Цивилизация
Текст основного закона допускает слишком широкие возможности для толкований. Это возможно потому, что в Конституции не заложен механизм ограничения института президентства другими органами власти. Так считает один из авторов и одновременно критик российской Конституции вице-президент фонда ИНДЕМ Михаил Краснов. В интервью «Газете.Ru-Комментарии» он продолжает обсуждение, начатое Дмитрием Дубовиком в статье «В основном закон».
— Михаил Александрович, действующую Конституцию часто укоряют в том, что в ней «много воздуха». Оправдано ли это?
— Выражение в Конституции «много воздуха» я ввел в оборот несколько лет назад, а сейчас немного бы скорректировал. Помимо расплывчатости и недосказанности того, что я назвал «воздухом», в Конституции отсутствуют сдержки и противовесы, которые бы ограничивали действие главного действующего лица — президента страны.
Дело не в том, что президент наделен многими полномочиями. Дело в том, что в системе разделения властей полномочия органа власти должны иметь возможность институционального сопротивлению другим органам.
По нашей же Конституции практически ни одна прерогатива президента не имеет соответствующих сдержек и противовесов.
Самое важное заключается в том, что парламентские выборы у нас не имеют значения для выработки и реализации политического курса. У нас в стране персоналистский режим, поскольку вся система государства замыкается на президента. Иные институты, законодательная власть, судебная де-факто оказались под президентом.
Это происходит не потому, что таково мировоззрение президента, а потому, что обусловлено системой.
Наша конституционная модель не уникальна. В Европе, если не считать страны СНГ, можно найти примерно десять государств с примерно такой же моделью. Но только у нас президент, например, обязан распустить парламент, если тот не согласен с предложенной им кандидатурой премьера. При назначении главы правительства отсутствует сдерживающее полномочие парламента, потому что президент всегда может навязать своего премьера и совершенно не обязан учитывать, какая партия победила на парламентских выборах. Президент может без всяких публичных объяснений отправить в отставку любое правительство. Это исключительно наша норма. Даже во Франции, конституцию которой мы вроде бы взяли в пример, президент может отправить в отставку правительство, если оно получает резолюцию порицания (вотум недоверия) в нижней палате либо премьер подает прошение об отставке.
Кроме того, в нашей Конституции логически обессмысливается принцип разделения властей, потому что у нас написано, что президент определяет основные направления внутренней и внешней политики.
Тогда получается, что все остальные должны эту политику проводить? И при чем тут тогда парламентские выборы?
Повторю, что дело не в расплывчатости и недосказанности, а в отсутствии возможностей что-либо противопоставить президентским полномочиям. Полномочия в треугольнике «президент — правительство — парламент», от которого зависит все остальное, перекошены в сторону президента. Нет баланса властных прерогатив. Это самый больной вопрос нашей Конституции.
— Можно ли в принципе конституционной формулировкой заменить традицию демократии?
— Возможно. Как ни странно, судьба то и дело нас сталкивает с Португалией. Недавно с ней сравнивали наш удвоенный ВВП. А я хотел бы привести Португалию как пример страны, которая смогла после диктаторского режима установить систему на основе такой же, как у нас, полупрезидентской конституции. Но в отличие от нас президент там сильный, но не всесильный. Так что страна без особых демократических традиций стала нормальной европейской страной. Мы можем ее критиковать за ее экономическую неразвитость, но политические институты работают. Они работают, когда людей ставят в определенные институциональные условия.
— Нашу Конституцию упрекают также в том, что она допускает любую степень централизации государственного управления, вплоть до упразднения федерализма.
— Этого абсолютно нет в нашей Конституции. Я не вижу возможности, не нарушая Конституцию, превратить страну в унитарное государство.
Если на практике такая тенденция существует, то это опять-таки указывает на проблему отсутствия сдержек для президентской власти. Ноги у этой проблемы растут именно из этого.
Властный дисбаланс приводит к тому, что хотя согласно телевизионной картинке всем управляет президент, но на самом деле страной управляет бюрократия. Именно она определяет повестку дня, и она же ее проводит. Во времена Ельцина парламент был настроен оппозиционно по отношению к президенту. Президент, не имея возможности проводить те или иные законы через парламент, активизировал указную систему. В свое время Конституционный суд легитимировал это, указав на то, что у президента есть «скрытые» полномочия, которые он вправе применять. «Скрытые полномочия» прямо не прописаны в Конституции, но как бы вытекают из ее норм. Сейчас, когда парламент превращен в абсолютно послушный инструмент, у президента нет нужды применять «скрытые полномочия». Он наделяет себя правами через федеральные законы, в т. ч. и по фактическому назначению губернаторов.
Сворачивание федерализма идет откровенно вопреки Конституции. Но поскольку все институты уже построены под президента, то происходит централизация.
Я хочу подчеркнуть, что корень всех-всех проблем — в дисбалансе полномочий. Страшно не то, что один президент с демократическим мышлением, другой с недемократическим, а то, что Конституция позволяет властвовать и такому, и такому.
— Насколько опасно учреждение не упомянутых в Конституции государственных органов? Нужно ли запретить их учреждение?
— Нет. Не нужно. К слову, о Центральной избирательной комиссии в Конституции нет упоминания, тем не менее она существует. На этом, на мой взгляд, не стоит сосредотачивать свое внимание, потому что, была бы нормальная политическая система, не появилась бы Общественная палата и, может быть, Государственный совет не появился бы. Но особого вреда в Государственном совете я тоже не вижу. Тем более что эти органы не обладают властными полномочиями. Это совещательные, консультативные органы. Описывать их в Конституции нет никакой необходимости.
Беседовал Евгений Натаров
