В последнее время Европа озабочена прежде всего проблемами Греции, и многие другие темы оказались оттеснены на задний план. Между тем именно в июне и июле Старый Свет подвергся самому масштабному пришествию нелегальных мигрантов: только с начала года Средиземное море на утлых суденышках пересекли почти 120 тыс. человек — и не менее 3,5 тыс. трагически погибли в пути.
Мигрантов находили в отсеках шасси прилетавших в Европу воздушных лайнеров, они блокировали тоннель под Ла-Маншем, устраивали беспорядки в европейских городах.
Большинство этих несчастных заслуживают в первую очередь жалости и поддержки. Однако тот факт, что проблема миграции превратилась в XXI веке в одну из важнейших, требует, на мой взгляд, непредвзятого и откровенного разговора о ее истоках, современном состоянии и перспективах (и методах) адаптации развитых стран к этому феномену, который, вероятно, не исчезнет никуда в эпоху прогрессирующей глобализации.
Разговор этот хочется начать с самого простого и в то же время сложного вопроса: какие основания имеют мигранты требовать, чтобы их принимали, а порой и обеспечивали в развитых странах?
Сегодня миграции имеют прежде всего экономическую природу. Из 240 млн человек, живущих в мире за пределами стран, в которых родились (не считая натурализованных граждан), почти 92% покинули родину в поисках лучшей доли.
Беженцы и лица, преследуемые по тем или иным основаниям, составляют не более 8% общей массы мигрантов.
Экономическая миграция, безусловно, имеет свои положительные следствия: принимающие страны получают дополнительные трудовые ресурсы; страны, откуда приезжают работники, — финансовые. Суммы переводов из развитых стран в развивающиеся достигли в 2014 году $436 млрд в год, и, хотя это менее половины того $1 трлн, который бизнесмены и чиновники из развивающихся стран каждый год выводят из своих экономик за рубеж, эти деньги сильно помогают жить беднякам всего мира.
Однако поток мигрантов создает в развитых странах ряд проблем, среди которых наиболее важными можно назвать три.
Во-первых, он оказывает давление на рынок труда, понижая заработные платы и увеличивая безработицу среди представителей титульной нации. Во-вторых, он закладывает предпосылки к изменению этнической и культурной структуры общества, размывая его историческую идентичность. В-третьих, по мере хотя бы относительного инкорпорирования мигрантов в общество он начинает менять ориентиры социальной политики.
Наибольший дискомфорт, как свидетельствует европейский опыт, приносят последние два обстоятельства: даже если никто не против того, чтобы мигранты конкурировали на рынке труда,
мало кому нравится тратить на них и членов их семей все большие средства из социальных фондов и наблюдать за меняющимся обликом собственной страны.
Неудивительно, что в 2013–2015 годах партии, выступающие против притока мигрантов, обеспечили себе значительные электоральные успехи: австрийская Партия свободы заручилась поддержкой 17,5% избирателей на выборах в национальный совет Австрии в сентябре 2013 года; французский «Национальный фронт» набрал 24,9% на выборах в Европарламент в мае 2014-го, а партия «Истинные финны» — 19,1% на парламентских выборах в апреле 2015-го. Представляется, что популярность этих сил продолжит расти.
Насколько рационален выбор граждан и может ли европейская политика быть скорректирована с учетом их требований?
Фундаментальной основой гуманистического подхода европейцев к мигрантам выступает доктрина прав человека. Она требует отношения к каждому человеку с равным уважением и признания за ним равных прав, в том числе права «свободно передвигаться и выбирать себе местожительство в пределах каждого государства», а также «покидать любую страну, включая и свою собственную, и возвращаться в свою страну» (Всеобщая декларация прав человека, ст. 13).
Эта доктрина также предполагает, что никто не должен подвергаться насилию, угрозе смерти, а также дискриминации на почве цвета кожи, вероисповедания и национальности. Я полагаю, что признание всех этих прав универсальными является величайшим достижением человечества, но при этом настаиваю, что ни одно из них не может быть основанием для современной европейской миграционной политики.
Если никто из людей не заслуживает быть убитым в этнических чистках и граждане развитых стран считают себя обязанными отстаивать данный принцип, им следует активнее предпринимать гуманитарные интервенции в рамках подхода, предполагающего R2P (responsibility to protect).
Правильнее не допускать трагедии Руанды и Сребреницы, чем предоставлять убежище вдовам и детям их жертв.
Если люди не достойны жить менее чем на $1 в день, нужно способствовать развитию отстающих стран и улучшать качество управления в них, а не открывать двери перед теми, кто бежит с мирового «юга» на «север» в поисках средств к выживанию. Права человека должны соблюдаться во всем мире, а не только в отдельных странах, становящихся приютом для обиженных и обездоленных.
То, что мы видим сегодня в Европе, представляет собой проявление исторического конфликта между универсальными правами человека и конкретными правами граждан отдельных стран.
Изначально между ними не делалось различия (знаменитый документ времен Французской революции назывался Декларацией прав человека и гражданина), но сегодня диссонанс очевиден, ведь право человека из далеких краев жить там, где он пожелает, входит в противоречие с правом европейских граждан жить там, где жили их предки, и при этом жить так, как они считают нужным.
Конфликт между правами человека и гражданина становится главным социальным конфликтом эпохи глобализации, и он должен быть цивилизованно разрешен, если общества не хотят серьезных проблем.
На мой взгляд, преодоление этого конфликта возможно только на путях строгого следования изначальной версии доктрины прав человека.
Да, люди имеют право жить там, где они пожелают, но из этого не вытекает, что там для них должны создаваться особенные условия.
