Цивилизация
Давайте отмечать годовщину Олимпиады каждый год. Вспоминать, сопереживать, мысленно возвращаться. С круглыми датами, как положено. Надо только принять за точку отсчета какой-нибудь день. Открытие? Но тогда мы еще не знали, как все пройдет, не были уверены, что выиграем по медалям. Закрытие? Но вдруг кто-то скажет, что празднуем не великую победу, а избавление от ярма? Выбор даты идеологически важен. Если не ошибемся — можно начинать.
Нам действительно есть что вспомнить и отпраздновать. Успех сочинских Игр удивил даже иностранцев, что уж говорить про нас самих? Не очень ждали, не слишком верили, а оказалось — смогли. Материализовали духовные скрепы. Доказали себе и другим.
Мне не известны люди, которым бы Игры не понравились. Среди тех, кто был в Сочи, таких точно нет. Обиженные по мелочи не в счет. Остальные берегут память, как лампаду. Невозможно забыть гигантский круглосуточный муравейник, в котором все подчинено единому плану. Софитный свет арен в вечернем тумане. Приходящие минута в минуту автобусы, которые отвезут вас куда угодно даже пустыми, даже без пароля «пока все не передадут, не поедем». Вежливых контролеров понятной профессии и жутко позитивных волонтеров.
Церемонии награждения в Олимпийском парке, когда страна, еще не поделенная на проценты в соотношении 86 к 14, немела от любви к своим. К Липницкой, Зубкову, Шипулину, Сотниковой, Ану, Уайлду. Ко всем, кто побеждал, и ко всему, что с триколором.
В те дни слова «свои», «мы», «наши» проникали внутрь особенно глубоко. Часть людей упиралась, не желая гнать от себя мысль о стоимости банкета, но в конце концов сдались и они. Нас вынули из серого и погрузили в яркое. В идеально организованное и победное. Мы не знали, что так бывает. Где-то — наверное. Но не у нас.
А ведь было. И потом перестало быть.
Мне кажется, с такими чувствами не вспоминают свои Олимпиады ни в Лондоне, ни в Ванкувере. Там отсутствовал разительный контраст праздника с бытием. Там экономили, встраивали Игры в повседневную жизнь. Их и не перетряхнуло особо.
А в нашу жизнь встроить такую Олимпиаду было невозможно. Какую-то другую, серую и кособокую, пожалуй. Но не такую. И потому в Сочи создали специальную жизнь. С нуля. На время. Но с возможной пролонгацией, которая и называется «наследие».
Год спустя самое время поговорить о том, что мы унаследовали.
В спортивном плане — медали и все из них вытекающее. Не видел точных данных, но в стране, полагаю, прибавилось детей, мечтающих стать звездами шорт-трека, скелетона, сноуборда и санного спорта. А хоккеистов у нас и так хватало, не к ночи их сочинское выступление будь упомянуто.
Случились и объективные потери. Ушли из большого спорта такие глыбы, как Зайцева, Зубков, Демченко. Многим федерациям теперь не хватает спонсоров, облегченно вздохнувших после выполнения в Сочи своего гражданского долга. Замыленный предолимпийский скандал с допингом в биатлоне также следует вычесть из общего плюса.
Но хуже от победы в медальном зачете еще ни одной стране мира не становилось. Спортивное сознание нации в таких случаях растет.
Другое дело — инфраструктура. Нас не спрашивали, что мы хотим от Олимпиады и в каком месте нам это нужнее. Список объектов утверждал Международный олимпийский комитет, южный город Сочи с купеческим размахом предложила власть. В итоге за свои деньги мы получили набор сооружений, который необходимо использовать и содержать. До Игр было много разговоров о продуманном плане послеолимпийского применения арен и трасс. В реальности все оказалось сложнее.
Главный стадион Игр обошелся в 23,5 млрд руб. Еще 3 млрд недавно выделили на демонтаж его крыши. На «Фиште» прошли четыре церемонии, включая паралимпийские открытие и закрытие. После этого стадион ушел на реконструкцию. На днях видел телесюжет: снова рабочие, снова каски, техника и сварка. Арену готовят к футбольному чемпионату мира 2018 года. Сочи достанутся три или четыре матча. До этих светлых дней стадион будет пустовать, поскольку футбольной команды, достойной «Фишта», в летней столице России нет.
В мире не так много стадионов стоимостью под миллиард долларов. График «8 событий за 4 года» вынудил бы их владельцев удавиться на остатках ненужной крыши. В России этого не произойдет. Здесь за тех, на чьи деньги построена арена, уже подумали. Наше мнение не требуется, если надо, «Фишт» постоит пустым. Такая у него послеолимпийская планида.
