Цивилизация
На состоявшемся в минувшие выходные в Минске конгрессе демократических сил белорусская оппозиция выбрала единого кандидата на пост президента на предстоящих в будущем году выборах. Им стал 58-летний бывший зампредседателя Гродненского горисполкома, физик по образованию Александр Милинкевич. Во втором туре голосования на конгрессе он опередил своего основного соперника, председателя Объединенной гражданской партии Анатолия Лебедько, всего на 8 голосов. Другими претендентами были лидер коммунистов Сергей Калякин (в Белоруссии две компартии, и одна из них оппозиционна президенту Лукашенко) и экс-председатель Верховного совета Станислав Шушкевич, снявший свою кандидатуру еще перед первым туром.
Можно, конечно, было бы порассуждать о достоинствах и недостатках белорусского оппозиционного кандидата. О том, что победил, пожалуй, наименее известный из политиков, претендовавших на звание главного конкурента Александра Лукашенко. О том, что Милинкевич — судя по всему, человек интеллигентный и толерантный, и это само по себе неплохо, но в жестких условиях белорусской политики представляет собой скорее минус, чем плюс. О том, что старый митинговый боец Лебедько, не устающий каяться в том, что в 1994 году он был одним из тех, кто привел нынешнего президента к власти, быть может, стал бы более убедительным противником громогласного Лукашенко. О том, что сам набор «кандидатов в кандидаты» подтверждает: белорусская оппозиция по-прежнему раздроблена на три основные фракции — националистическую, либеральную и левую — и, судя по итогам голосования на конгрессе, первая по-прежнему сильнее других. (Милинкевич изначально пользовался поддержкой националистического «Народного фронта»). О том, что на сей раз выбор кандидата не был формальностью и речь идет не о компромиссной фигуре — в отличие от 2001 года, когда оппозиция послала на безнадежный бой против Лукашенко блеклого профсоюзного босса Владимира Гончарика. (После выборов, на которых набрал 15% голосов, он, кажется, уехал жить в Россию.)
Много еще о чем можно было бы поговорить, если бы речь шла о небольшой, но все же возможности победы на выборах представителя оппозиции. Однако вероятность эта стремится к нулю, что понимает и сам Александр Милинкевич, заявивший в интервью белорусской редакции радио «Свобода»: «Я не знаю ни одной ситуации в истории современной Европы, когда в недемократической, почти диктаторской стране с помощью выборов можно было бы законно сменить правительство... Мы не верим в выборы, но мы хотим использовать выборы для проведения нормальной политической кампании». Это означает, что оппозиции остается надеяться лишь на «майданный» вариант развития событий. Но проблема в том, что в последние несколько лет ни одна оппозиционная акция в Белоруссии не была по-настоящему многотысячной, и настроения в обществе свидетельствуют, что и в 2006 году ждать своего «майдана» в Минске, скорее всего, не стоит. Почему?
Причин три: сама оппозиция, ее главный противник — президент и, наконец, белорусское общество.
Во-первых, «скаковые» качества политиков, которых оппозиционные силы выставляют для участия в президентской гонке, при всем уважении к господам Милинкевичу, Лебедько и др. оставляют-таки желать много лучшего. Во-вторых, за 11 лет правления Александр Лукашенко создал в Белоруссии такую систему, которая не позволила бы «раскрутиться» даже самому талантливому и пронырливому политику. У оппозиции практически нет доступа к телевидению и вообще к государственным СМИ, а серия недавно принятых законов и указов надежно перекрыла большую часть потенциальных источников финансирования оппозиционных предвыборных кампаний. В-третьих, оппозиция действительно не слишком популярна: по данным опроса, проведенного этим летом белорусским независимым исследовательским центром НИСЭПИ (несколько месяцев назад он был прикрыт властями и перенес большую часть своей деятельности в Литву), рейтинг Александра Лукашенко составляет около 40%, в то время как самые популярные оппозиционные политики могут рассчитывать на поддержку лишь 2–3% электората каждый. Это, впрочем, не означает, что на выборах единый кандидат от оппозиции действительно получит столь мизерное число голосов, — напротив, многие проголосуют за него хотя бы потому, что его зовут не Александр Григорьевич Лукашенко. Но этих «многих» окажется, как обычно, слишком мало для победы.
Белорусский социально-психологический «мэйнстрим» представляет собой комбинацию трех составляющих: патриархально-крестьянской, позднесоветской и восточноевропейской.
Первое значит, что для белорусов, среди которых преобладают горожане в первом и втором поколениях, по-прежнему актуальны многие ценности и архетипы традиционного сельского общества, в том числе фигура сильного, но «простого», близкого народу лидера. (Прозвище «батька», которое сам Лукашенко, по слухам, не жалует, возникло отнюдь не случайно.) Второе означает не просто ностальгию по советским временам, которой хватает, скажем, и в России, а приверженность многих белорусов к социальным ценностям позднесоветской эпохи — стабильности, провинциальному уюту, отсутствию крупных потрясений и социальных контрастов. «Бедненько, зато чистенько». (Кстати, уровень социального расслоения в России превышает белорусский почти в 9 раз, если сопоставлять такие показатели, как сравнительный уровень доходов 10% наиболее зажиточных и 10% самых бедных граждан в обеих странах.)
Наконец, третье — «восточноевропейскость» — проявляется в относительной закрытости и однородности белорусского общества, где, как в большинстве малых и средних стран Центральной и Восточной Европы (Польше, Чехии, Венгрии и др.), нет ни серьезных этнических проблем, подобных российским на Кавказе, ни регионального раздрая вроде существующего на Украине. Зато есть четкое ощущение собственной «самости» — правда, в отличие от западных соседей в Белоруссии оно не принимает форму радикального национализма — и одновременно некоторой отчужденности от крупных народов и стран с их многочисленными проблемами и конфликтами.
Ведь при всем дружелюбии большинства белорусов по отношению к России белорусская проправительственная пропаганда имеет, пожалуй, наибольший успех, когда начинает эксплуатировать тему трудностей восточного соседа — терроризм, нестабильность и проч., — противопоставляя эти ужасы тиши и благодати родных палестин.
<1>И, наоборот, популярные среди некоторых минских идеологов и не чуждые самому президенту идеи представить Белоруссию как «Россию со знаком качества» и локомотив постсоветской (или неосоветской?) интеграции особо широкого отклика в народе не находят. В этом, психологическом смысле белорусы — вполне типичные восточноевропейцы. Просто чехи, поляки или венгры повернуты лицом к Западу, а белорусы — к России.
Сочетание трех перечисленных компонентов достаточно уникально. Поэтому — а не только в силу наличия «последнего диктатора Европы» — Белоруссия и стоит несколько особняком как среди восточноевропейских стран, так и среди бывших советских республик.
И всю эту специфику собственного общества белорусские власти пока учитывают в гораздо большей мере, чем оппозиционеры.
Последние уже много лет эксплуатируют две основные темы — отсутствие в Белоруссии демократии и необходимость национального, в первую очередь, культурно-языкового возрождения белорусского народа. Темы эти, однако, большинство общества не особенно волнуют. (Вопрос о том, хорошо это или плохо, пусть каждый решает сам.) В результате реальные изменения политической ситуации в Белоруссии может принести либо сам режим (это, как продемонстрировал второй президентский срок Александра Лукашенко, крайне маловероятно), либо внешние силы (Россия и Запад, особых поводов для тесного взаимодействия между которыми пока тоже нет), либо постепенные сдвиги в недрах белорусского общества.
Поэтому минская «осень патриарха» будет еще довольно долгой.
Автор --белорусский журналист, сотрудник русской редакции радио «Свобода»
