Цивилизация
Если вы были молоды, то помните, наверное, эту неприятную драматургию? Сейчас вспомните. Встреча с верзилой в темном дворе. Сначала вы вроде намерены сохранить достоинство: «А что такое? в чем дело?» Хотя ясно уже, к чему идет. После коротких необъяснимых препирательств, в ходе которых визави себя заводит, вы-таки получаете по морде. Несколько раз. Мир вокруг начинает немного колебаться. «Ты понял? Нет, ты понял? — Ну... понял». Тут разговор принимает неожиданно миролюбивый оборот: «Ну вот. Да не бойся, я вижу, ты нормальный парень. Живешь где, здесь? Я зря никого не трогаю, если вижу, что нормальный человек... Согласен? Ну, давай» (вынужденное рукопожатие).
Примерно так, видимо, должны были воспринимать миролюбиво-либеральные речи президента Путина представители крупного бизнеса на встрече в четверг.
Президент, как известно, заявил, что поддерживает идею сокращения срока давности по приватизационным сделкам с 10 до 3 лет. И вряд ли акулы российского рынка могли не оценить издевательский смысл этих слов. Приватизационная сделка — не преступление, и сокращение по ней срока давности невозможно. А вопрос об исковом сроке давности по этим сделкам их не слишком беспокоит. По гражданским делам он, согласно кодексу, и так, кстати, три года. А Михаил Ходорковский и Платон Лебедев полтора года сидят в тюрьме по обвинению в «хищении», и это при том, что исковой срок давности по ЗАО «Волна» давно истек. Есть еще подкуп, подлог документов, мошенничество. Да мало ли чего. И, чтобы реализовать идею президента в приятном для предпринимателей ключе, пришлось бы переправлять уголовное и гражданское законодательство, вставляя поправки в том смысле, что обычные сроки давности по разным видам преступлений сокращаются до трех лет, если эти преступления были совершены в ходе приватизационной сделки. Идея, с юридической точки зрения, абсолютно абсурдная и, безусловно, вредная.
Вообще, проблема «итогов приватизации» стоит, в юридическом смысле, совершенно иначе. В принципе, все крупные приватизационные сделки юридически закрыты. То есть государство уже однажды признало права владения нынешних собственников на эти объекты. Проблема же заключается в том, что государство постоянно пересматривает собственные решения и собственную трактовку законодательства, а также заключенных ранее соглашений. Так, в течение нескольких лет оно не видит нарушений условий аукциона и оформляет переход прав собственности, а потом вдруг эти нарушения обнаруживает. Или, например, заключает мировое соглашение с компанией (тот же «Апатит»), а через несколько лет признает его незаконным.
Собственно, от этой практики государство отказываться не намерено. Только теперь она перенесена в сферу налогового администрирования.
Именно выборочный пересмотр практики применения налогового законодательства задним числом стал инструментом лобовой экспроприации ЮКОСа. А так как идею налоговой амнистии президент отвергает, то опасность банкротства по той же схеме висит над большинством крупных холдингов. Новый механизм гораздо лучше и надежнее. Дело в том, что десятилетний срок давности по преступлениям, которые можно инкриминировать в связи с приватизационными сделками, и так истекает — основная масса их приходится на 1993–1996 гг. Зато в окружении президента все чаще звучат мысли о необходимости увеличения срока давности по налоговым искам с 3 до 10 лет. Такой вот ассиметричный ответ.
Иными словами, акулы российского капитала должны были понять слова президента примерно так: «Теперь, когда старые крючки приватизационных нарушений изрядно поржавели и поистерлись, мы намерены сосредоточиться преимущественно на использовании новых крючков, а старые можете прицепить себе на лацканы».
Но это еще не все.
Как будто либеральное (для тех, кто не понимает) предложение президента Путина на самом деле направлено не на укрепление, а на ослабление гарантий прав собственности.
