В принципе, сделка по слиянию готовилась тщательнейшим образом и в ней было как будто бы все предусмотрено. В том числе — подробно — и механизмы ее приостановки, расторжения, гарантии сторон и пр. Не было, правда, описано, что происходит, если в ходе сделки прокуратура сажает в тюрьму или объявляет в розыск всех членов основной группы акционеров одной из сторон. Так что в результате документик вышел сырой... Потому что прокуратура возьми как раз их всех и объяви в розыск и в кутузку. Миром, в конце концов, правит случайность. За полгода с десяток уголовных дел. В рамках установления единых для всех правил исполнения законов, как говорит вице-премьер Кудрин. МНС и МПР тоже озаботились едиными правилами. В конце концов, надо же когда-то начинать!
В этой интересной ситуации акционеры «Сибнефти», конечно, не хотят сделки. Но и юридическую процедуру развода соблюдать вроде как нет резона. Деловое сообщество с пониманием даже отнеслось к этому: ну, не дураки же они платить $1 млрд неустойки людям, которые по тюрьмам да по эмиграциям разогнаны. Да и про $3 млрд, которые «Сибнефть» получила за свои акции, как-то разговаривают неохотно. И то правда — а куда их, в тюрьму что ли нести?
Вы сначала выживите, а потом про деньги спрашивайте.
В общем, акционеры «Сибнефти» могут себе позволить вести себя, как бы это сказать ... уверенно. Не то у акционеров ЮКОСа. Им приходится строить все новые линии «последней защиты». Вот, к примеру, удивительные заявления совета директоров компании, вступившего как бы в полемику с основными акционерами. Мол, менеджмент оставляет за собой право не одобрить схему расторжения сделки, если она будет ущемлять интересы каких-либо, прежде всего миноритарных, акционеров. Аналитики как-то мутно прокомментировали это заявление. Мол, дистанцировать кампанию от преследуемых государством акционеров, новый стандарт корпоративного управления, где интересы компании и основных акционеров — не одно и то же.
Между тем смысл позиции совета директоров вполне, кажется, прозрачен. Совет независимых директоров декларируют свое право попытаться воспрепятствовать такой сделке, на которую акционеры ЮКОСа вынуждены будут пойти ввиду конкретно стесненных своих басманно-матросских обстоятельств.
То есть, если в это самое не слишком счастливое для них время им будет сделано предложение, от которого — как любят выражаться в России — они не смогут отказаться.
~ В этом случае совет директоров и привлеченные им международные консультанты смогут показать на пальцах, что такая схема приносит акционерам кампании прямой ущерб. И таким образом поставить под сомнение ее добровольный и прозрачный характер.
Очевидное пересечение двух конфликтов: политического «ЮКОС-Кремль» и бизнес-коллизии «ЮКОС-Сибнефть» — порождает естественным образом в русском деловом сообществе массу конспирологических версий. Но если не погружаться в увлекательный мир конспирологии, а остаться на поверхности очевидного, то можно сказать следующее.
В ситуации фронтальной атаки со стороны госорганов ЮКОС превращается в неравноправного партнера по сделке. И «Сибнефть» готова, кажется, этим воспользоваться. С другой стороны, самые тщательные корпоративные и юридические процедуры, самые прописанные соглашения немедленно девальвируются, если государственная машина или какие-то ее подразделения вдруг обнаруживают «нарушения» (никак не связанные с существом сделки) у одной из сторон.
Власть, таким образом, остается в России мощным рычагом влияния на распределение собственности. Имеет, если угодно, прямое денежное выражение в рамках той или иной сделки. Это, пожалуй, самая главная характеристика сегодняшней российской государственности и российских отношений собственности. Власть в России не регулирует отношения собственников, а регулирует самих собственников. И волей-неволей это становится едва ли не основным содержанием ее деятельности.
Во всяком случае, очевидно, что пока государство может регулировать собственников и прямо или косвенно влиять на распределение собственности, оно не может стать легитимным арбитром во взаимоотношениях собственников.