В отличие от футбольной команды, хоккейная в теплом Сочи есть. А имелся бы в программе Олимпиады бейсбол — была бы бейсбольная. И неважно, что городу нужнее. Важно, что объекты уже построены и их надо как-то использовать. Пусть даже не зарабатывая, поскольку это почти невозможно. Просто загружать, чтобы не простаивали. Провести международный экономический форум, например. Или чемпионат мира по шахматам. Или этап «Формулы-1». Пустой объект — словно памятник. А памятники ассоциируются со смертью. В Сочи же надо изо всех сил изображать жизнь. Кому надо? Да просто надо, и все.
В этом году город примет два чемпионата мира по керлингу. В 2017-м на Красную Поляну приедут сильнейшие бобслеисты и скелетонисты. На кое-каких объектах проходят чемпионаты России. Но вот олимпийские трамплины в соревновательном смысле почти мертвы. И лучший в мире лыжно-биатлонный комплекс «Лаура» едва используется для тренировочных сборов. Впрочем, не комплекс — трассы.
Простаивает часть арен и в нижнем кластере. Сейчас туда водят экскурсии. Тем, у кого сохранился олимпийский паспорт болельщика, скидка 20%. Но заборы на огромной заасфальтированной территории разбирать не стали.
Олимпийский укрепрайон не хочет адаптироваться к мирной жизни. Он хочет адаптировать эту жизнь под себя. Процесс идет трудно.
В относительном порядке лишь «горнолыжка». Но она изначально строилась под туризм. Владельцу «Розы Хутор» Владимиру Потанину, скажем, государство компенсировало лишь специфические олимпийские навороты вроде пандусов для инвалидов. Кто-то жалуется на стоимость подъемников, кто-то, напротив, доволен ценами («Тысяча рублей за обед с пивом разве много?»). Однако на Новый год Красная Поляна была забита под завязку. В стране нет курортов с такой инфраструктурой, а прослойка людей, готовых платить, наоборот, есть. Да и эпилепсия рубля отталкивает от дорожающей заграницы.
Сам город Сочи после Олимпиады стал более чопорным, неоновым и официальным. В нем по-прежнему трудно с работой, зато убавилось пробок и прибавится фестивалей, которые перекочуют из недружелюбной теперь Юрмалы. Сюда же из-под Ейска перебросят игорную зону. Очередникам, ждущим квартир с 1963 года, точнее уже их детям, стали давать освободившееся волонтерское жилье. Правда, не в центре города: там селят полицию и прочих государевых людей. А обычным предлагают справить новоселье в Эсто-Садке, что на Красной Поляне, или за Адлером, поближе к абхазской границе. Соглашаются не все: ездить оттуда на работу в Сочи далеко и накладно.
Наполнить олимпийскую столицу туристическим смыслом могло бы решение транспортной проблемы. Но ситуация грустна, как музыка Эдуарда Артемьева, звучавшая на закрытии Игр.
Сочи, полагаю, единственный олимпийский город, не имеющий нормального автомобильного сообщения с Большой землей. Сюда ведет дорога кошмарной кривизны и постыдной ширины. 260 км до Краснодара в разгар курортного сезона — 10 часов. Дорога, ясно, не «Фишт», МОК ее строительства не требовал. А жаль. Очень жаль.
Ну и самое важное, пожалуй. Не дождавшись от власти вопросов, какая нам нужна Олимпиада и для чего, мы все же верили: размах и шик, будь они неладны, покажут миру истинное, открытое лицо новой России. Сочи почти справился с этой задачей. Из-за олимпийских колец проступило даже большее, чем лицо, — русская душа.
Но едва на «Фиште» отплакал Мишка 2.0, изображение стало меняться. Миллиарды, вложенные в имидж, обернулись просто разовой услугой олимпийскому движению, поскольку мир увидел совсем другое лицо совсем другой России. И продолжает видеть до сих пор. Какое из этих лиц наше? Кто мы? Зачем мы пытались понравиться, выпадая из штанов, если тут же снова сменили пряник на кнут?
В феврале прошлого года я сидел в сочинской гостинице и писал материал, посвященный окончанию Игр. Тогда казалось, что, помимо прочего, Олимпиада преследовала еще одну цель. Она являлась той самой «маленькой победоносной войной», которая, по выражению шефа царской жандармерии Вячеслава Плеве, «надобна вождям в их щекотливых управленческих делах».
Год спустя приходится писать другое. Те Игры не были войной. Они были ее предчувствием.