Вообще, смысл приватизационной амнистии, как она могла бы состоятся 4–5 лет назад, заключается в том, что государство признает, что в определенный период времени законодательство было несовершенным, а практика его применения хаотичной, а потому, признавая часть своей вины за это, отказывается от исков, связанных с данными обстоятельствами. Здесь можно определить те нормы и требования законодательства, которые подпадают под амнистию, и тот срок, в течение которого государство не смогло обеспечить их должного исполнения. Иными словами, амнистия возможна по конкретным статьям и в отношении определенного срока.
Предложение же президента (если только это не неловкость изложения) подразумевает, что амнистия по приватизационным нарушениям действует постоянно.
Становится, так сказать, нормой жизни. Это значит, что если кто-то у кого-то отобрал собственность при помощи не слишком хитрых манипуляций, то ковбою надо только-то продержаться всего три года, чтобы считаться уже абсолютно законным владельцем, не отягощенным претензиями обворованного. А собственность его становится неотчуждаемой в законном порядке, но лишь при помощи нехитрых манипуляций еще более бравого ковбоя. Иначе говоря, путинское «послабление» позволяет не столько узаконить приватизацию, десятилетние сроки исковой давности по которой и так практически истекли, сколько узаконить последующий передел собственности.
А учитывая то, что избирательный цикл в России — 4 года, а суд откровенно зависим от исполнительной власти, предложение о трехлетнем сроке давности и вовсе выглядит умопомрачительно.
Подлинный либерализм президента Путина на вчерашней встрече, таким образом, ограничился тремя моментами. Во-первых, он, безусловно, выразился в благодушном настроении президента. Не кричал, губы не поджимал, по микрофону пальцем не стучал. Во-вторых, президент сообщил, что «дело ЮКОСа» — единичный случай, то есть не связано, надо так понимать, с проблемами нарушения налогового законодательство и соблюдения законов в ходе приватизации. Ведь именно эти проблемы в виду их массовости президент как раз обсуждал с предпринимателями и искал, так сказать, пути их разрешения. Ну и, наконец, либеральный настрой, безусловно, выразился в обещании улучшить налоговое администрирование. Оно действительно за последние годы было настолько ухудшено, что задача эта, в принципе, выглядела бы вполне выполнимой. Как пояснил вице-премьер Жуков, улучшение будет заключаться в том, что механизм налоговых проверок «должен стать понятным, прозрачным и не использоваться против добропорядочного бизнеса».
Это, собственно, можно понять двумя способами. Так, что понятный и прозрачный механизм налоговых проверок будет использоваться только против недобропорядочного бизнеса. То есть администрирование улучшают специально и исключительно для него. Или — что более вероятно — так, что прозрачный и понятный будет использоваться против добропорядочного, а против недобропорядочного — какой-то другой. Или все же что добропорядочный вовсе будет от них избавлен, а недобропорядочный получит механизм. В любом случае ясно, что для того, чтобы почувствовать на своей шкуре улучшение администрирования, бизнесменам надо понять, что нужно сделать, чтобы попасть в категорию «добропорядочного». Но ответ на это, в сущности, известен: надо быть нормальным человеком — если ты нормальный человек, то тебя и не тронут. Согласны?
P.S. Президентская амнистия приватизации удивительным образом совпала с еще одной либеральной инициативой, из другого ведомства. Представители ФСБ принуждают ученого Сутягина, осужденного в прошлом году за шпионаж на 15 лет тюрьмы, написать президенту прошение о помиловании (с признанием своей вины). Сутягин своей вины не признает и настаивает на том, что несправедливо осужден. Ну да, возражают ему товарищи, но в таком случае, если ты не виноват, тебе сидеть пятнадцать лет. А если признаешь, что виноват, то тут сразу тебе и выйдет амнистия. Ты что, дурак? Ты нормальный человек?
Это ведь логично. В тюрьме свобода — это амнистия. А не какая-то абстрактная свобода вообще.
