Цивилизация
В конце июля международная жизнь по традиции замирает, давая возможность осмыслить итоги внешнеполитического года. По своему накалу завершившийся период мировой политики (осень 2002-го — лето 2003 года) чуть-чуть не дотянул до предыдущего сезона, начало которому положило 11 сентября 2001-го. Крупномасштабные боевые действия в Персидском заливе, острейшие разногласия великих держав, поколебавшие единство двух главных организаций атлантического пространства — НАТО и Евросоюза, очевидный провал Совета Безопасности ООН, оказавшегося в решающий момент на обочине событий, — достаточно оснований для того, чтобы считать истекший отрезок времени историческим. Не станем включаться в уже утомившую всех дискуссию о том, в каком мире мы живем после Ирака и каковы перспективы американского «унилатерализма» (новое модное слово, прочно засорившее русский политический лексикон). Нас интересует куда более конкретный вопрос: может ли Россия записать прошедший сезон в свой актив?
Иракская война стала самым серьезным до сих пор испытанием стратегического курса президента Путина на сотрудничество с Западом, заявленного им после прихода в Кремль и получившего мощный импульс 11 сентября 2001 года. Не вдаваясь в анализ того, под воздействием каких факторов колебалась позиция России по Ираку и какие эмоционально-идеологические перекосы были допущены в самый горячий период начала американо-британской кампании, можно констатировать: линия президента устояла.
Сезон-2002–2003 Россия завершает, оставаясь в хороших отношениях со всеми ведущими державами, включая и участников антииракской коалиции.
Символическую черту под иракским расколом подвели питерский суперсаммит мировых лидеров и эвианская встреча «большой восьмерки». И хотя ни одна из сторон не изменила своей оценки кризиса, все предпочли более не обострять разногласий во избежание усугубления урона.
Россия должна извлечь из всей иракской коллизии свои уроки. Во-первых, о том, что участие в антиамериканских альянсах сегодня контрпродуктивно, сколь представительным этот альянс не был бы и сколь убедительной не казалась бы аргументация. В конечном итоге США все равно добьются своего, и их оппонентам придется скрепя сердце приспосабливаться к новой ситуации, но в значительно менее выгодных для себя условиях. При этом неучастие в антиамериканских объединениях не означает отказа от принципов и автоматической поддержки всего того, что делает Вашингтон. От России ведь в случае с Ираком ждали не отправки войск в Залив, а всего лишь китайской позиции — осуждающего нейтралитета: мы, мол, вас предупреждаем, что это неправильно, и мы не согласны, но поступайте как знаете. Не уверен, что подобная модель возможна в случае Северной Кореи и особенно Ирана (России в силу многих причин труднее отгородиться от этих кризисов), но, по крайней мере, общий вывод о необходимости взаимодействовать с Америкой актуален и в будущих коллизиях.
Второй, пожалуй, более важный урок заключается в том, что серьезного успеха на мировой арене сегодня не добиться, конструируя геополитические комбинации наподобие «осей» или «треугольников».
Всколыхнувшиеся было надежды на то, что единый фронт с Берлином и Парижем, столпами ЕС, приведет к прорыву в непростых отношениях с Евросоюзом, быстро рассеялись: солидарность в борьбе за многополярный мир — отдельно, а экономические, правовые и гуманитарные вопросы взаимодействия — отдельно. Разочарование в несостоявшемся альянсе привела к тому, что в конце сезона в Москве заговорили о бесперспективности ставки на Европу и необходимости сориентироваться обратно на США.
Но главное, что минувший сезон в очередной раз подтвердил: проблемы, связанные с положением России в мире, не решаются средствами дипломатии. В глобальном мире без границ успех внешней политики все больше зависит от того, что происходит внутри страны. Можно спорить о том, какие ошибки совершала российская дипломатия в той или иной ситуации, но в целом благодаря внешнеполитической активности президента рамочные условия для успеха созданы. Потенциал политических жестов практически исчерпан; кажется, не осталось ни одного заявления о сотрудничестве и партнерстве России и Запада, которое еще не было бы сделано. Сезон-2002–2003 подтвердил и развил все декларативные достижения, которых добилась Россия годом раньше, апофеозом стало трехсотлетие Санкт-Петербурга, мероприятие, превзойти которое по масштабу и торжественности просто невозможно. Пришло время реализации всех заложенных предпосылок, наполнения политической оболочки предметным содержанием. Но здесь никаких сдвигов нет, потому что несоответствие между содержанием и формой взаимоотношений все более разительно.
Конвертировать благоприятный имидж России в реальную интеграцию с развитыми странами весьма непросто, да и сам этот имидж весьма еще неустойчив.
И в этом нет ничего удивительного. На высшем уровне долго убеждают британских, скажем, предпринимателей вкладывать деньги в России, а потом случается история с ЮКОСом, и те же предприниматели, что пару недель назад благосклонно внимали президенту в Сити, качают головами и обращают свои взоры куда угодно, только не к нам. Да и вообще, делают выводы, которые трудно потом опровергнуть.
Вообще, изменить отношение к себе, ничего в самих себе не меняя, невозможно. Бог уж с ним, с инвестиционным климатом, — вещь тонкая и чувствительная, с кондачка не улучшишь. Но вот с Чечней нам вроде бы за отчетный период удалось заметно продвинуться: после захвата Театрального центра на Дубровке и всплеска активности террористов-шахидов разговоры о чеченском сопротивлении как-то затихли даже в либеральной Европе, а неоконсервативная Америка и вовсе включила ичкерийских лидеров в черные списки.
Сбылось то, чего мы так долго добивались: сепаратистов причислили к «террористическому интернационалу».
Не надо обольщаться. Ахмеда Закаева нам все равно не выдадут: даже если европейский суд будет благожелательно к нам настроен, ему нужны конкретные доказательства. А если наши свидетели, привезенные в Лондон, прямо на слушаниях отказываются от показаний, убедительности позиции России это не добавляет. Но самое главное — тот факт, что в Чечне теперь обосновались посланцы «Аль-Каиды (организация запрещена в России)», не отменяет предыстории конфликта, его причин и внутренних обстоятельств.
~В этом смысле показательны высказывания одного из «серых кардиналов» Белого дома Ричарда Перла, только что побывавшего в Москве. Перл, служивший еще в администрациях Рейгана и Буша-старшего, — убежденный неоконсерватор, один из идеологов силовой политики нынешней администрации, беспощадной к проявлениям терроризма. Уж с ним-то по Чечне проблем возникнуть не должно: мочить — и все тут. Но и Перл, отвечая на вопрос о чеченских шахидах, высказался очень осторожно. В том смысле, что настоящий шахид совсем другой, это обычно молодой исламский фанатик, отравленный пропагандой экстремистов, а не женщина, все родственники которой погибли в результате действий федеральной армии. И ставить знак равенства между боевиком «Исламского джихада (организация запрещена в России)» и «черной вдовой» из Грозного нельзя. Вот тебе и неоконсерватор!
Российская внешняя политика едва ли идеальна, но надо отдавать себе отчет, что не в ней наша главная проблема. Без внутреннего развития мы каждый новый сезон на мировой арене будем ходить по кругу. Пока это кому-нибудь не надоест — или нам, или нашим партнерам.
Автор — главный редактор журнала «Россия в глобальной политике», специально для «Газета.Ru-Комментарии»
