Северная утопия

Когда отгремит юбилейный салют, уедут привезенные президентом на стрелку Васильевского острова гости и уйдут из Невы военно-исторические корабли, город Петербург поспит немножко и проснется обновленным. Не к юбилею, а именно что после юбилея, и начнутся в городе серьезные перемены. Ибо юбилей исправляет в городе не столько фасады и дороги, сколько мозги горожан.

Попробуйте представить себе город этакой большой деревней. И вот в деревне, предположим, весна, а на всю деревню есть одно-единственное ведро картошки. Так вот начальник предлагает картошку отдать ему, чтобы он ее посадил в землю. И ему картошку отдают, а он не сажает ее, а сразу съедает. Всю! Ну и кому от этого счастье? Ведро картошки – это ведь немного. Даже одному начальнику приходится жить впроголодь. А люди ненавидят начальника, сожравшего их картошку. И вместо всеобщего счастья и благоденствия царит тогда в городе озлобление, застенчиво именующее себя духовной жизнью.

Другое дело, когда юбилей. На юбилей городскому начальству из государственного бюджета дают сразу много ведер картошки, а еще богатые люди тоже дают, потому что приедет президент. И средств получается так много, что никакое начальство не может эти средства сразу все украсть, так что волей-неволей часть из них приходится инвестировать в городское хозяйство.

То есть, представьте себе, первый раз в жизни начальник деревни не съел общественную посевную картошку, а немножко посадил. И в конце лета картошка уродилась. И украсть можно не одно ведро, а двадцать ведер, при том, что останется еще ведер сто, которые можно раздать людям, и люди будут довольны и не будут пенять начальнику воровством.

Я хочу сказать, что такое масштабное и государственное событие, как юбилей города, приучает городское начальство воровать не из инвестиций, а из прибыли. Отцы города понимают вдруг, что из прибыли воровать во всех отношениях выгоднее, а люди догадываются наконец, что особое состояние души, каковое они почитали духовной жизнью, было на самом деле просто бедностью.

Итак, во-первых, после юбилея прежде всего поприличнее станет одеваться городское начальство. Тут же, вы понимаете, иностранные гости приехали, и всякому городскому начальству обязательно объяснят пиарщики из Москвы, что галстук за пятьдесят долларов носить нельзя, а надо носить за триста. И узел надо вязать не позавчера, а непосредственно перед выходом из дома. И ботинки надо иметь не стоптанные и не фабрики «Скороход». И оздоровительным бегом надо заниматься не по коридорам Смольного, а по дорожкам стадиона, и, стало быть, придется строить стадион. И время от времени надо посещать концерты классической музыки, а стало быть, надо ремонтировать филармонию. И когда встречаешь, например, Гергиева, то неплохо бы похвалить его вагнеровские постановки, то бишь в худшем случае заучить наизусть слово «Вагнер», а в лучшем даже научиться насвистывать «Полет Валькирии». О Господи, даже и представить себе трудно, как украсится и похорошеет город на том только основании, что чиновники среднего звена станут вязать свежие галстучные узлы.

Первым признаком обновления и новой жизни станет привычка петербуржцев думать, что если встречаешь на улице прилично одетого, а главное, улыбающегося человека, то он не обязательно иностранец и не обязательно москвич.

Видите ли, юбилей связан с необходимостью много чего устроить. Все эти праздники и приемы, все эти салюты и фонтаны, какими бы безвкусными они ни были сами по себе, организуют в Петербурге невиданное доселе количество рабочих мест. За работу по организации юбилея платят в Петербурге, конечно, чудовищно мало, но в городе все равно появится некоторое критическое количество людей, получивших все же какие-то деньги. Приходится констатировать, что обязательно вырастут цены на все, и тогда, зайдя поутру в кафе и обнаружив, что круассан подорожал вдвое, петербуржец, воодушевленный тем фактом, что накануне видел живьем сорок пять глав государств, спросит придирчиво:

— Круассан-то хоть свежий?