Если кто-то намерен приехать в развитую страну работать, то, вероятно, для этого следует создать даже больше возможностей, чем сегодня, но при этом он не должен рассчитывать на социальные пособия, государственное жилье или бесплатное здравоохранение. Если работодатель оплачивает за него страховку или же он покупает ее сам — нет проблем. Если ему хватает зарплаты на наем квартиры — отлично. Если достаточно даже на частную пенсионную страховку — вообще замечательно.
Государство, приверженное соблюдению прав человека, должно гарантировать такому мигранту лишь личную безопасность, недопущение дискриминации по этническому или религиозному признаку, свободу слова и судебную защиту.
Человек внес свой вклад в развитие экономики страны — он вознагражден высоким доходом, качеством жизни и защитой своих неотчуждаемых прав. Ему должны быть предоставлены документы, позволяющие легально находиться и работать в стране и в случае необходимости свободно ее покинуть. И, собственно, все.
Если человек не может найти в другой стране достойное занятие, ему не стоит туда ехать.
Если он столь религиозен, что не способен терпеть существующую в этом государстве свободу слова или смириться с отсутствием там храмов для отправления своих религиозных обрядов, — тем более. Если он намерен не столько сотрудничать с принимающим обществом, сколько за его счет решать собственные проблемы, права человека тут ни при чем.
Иначе говоря, много проблем может быть снято в том случае, если права мигрантов жить и работать там, где им кажется предпочтительным, не будут вступать в противоречие с гражданскими правами жителей принимающей страны организовывать свой социум так, как они считают нужным.
В 1970-х годах Макс Фриш, швейцарско-немецкий писатель, сформулировал эту дилемму в знаменитой фразе «Man hat Arbeitskräfte gerufen, und es kamen Menschen» («Мы звали рабочих, а приехали люди»). Сегодня пришло время задуматься, почему так случилось, и попытаться вернуться к первоначальному замыслу. Попробуем наметить несколько направлений, в которых могло быть предпринято подобное переосмысление, а также задуматься о том, что они способны принести.
С одной стороны, следует облегчить приток трудовых мигрантов и либерализовать трудовое законодательство. Мигрант получает все права, которыми пользуются жители страны, кроме некоторых. Во-первых, он не имеет права просить гражданства. Во-вторых, право на пособие по безработице возникает после, скажем, десяти лет подтвержденной официальной занятости. В-третьих, на него не распространяются никакие социальные пособия. В-четвертых, государство не обязано обеспечивать условия для сохранения культурной или религиозной самобытности мигрантов.
Дети мигрантов, рожденные в стране пребывания, имеют право просить гражданства по достижении совершеннолетия; они до этого возраста получают образование и медицинскую страховку за счет государства. Я не вижу в таком предложении никаких признаков ущемления прав человека: признание этих прав не означает, что мигранты должны обретать права, которые имеют граждане принимающих стран, как никто и не обязан предоставлять им гражданство через несколько лет пребывания.
С другой стороны,
миграция должна выстраиваться именно как экономический процесс.
Каждый год иммигранты продлевают свой вид на жительство и разрешение на работу на основании документов, подтверждающих их работу или их доходы в истекшем году, в случае отсутствия таковых они должны покинуть страну. В случае их отъезда они имеют право востребовать возмещение всех средств, которые были выплачены из их зарплаты в фонды пенсионного обеспечения. Любое воспрепятствование реализации их культурной или религиозной идентичности должно быть запрещено, но и никакое финансирование такой активности со стороны государства осуществляться не может.
Мультикультурализм должен предполагать взаимное уважение культур и отказ от навязывания мигрантами своих стандартов поведения принимающей стороне. Законодательство и правоприменительная практика не должны учитывать национальные, религиозные или культурные особенности жителей страны. Иными словами,
нужно видеть в приезжих не только работников, но и людей, но не обязательно воспринимать их как носителей «самоценной» культуры, а тем более как граждан, пусть даже и потенциальных.
Пример оптимального решения проблемы миграции дают, на мой взгляд, страны неевропейской культурной традиции. Например, в Объединенных Арабских Эмиратах неграждане страны составляли в 2013 году 84,8% населения. Значительное большинство (почти 85% всех живущих в ОАЭ иностранцев) составляют выходцы из Индии, Пакистана и сопредельных стран, занятые на низкоквалифицированных работах (прежде всего в строительстве и сфере услуг) на основе срочного трудового договора. Остальные — граждане развитых стран, работающие в финансовом секторе, управлении, образовании, здравоохранении и т.д.
При том что в стране постоянно проживают до 400 тыс. американцев и европейцев, ни в одном из эмиратов христиане не могут получить местное гражданство, а на иностранцев не распространяются многочисленные социальные программы, действующие «для своих». Да, ОАЭ стали гораздо менее традиционным исламским обществом, чем многие сопредельные государства, но это общество оставляет за собой возможность самому определять свой исторический путь.
В короткой статье нельзя коснуться всех аспектов сложной проблемы миграции, но, на мой взгляд, два обстоятельства выглядят очевидными. С одной стороны, закрывать общество от притока работников или отказываться от обеспечения их базовых прав невозможно и несправедливо по отношению к людям, готовым своими усилиями строить собственное будущее. С другой стороны, создавать систему, при которой уже сложившееся общество должно приспосабливаться к мигрантам ради соответствия неким абстрактным принципам, недопустимо и несправедливо по отношению к тем, кто поколениями трудился ради блага этого общества.
Найти баланс в этой сложной ситуации позволят только тщательное разделение и кодификация прав человека и прав гражданина — задача, явно стоящая на повестке дня в большинстве развитых обществ.