
Поэтому я не стал отказываться от последовавшего вскоре приглашения в Черноголовку на «круглый стол» по нанофизике. Проводили его фонд Зимина (того, что из «Вымпелкома») «Династия» и центр коммерциализации научных разработок InQubit в последний день работы летней школы «Нанофизика низких температур». Участвовали наши бывшие и действующие соотечественники, преимущественно профессора из Штатов и Германии. Сразу скажу, предположение о том, что нанотехнологии — фикция, подтвердилось. Ситуация такова.
Профессора со своими сотрудниками занимаются своим делом, а ждущие от них чуда бездельники ходят по коридору и вешают на двери лабораторий таблички «Идут нанотехнологические исследования».
Во всяком случае, сами ученые о нанотехнологиях почти и не говорили вовсе. Обходились другими терминами. Сочувственно отреагировали на такое сравнение: если бы древние египтяне во время строительства пирамид устраивали жертвоприношения на предмет успехов «макроконструирования», это было равно нынешнему шуму вокруг нанотехнологий.
Объективные причины такового, впрочем, существуют. Состоят они прежде всего в том, что кремниевые микросхемы близки к физическому пределу плотности элементов на единицу площади, из-за чего создание новых кристаллов по нынешним технологиям скоро станет невозможным (не факт, впрочем, что смерть закона Мура будет компенсирована именно нанотехнологическим путем). Кроме того, перспектива конструировать материал на молекулярном уровне сама по себе, безотносительно к утилитарному смыслу, бесспорно увлекательна. Точно так же, безотносительно к возможности последующего создания радио, увлекали Герца электромагнитные волны. Нельзя предвидеть, что выйдет из лабораторной возни с, например, углеродными нанотрубками. Может, вечная краска для автомобилей, может, транзистор на одной молекуле, а может, ничего путного. Откуда нам знать.
Все это не мешает современникам уже сегодня спекулировать на популярности термина. Профессор Михаил Гершензон из университета Ратгерс, США, со смехом утверждает, что купил «нанобрюки» (такой ярлык придумал производитель, пропитавший штаны водоотталкивающим составом). Но первым, кто пустил слово «нанотехнологии» в массовый оборот, был Клинтон. Гершензон вслед за ним считает, что нанотехнологии как идея, консолидирующая нацию, позволяющая сконцентрировать ресурсы и насытить ими интеллектуальную элиту страны, — это конструктивно.
Только мы уже проходили нечто подобное в связи еще одной американской консолидирующей идеей — СОИ.
Рейганомика не просто нашла для СОИ деньги, она — и это главное — разрешила конкурировать за заказы Пентагона средним, маленьким и очень маленьким компаниям. Чем не венчурное финансирование? Мы же в ответ асимметрично напрягали старенькую советскую госмашину, пока она не сломалась. Интересно, чем теперь займется российская нанокорпрация в стране с рыночной экономикой.