С этого момента начнется новая эпоха. После многолетнего перерыва петербуржец в некоторой критической массе своей станет не просто стеснительно потреблять что попало, а обращать внимание на качество потребляемого. Не просто одеваться, а в хорошую одежду. Не просто выходить замуж или жениться, а выходить замуж за приличного молодого человека. Не просто ходить в театр, а на хорошие спектакли. Петербуржцы станут вдруг обращать внимание, какой бензин заливают в машину, какое пиво пьют, какую еду едят, с какими людьми ведут дела, с какими людьми делят ложе.

Как только люди в Петербурге догадаются наконец, что можно быть качественным человеком, а можно быть некачественным, то, во-первых, станут улыбаться, во-вторых, перестанут ныть, а в-третьих, начнут работать. И тут уж подъема и бума не избежать.

Стоматологические кабинеты, косметические кабинеты, парикмахерские, фитнес-центры умножатся. Подержанные автомобили на улицах уступят постепенно место новым автомобилям, каковое обстоятельство разовьет кредитные организации. Странным образом из-за этого люди в Петербурге перестанут думать, будто все вокруг пытаются их обмануть, а начнут некоторым особенно близким друзьям все же верить. В конце концов рост общего доверия приведет к высшей форме доверия – ипотечному кредиту, хоть поначалу и под драконовский процент.

Тут город перекопают. Отремонтированные к юбилею дороги и фасады никого не остановят, поскольку люди станут покупать не квартиры, а дома на основании сложных договоров кредитования. Модно будет покупать не старинную коммуналку с тараканами и провисшим потолком, а квартиру в капитально отремонтированном вплоть до перекладывания коммуникаций доме.

Главное разочарование на этом, без сомнения, радужном и оптимистическом празднике жизни ждет петербуржцев именно в столь почитаемой ими сфере духовности.

Когда отравленные свежими круассанами и приличным шампанским петербуржцы прорвут железный занавес снобизма и откроют город миру, то тут-то им и станет ясно, что по-настоящему качественная духовная жизнь представлена в городе Мариинским театром и государственным Эрмитажем. И все!

То есть, разумеется, в Петербурге есть еще множество великих актеров, талантливых музыкантов, крупных писателей, но всем им как бы слегка чего-то всегда не хватает. Или что-то у них лишнее, например шляпа, каковую все приличные люди, кроме иудеев, должны бы обязательно снимать в помещении.

Москва тоже долго считала себя культурным городом, пока, наконец, не стала приглашать действительно звезд мировой величины, а не Розенбаума, и не загордилась еще больше. И потребовалось года два, чтобы понять – составляя план мирового турне, хоть Чечилия Бартоли, хоть Слим Шейди, никогда не вносят туда Москву и Петербург сами, а приехать в российские столицы могут лишь по случаю.

Так вот, году примерно на 302-м своей жизни Петербург признается вдруг себе, что никакая он не культурная столица, а культурное захолустье, у которого, слава Богу, чудом каким-то есть Эрмитаж и Мариинский театр. И вот с этого момента город действительно начнет превращаться в культурную столицу России, Европы, мира, вселенной.

На превращение уйдет лет двадцать. За это время из исторического центра города на Ржевку вытеснен будет господствующий ныне тип бледного и озлобленного человека. Там, на Ржевке, лет через двадцать зародится некоторое новое направление искусства, что-то вроде британской гитарной музыки, гарлемского рэпа или британских рассерженных драматургов, или парижских проклятых поэтов.

Это самое бледное поколение принесет Петербургу настоящую мировую славу и сделает Петербург самым модным в мире городом. Если, конечно, нынешней осенью в связи с иракской войной не случится какого-нибудь экономического кризиса, каковой закроет все предоставляемые юбилеем возможности. Ну, значит, тогда опять не повезло.

Автор — специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ»